Умозрительная психология - протоиерей Фёдор Голубинский

доля, так сказать, бесконечности, не знает меры и пределов в повторении нравственных действий, к которым получила расположение или навык. Доколе все эти худые навыки и нравственные расположения, принятые душей с чувством услаждения, и все их отрасли – многоразличные действия не будут умерщвлены посредством обратных действий свободной воли, дотоле душе не отдано свое. Отдание душе своего в том и состоит, чтобы допущены были в ней все действия и последствия, к каким она настроила себя, чтобы продолжался тот порядок, в какой человек себя поставил, и испытал все естественные последствия этого порядка, – этого требует закон правды Божественной. Если теперь рассмотреть состояние духа истинно добродетельных мужей, то в них увидим много семян добра, которые начали возникать, или уже возникли; они много трудились над очищением и возвращением своих желаний и стремлений к вечности, к истинному верховному благу, боролись со своей чувственностью и побеждали ее, видя суету здешней жизни, возлюбили жизнь вечную. Что же значило бы, если бы вдруг уничтожились все эти труды и усилия, посвященные вечности? Это несогласно не с премудростью только и благостью, но и с правдой Божией.

Некоторые философы в подтверждение бессмертия души представляли довод, касающийся внешнего благополучия или злополучия мужей истинно добродетельных. Кант и его последователи говорили: Поелику истинно добродетельные не получают соразмерных наград в здешней жизни, а большей частью терпят гонения и бедствия, ибо на земле добродетель страдает, а порок благоденствует: то нужно получить им утешение и радость в другой жизни. Мысль эта не основана на глубоком знании человеческого сердца, и доказательство, основанное на ней, слабо. Добродетельные мужи чем усиленнее трудились и трудятся для преуспевания в добре, тем более замечают в себе недостатков, нежели совершенств, потому не услаждаются немногими благонамеренными своими делами, но глубоко чувствуют, что всякая слабость и всякое злое желание не должны остаться без воздаяния. По мнению Канта, добрая воля дороже всего, нужно только, чтобы она уцелела; что делать, говорили последователи его, если соединены с ней слабости? По такому учению, гордо требуется воздаяние в вечности за благонамеренные действия. Но истинно добродетельные мужи не примут на себя явиться в вечности перед лицом Бога правды с гордым челом и самонадеянно требовать себе награды. Нет, свойственно им явиться перед судом вечной правды с чувствами благодарности и смирения и с прошением помилования. Добродетельный муж высоко ценит не свою добрую волю, но сущий в нем образ подобие Божества; он лучше, живее и искреннее, чем другой кто, может чувствовать цену добрых потребностей и законов, вложенных Творцом в природу нашу, благих средств и пособий, доставляемых им для преуспеяния в добродетели; он лучше других может чувствовать в себе начинающуюся вечную жизнь. Но что можно было думать о Создателе человека, о Его правде, если бы вложенное Им самим семя вечности, начав уже расти и оплодотворяться, вдруг было истреблено, все Богоподобные законы вдруг были ниспровергнуты? Если бы истинно добродетельный муж, ощущающий уже в себе начатки вечной жизни, должен был прийти к той мысли, что все это, с разрушением тела, уничтожится, то конечно это было бы для него сильнейшим мучением. Таким образом это доказательство основывается на ревности защитить правду Божию; ничто столько не может утвердить бессмертия души, как живое и опытное ощущение в себе начинающейся уже вечной жизни.

Но тот же закон правды Божией имеет равную силу по отношению как к добрым, так и злым действиям, совершаемым в настоящей жизни. Человеком непрестанно сеется множество разных нравственных семян; все они требуют жизни, стремятся к тому, чтобы раздражаться. Но во временной жизни они не получают полного развития, которое должно же быть вследствие их жизненности и плодотворности. Равным образом не последовало и уничтожение их через противные действия, через болезненное ощущение скорби; потому что душа в настоящий период жизни непрестанно развлекается внешними впечатлениями и не знает, что собирает в себя; пестрота призраков изменяющегося бытия чувственных вещей, привлекая ее к себе, не оставляет ей времени на то, чтобы осмотреть себя и, осмотревшись, ужаснуться и начать истребление в себе зла. Но зрелость добра и зла непременно должна последовать. Зрелость добра необходимо последует потому, что в этом состоит высшее назначение человека; зрелость зла должна последовать потому, что без того не может быть перехода к добру. Но зрелость зла состоит в том, когда не только свободная воля, но и чувство получает плоды зла, когда вместе с ним придет чувство скорби, как необходимое и естественное последствие зла; в этом и состоит искоренение его, через ощущение скорби, начавшие раздражаться нравственные семена и могут быть истреблены. Но как ни добро, ни зло не достигают своей зрелости в настоящей жизни, то необходимо должна быть другая жизнь, в которой последует зрелость того и другого. Это доказательство бессмертия души человеческой, основывающееся на рассмотрении правды Божией, есть самое сильное.

Теперь нужно разрешить вопрос: что разум может заключать о состоянии души человеческой в загробной жизни? То есть, нужно привести в большую ясность две последние принадлежности бессмертия души, именно: сохранение ее личности, самосознания и нравственное мздовоздаяние.

Один из германских мыслителей, Клодий находит нужным для ясности различать пять составных частей человеческой жизни: а) тело и его жизнь, б) жизнь органическую, в) жизнь душевную, или деятельность тех познавательных и желательных сил, которые имеют отношение к миру конечному, г) жизнь ума или духа и д) сознание и личность. Хотя все эти части жизни составляют одну цельную жизнь человека, но, для ясности, в отвлечении можно различать их между собой. Что же можно сказать о каждой из этих составных частей жизни человеческой?

3) Относительно телесной жизни опыт свидетельствует, что тело человека разрушается на составные части, становится добычей сил физической природы и употребляется им для новых сочетаний. Нельзя сказать, чтобы сила смерти вдруг, мгновенно разрушала наше тело; с самим образованием его, она приражается к нему и трудится над его разложением. Видимое наше тело получает образование через принятие и присоединение к своему зародышу инородных частиц и через отделение их; он в каждую минуту и растет и разрушается, растет очень приметно, а убывает неприметно, так что через 20 лет в организме человека не остается ни одной частицы, которая была прежде, а все образуется вновь. Но не решен еще этот вопрос: по разрушении видимого тела, останется ли душа без всякого материального облачения, или она будет иметь какое-либо тончайшее, невидимое тело, которое могло бы служить субстратом действий и способностей чувственности? Эти способности не могут быть отняты