Месть Красного Дракона - Элис Кларк

очень важное. И если после моих слов ты захочешь вернуться к начатому, я не стану тебя останавливать. Идет?

Я знала, что он поступает так ради меня. Что утром я, скорее всего, буду ему благодарна, но сейчас мне так сильно хотелось его, что все тело заныло, стоило только вспомнить поцелуй. В этот момент, в лунном свете, который просачивался сквозь окно, Дэниел выглядел совершенным.

– Соглашусь, но только в обмен на еще один поцелуй, – без небольшой хитрости все же сдаваться не хотела.

Дэни лишь покачал головой и тут же улыбнулся:

– Какая же ты упрямая.

– Уверена, тебе это нравится.

– Мне нравится в тебе абсолютно все, – он приблизился к моему лицу и прошептал прямо в губы: – Только один.

Я кивнула, и он приник к моим губам. Этот поцелуй кардинально отличался от предыдущего. В нем не было спешки, опаляющей страсти, жадности. Казалось, Дэни вкладывал в него всю свою нежность, осторожно изучая меня. Или же пытался запомнить. Момент был настолько чувственным, что хотелось остановить время и остаться в нем. Но все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Вот и Дэни уже мягко отстранился и теперь смотрел на меня с нотками грусти во взгляде.

– Пора отдохнуть, Ники, – он начал подниматься со мной на руках, я крепче обняла его за шею, а затем обвила ногами торс. Дэни лишь прошептал: – Держись крепче, милая обезьянка, – так мы и дошли до кровати.

Стоило голове коснуться подушки, как я уже начала проваливаться в сон. И не слышала ни последующих слов Дэни, ни его отдаляющихся шагов, ни звука закрывающейся двери.

Глава 13. Неизвестный. Лос-Анджелес

– Ты говоришь не о справедливости, ты говоришь о мести, – раздалось из телевизора в номере отеля. На экране мелькали кадры фильма «Бэтмен: Начало».

Я мог наизусть озвучить реплики героев. Особенно те, что слетали с губ главного персонажа.

Мы с ним похожи. У обоих отняли родителей. Оба жаждем наказать виновных. Добиться гребаного правосудия. Но разница в том, что у Брюса[3] с детства имелись средства для достижения цели. Я же поднимался с низов. Зубами вгрызался в глотки тех, кто вставал у меня на пути. Добивался своего любой ценой. Любыми жертвами. Я создал себя сам. И оттого моя победа будет слаще.

– Иногда это одно и то же, – вторил я словам Брюса.

– Нет, никогда, Брюс. Правосудие – путь к гармонии, а месть – попытка облегчить свою боль, – не унималась Рэйчел Доуз[4].

Я скривил губы, выключил телевизор, затем схватил с кофейного столика зеленое яблоко и нож.

– Будто ты когда-либо испытывала настоящую жажду мести, Рэйчел. Легко говорить, не находясь в шкуре раненого зверя, – крепко сжав в ладони фрукт, воткнул нож, намереваясь разрезать яблоко пополам. Лезвие, пронзив мякоть, уперлось в ладонь: – Но стоит оказаться в ней, и раскаленная добела ярость заполнит вены. Тогда все, что ты будешь видеть перед собой, – мишень, нарисованную на лбу обидчика. И любой ценой достанешь стрелы со смоченным ядом наконечником, чтобы угодить точно в «яблочко». Чтобы избавиться от оглушительной, нестерпимой боли.

Резким движением отдернул нож, полоснув плоть. С губ сорвалось шипение, но уголки, дрогнув, поползли вверх, пока я, продолжая сжимать яблоко, приподнял руку и наблюдал, как тонкая струйка крови, смешавшись с кислым соком, стекает вниз.

Ладонь пульсировала. Кожу на месте пореза щипало.

Я закрыл глаза, впитывая ощущения.

Поглощая боль.

– Я чувствую боль. Значит, я еще жив, – прошептал я. Эти слова, точно мантра, преследовали меня со дня, когда я едва не умер.

И все из-за Драконов.

С ненавистью отбросив половинки яблока, я уставился на раскрытую ладонь с уродливыми кровавыми разводами. Однако зачастую именно в уродстве и находил воодушевление. Очевидно, моя душа тянулась к себе подобному.

Резкая трель телефона нарушила тишину. Схватив со столика салфетку, я прижал ее к ране и в три шага дошел до источника звука. На экране мобильного высветилось имя Роберта Кэмпбелла.

На удивление Роберт оказался легкой мишенью. За идеальным фасадом скрывалась та еще гниль. Измены, подкуп окружного прокурора, отмывание денег. Выяснив подноготную, его легко было подсадить на крючок, с которого уже не сорвется, не подвергнув опасности семью.

Взяв аппарат, прежде чем ответить, проверил, что в фоне запущено приложение для искажения голоса.

– Роберт, – произнес отрывисто, нажав на кнопку принятия вызова, – полагаю, все прошло по плану?

– Как и задумывалось, – ответил он скрипучим голосом. – Хотя репортеры заставили понервничать, когда стали распускать слух, что у руля теперь встанет истинный владелец компании.

– Николетта, – произнес я, перекатывая ее имя по языку.

Дочь Томаса Кейна.

Однажды мы уже встречались. В тот день, когда ее привезли в злосчастный дом. Я с тревогой наблюдал из окна, как ее выволокли из черного внедорожника. В памяти отпечатался образ хрупкой невысокой девочки лет семи с растрепанными волосами в бежевом платье с пятнами грязи. Когда она, прежде чем ее провели в дом, подняла голову, посмотрев на окно, наши взгляды на миг встретились. В покрасневших от слез глазах застыл неподдельный ужас. И он передался мне. Нити страха стремительно опутали разум. Уже тогда я знал, что впереди всех нас ждет пламя преисподней.

Когда на второй день ее заточения я пришел к Лукасу и поделился дурным предчувствием, он только рассмеялся.

– Пацан, не лезь не в свое дело, – заявил он, продолжая чистить оружие. – Скоро Томас поймет, что у него нет иного выхода, кроме как добровольно положить под наш топор голову отпрыска Уоллсов.

Ну, или свою, – усмехнулся он. – Меня устроит любой вариант. Кровь за кровь. Таковы законы нашей семьи.

– Что, если они дадут отпор? Мы на их территории, – упорствовал я. – Еще не поздно отступить. Твоя месть подождет.

Лукас резко встал и, подойдя ко мне, наотмашь отвесил пощечину тыльной стороной ладони.

– Соберись. В конце концов, я пошел на это и ради тебя тоже. Прояви больше благодарности. Не позорь память отца.

Тогда, в десятилетнем возрасте, я еще не понимал, почему они все так одержимо желали пролить чужую кровь. Однако в ту же ночь я проснулся от звуков выстрелов. А спустя несколько дней ощутил, как первые коготки жажды отмщения вонзились и в меня, отравляя кровь и душу.

С тех пор я олицетворял законы нашей семьи.

На том конце линии многозначительно откашлялись. Я резко вынырнул из воспоминаний, когда Роберт вновь заговорил:

– Я выполнил свою часть уговора. Теперь твой черед.

– Пришлю снимки завтра. И, друг мой, – усмехнулся я, – советую