Женщины, которые любят слишком сильно - Робин Норвуд

— В моей жизни было, наверное, больше ста мужчин, и, вспоминая прошлое, я готова поспорить, что каждый из них был либо гораздо моложе меня, либо оказывался мошенником, алкоголиком, наркоманом; педерастом или сумасшедшим. Сто «невозможных мужчин»! Как только мне удалось найти их?

Мой отец был армейским капелланом. Это означало, что он изображал из себя доброго и любящего человека везде, кроме собственного дома. Там он мог не притворяться и становиться таким, каким он являлся на самом деле: жестоким, требовательным, критичным и эгоистичным. Они с матерью считали, что мы, дети, существуем ради того, чтобы помочь ему с блеском выполнять свои профессиональные обязанности. Нам следовало отлично учиться в школе, быть милыми и послушными и никогда не попадать в неприятные ситуации. Учитывая духовный климат, царивший в семье, это было невозможно. Каждый раз, когда отец находился дома, атмосфера становилась такой напряженной, что ее можно было резать ножом. Между отцом и матерью не существовало близости. Открытых ссор не было, мать просто молча кипела от ярости. Когда отец делал что-нибудь по ее просьбе, он всегда старался намеренно все испортить. Однажды сломалась входная дверь, и он починил ее, вбив огромные гвозди, обезобразившие весь интерьер. Мы научились держаться от него подальше.

После ухода в отставку отец целыми днями торчал дома и каждый вечер восседал в своем кресле, сердито глядя по сторонам. Он мало разговаривал, но само его присутствие отравляло нам жизнь. Я по-настоящему ненавидела его. Тогда я не понимала, что у него были собственные проблемы. Проблемы имелись и у нас: они заключались в том, как мы реагировали на отца и помогали ему управлять нами одним фактом его присутствия. Это была бесконечная борьба характеров, и он всегда одерживал верх, хотя действовал пассивными методами.

Я очень рано стала бунтовщицей. Как и моя мать, я постоянно сердилась, и единственным способом выражения моего гнева было отрицание всех ценностей, олицетворяемых моими родителями. Я старалась быть противоположностью всему и вся в моей семье. Думаю, больше всего меня бесил тот факт, что окружающим мы казались совершенно нормальными людьми. Мне хотелось взобраться на крышу и во весь голос кричать о том, какая у нас ужасная семья. Но никто как будто не замечал этого. Моя мать и сестры, видимо, считали, что проблемы есть только у меня, и я смирилась с этим, совершенствуя свою роль.

В высшей школе я принимала участие в издании нелегальной газеты, вызвавшей большой скандал. Потом я поступила в колледж и, как только представилась возможность, уехала из страны. Мне хотелось оказаться как можно дальше от дома. Внешне я оставалась ярой бунтовщицей, но внутри у меня не было ничего, кроме сомнений и замешательства. Свой первый сексуальный опыт я приобрела в Европе, и моим партнером был не американец. Им оказался молодой африканский студент. Он горел энтузиазмом побольше узнать о Штатах, и я чувствовала себя его наставницей — более сильной, более мудрой, хорошо владеющей языком.

Тот факт, что я была белая, а он черный, поднял много шума, но мне было все равно. Это укрепляло мое мнение о себе как о бунтовщице.

Несколько лет спустя, по-прежнему учась в колледже, я познакомилась с англичанином и вышла за него замуж. Он был интеллектуалом из состоятельной семьи, и я уважала его социальный статус. В свои двадцать семь лет он все еще оставался девственником. Я снова оказалась в роли учительницы, что позволяло мне чувствовать себя сильной и независимой.

Наш брак продолжался семь лет. Мы жили за границей, и я была ужасно беспокойной и несчастной, хотя и не понимала, почему. Потом я встретилась с молодым студентом-сиротой и завязала с ним бурный роман, ради которого оставила своего мужа и двоих детей. До встречи со мной этот молодой человек имел сексуальные отношения только с мужчинами. Мы два года прожили вместе в моей квартире. У него были любовники-мужчины, но меня это не беспокоило. Мы перепробовали все сексуальные приемы, нарушили все запреты. Для меня это было приключением, но через некоторое время мною снова овладело беспокойство, и я избавилась от него как от любовника, хотя мы до сих пор остаемся друзьями. После него потянулась длинная череда романов с настоящими подонками. Все они, за очень редким исключением, переезжали ко мне. Большинство из них также занимало у меня деньги, иногда тысячи долларов, а двое втянули меня в свои незаконные махинации. Несмотря на все происходившее, я не понимала того, что в моей жизни существуют серьезные проблемы. Поскольку каждый из этих мужчин что-то получал от меня, я чувствовала себя сильной стороной, распоряжающейся делами по своему усмотрению.

Потом я вернулась в Штаты и вступила в связь с мужчиной, который, наверное, был самым ужасным из всех. Из-за алкоголизма у него возникли серьезные нарушения в деятельности мозга. Он был склонен к насилию, редко мылся, не работал и несколько раз сидел за решеткой за хулиганство, связанное с употреблением спиртного. Я отправилась с ним в агентство, где он проходил программу помощи лицам, осужденным за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, и тамошний инструктор предложил мне встретиться с консультантом, поскольку ему было ясно, что у меня тоже есть серьезные проблемы. Это было ясно инструктору, но не мне; я считала, что со мной все в порядке, а неприятности бывают только у мужчин, с которыми я живу. Но я все-таки сходила на консультацию, и женщина-терапевт сразу же попросила меня рассказать о своем отношении к мужчинам. Раньше я никогда не рассматривала свою жизнь под таким углом. Я решила продолжать встречи с ней и постепенно начала разбираться в той схеме поведения, которую создала для себя.

В детстве я настолько отрезала себя от всех чувств, что теперь нуждалась в драматизме, предоставляемом этими мужчинами, хотя бы для того, чтобы чувствовать себя живой. Трудности с полицией, пристрастие к наркотикам, финансовые махинации, опасные люди, безумный секс — все это стало для меня нормой жизни. Однако фактически, даже имея все это, я по-прежнему ничего не чувствовала.

Я продолжала ходить на консультации и по предложению терапевта начала посещать собрания женской группы. Мало-помалу я начала узнавать некоторые вещи о себе — о своем влечении к нездоровым или неполноценным мужчинам, которыми я могла управлять посредством своих попыток помочь им. Хотя я несколько лет ходила к психоаналитику в Англии, без конца рассказывая о своей ненависти к отцу и своем гневе на мать, я никогда не связывала эти чувства со своей увлеченностью «невозможными» мужчинами. Мне всегда казалось, что я извлекла огромную пользу из психоанализа, но он так и не помог мне изменить схему моего поведения. Изучая свое прошлое поведение, я вижу, что в те годы оно становилось все хуже и хуже.

Теперь я начинаю поправляться с помощью терапевта и своей группы, и мои взаимоотношения с мужчинами тоже начинают немного улучшаться. Не так давно у меня был роман с диабетиком, не желавшим принимать инсулин.

Я пыталась помочь ему лекциями об опасности такого поведения, пыталась улучшить его самооценку. Это может звучать странно, но моя связь с ним была шагом вперед. По крайней мере он не был законченным наркоманом, хотя с ним я по-прежнему играла знакомую роль сильной женщины, отвечающей за благополучие своего партнера. Сейчас я временно оставила мужчин в покое, потому что наконец поняла, что на самом деле мне не хочется заботиться о них — просто это было единственным знакомым мне способом отношений с ними. Забота о мужчинах была для меня средством, помогающим избежать мыслей о себе. Я учусь любить себя, заботиться о себе и отказываться от отвлекающих факторов — ведь именно такими факторами являлись мужчины в моей жизни. Конечно, это пугающая задача: ведь я гораздо лучше умею заботиться о мужчинах, чем о самой себе.

Перед нами снова появляются темы-близнецы: отрицание и контроль. Семья Челесты находилась в состоянии эмоционального хаоса, однако этот хаос никогда не признавался и не выражался открыто. Даже ее бунт против семейных норм и правил послужил лишь слабым намеком на существование глубинного неблагополучия в семье. Она кричала, но ее никто не слушал. В своем расстройстве и изоляции она отключилась от всех чувств, кроме одного: гнева на своего отца за его эмоциональную отчужденность и на остальных членов семьи за отказ признать свои проблемы или ее страдания. Но ее гнев существовал сам по себе; она не понимала, что он происходит от ее бессилия изменить семью, которую она любила и в которой нуждалась. Во враждебной обстановке она не могла удовлетворить свои потребности в любви и безопасности, поэтому принялась искать взаимоотношения, которыми она могла управлять — взаимоотношения с менее образованными, опытными, обеспеченными мужчинами либо с теми, кто стоял ниже ее на социальной лестнице. Глубина ее потребности в таких отношениях со всей очевидностью проявилась в выборе ее последнего партнера: запойного алкоголика со склонностью к насилию. Но Челеста — умная, многоопытная, образованная и практичная — по-прежнему отказывалась признать болезненность и ущербность своего выбора. Сила отрицания собственных чувств и ощущений вместе с потребностью контролировать партнера и взаимоотношения с ним превосходила все рациональные доводы. Выздоровление Челесты потребовало от нее отказа от интеллектуального анализа себя и своей жизни и открытости для душевных мук, сопровождавших невероятную изоляцию, в которой она оказалась с самого детства. Многочисленные и экзотические сексуальные связи были для нее единственным возможным выходом, поскольку она почти не ощущала связи с другими человеческими существами и с собственным телом. Разумеется, подобные связи не могли дать ей настоящей близости с другими людьми. Драматизм и возбуждение служили для нее заменой близости и эмоционального самовыражения. Выздоровление означало необходимость остаться наедине с собой, без мужчины в качестве взбадривающего средства, и погрузиться в собственные чувства, включая мучительное осознание своей изоляции от окружающих. Понадобилась также поддержка других женщин, понимавших ее чувства и поведение и поощрявших ее усилия. Челеста начала учиться общению с людьми и искусству доверять им, но самое главное — она начала учиться говорить с собой и доверять себе.