Женщины, которые любят слишком сильно - Робин Норвуд

Я не могла оставить его до тех пор, пока не увидела его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким мне хотелось его видеть. В последние три месяца нашего брака я просто наблюдала — не читала ему бесконечных нотаций, а просто наблюдала за ним. Именно тогда мне стало ясно, что я не могу с ним жить. Много лет я ждала, когда смогу полюбить того замечательного мужчину, в которого муж превратится с моей помощью. Лишь надежда на то, что он переменится ради меня, поддерживала меня все это время.

Однако мне по-прежнему не было ясно, что я отдавала предпочтение не тем мужчинам, которые сами по себе были замечательными, а тем, которых считала нуждающимися в моей помощи. Это начало доходить до меня лишь после нескольких романов с «невозможными» мужчинами: один не расставался с бутылкой, второй был педерастом, третий оказался импотентом, а четвертый, с которым у меня завязались довольно длительные отношения, состоял в очень несчастном браке. Когда этот последний роман закончился катастрофой, я уже не могла верить в то, что мне просто не везет. Я знала, что сама приложила руку ко всему, что со мной произошло.

К этому времени я стала психологом с лицензией, и смысл всей моей жизни сводился к помощи людям. Теперь я знаю, что среди моих коллег очень многие похожи на меня: на работе они помогают другим, нуждаясь при этом сами в такой же помощи. Все мое общение с сыновьями сводилось к напоминаниям, лекциям, поощрениям и к беспокойству за них. Это было все, что я знала о любви — беспокойство за людей и попытки помочь им. Я не имела ни малейшего представления о том, что можно принимать людей такими, каковы они есть, возможно, потому, что никогда не относилась к себе подобным образом.

И тут жизнь оказала мне настоящую услугу. Мои дела как раз пошли под гору. Когда мой роман с женатым мужчиной закончился, у обоих моих сыновей возникли неприятности с законом, а у меня начались серьезные проблемы со здоровьем. Я просто больше не могла заботиться о ком-то еще. Офицер полиции, отвечавший в течение испытательного срока за моего сына, сказал, что мне давно пора позаботиться о себе. Каким-то образом мне удалось услышать его. После всех лет моей работы психологом он оказался единственным, кто наконец-то смог достучаться до меня. Вся моя жизнь должна была пойти под откос, чтобы мне удалось трезво посмотреть на себя и оценить глубину моей ненависти к себе.

Одним из наиболее тяжелых фактов, которые мне пришлось признать, был тот факт, что моя мать на самом деле не хотела нести ответственность за мое воспитание. Теперь, будучи взрослой, я могу понять, как тяжело ей было. Когда она говорила, что люди не хотят моего общества, она в действительности имела в виду себя. Ребенком я чувствовала это, но была не в состоянии признать проблему и предпочла ее проигнорировать. Я игнорировала массу вещей, не позволяла себе слышать постоянную критику матери в мой адрес и не замечала, как мать сердилась, если мне становилось весело. Мне было слишком страшно ощущать ее враждебность, направленную на меня, поэтому я перестала чувствовать, перестала реагировать и направила всю свою энергию на примерное поведение и на помощь другим. Пока я работала с кем-то еще, у меня не было времени обращать внимание на себя, ощутить собственную боль.

Хотя это и было нелегко для моей гордости, но я вступила в группу взаимопомощи, куда входили женщины, имевшие проблемы с мужчинами. Группа походила на те, которые я обычно вела по долгу службы, но теперь я оказалась лишь смиренной участницей. Хотя мое самолюбие получило изрядную встряску, группа помогла мне разобраться в моей потребности управлять людьми и контролировать их и отказаться от нее. Я начала выздоравливать изнутри. Вместо того чтобы работать над другими, я работала над собой, и работы было очень много. С тех пор как я начала отказываться от попыток исправить всех и вся, мне пришлось практически перестать разговаривать! Получилось так, что все сказанное мною до тех пор было «полезным». Меня потрясло, какое огромное место в моей жизни занимала потребность управлять и контролировать. Изменение моего поведения привело к радикальным переменам в моей профессиональной деятельности. Я стала оказывать моим клиентам моральную поддержку, пока они работали над решением своих проблем. Раньше я чувствовала, что несу огромную ответственность за их выздоровление, теперь же для меня гораздо важнее понять их.

Прошло некоторое время, и в моей жизни появился нормальный, здоровый человек. Он совершенно не нуждается в моей помощи. У него все в порядке. Сначала я испытывала большое неудобство, находясь в его обществе.

Я училась быть с ним вместо того, чтобы пытаться переделать его. В конце концов, долгое время я только так и могла общаться с людьми. Но я научилась просто быть собой, не навязывая себя и свою помощь. Теперь я чувствую, что моя жизнь начинает приобретать некий смысл. Я продолжаю ходить в свою группу, чтобы не оступиться и не попасть в старую колею. Иногда что-то во мне хочет снова «управлять концертом», но я хорошо знаю, что будет со мной, если я поддамся этому искушению.

Как все рассказанное соотносится с отрицанием и контролем? Пэм начала с отрицания действительности: гнева и враждебности своей матери. Она не позволяла себе почувствовать, каково быть нежелательным объектом, а не любимым ребенком. Она не позволяла себе никаких чувств, потому что они причиняли ей слишком сильную боль. Позже эта неспособность воспринимать и испытывать эмоции фактически привела ее к связям с мужчинами, которых она выбирала. Ее эмоциональная сигнализация, которая могла бы предупредить ее об опасности, была отключена с самого начала каждого из ее романов из-за сильно развитой потребности в отрицании. Она не могла почувствовать, что на самом деле представляли собой ее партнеры, поэтому считала их нуждающимися в ее поддержке и понимании.

Роль Пэм в развитии взаимоотношений, сводившаяся к пониманию, поощрению и улучшению своего партнера, обычна для женщин, которые любят слишком сильно, и, как правило, приводит к результату, полностью противоположному желаемому. Вместо благодарного, верного партнера, преданного женщине и зависящего от нее, она вскоре обнаруживает, что он становится все более сердитым, критичным и неуправляемым. Из-за потребности поддерживать свою автономию и уважение к себе он может перестать рассматривать ее как решение всех своих проблем, вместо этого превратив ее в источник многих, если не большинства из них.

Когда такое случается и во взаимоотношениях происходит разрыв, женщина испытывает глубокое отчаяние из-за своей неудачи. Если она не может заставить даже такого нуждающегося в помощи и неполноценного мужчину полюбить себя, то как она может надеяться завоевать и удержать любовь нормального мужчины? Этим объясняется, почему такие женщины часто меняют одни плохие взаимоотношения на другие, еще более плохие: с каждой неудачей они чувствуют себя все менее достойными уважения и любви.

Теперь нам ясно, как трудно для женщины сломать привычную схему поведения, если она не приобретет понимания глубинной потребности, стоящей за ее поступками. Пэм, как и многие другие женщины, сделавшие помощь окружающим своей профессией, использовала собственную карьеру для того, чтобы укрепить хрупкое чувство собственного достоинства. Она могла реагировать только на потребность в помощи; это относилось к ее клиентам, детям, мужьям и другим партнерам. В каждой области своей жизни она искала способов заглушить глубоко укоренившееся чувство собственной слабости и неполноценности. Пока Пэм не испытала на себе могучую исцеляющую силу понимания и поддержки сверстников из своей группы, ее самооценка не могла повыситься. Когда же это случилось, она смогла установить с окружающими здоровые взаимоотношения, включая и взаимоотношения с нормальным мужчиной.

Челеста: Сорок пять лет, разведена, имеет троих детей, живущих с отцом за границей.

— В моей жизни было, наверное, больше ста мужчин, и, вспоминая прошлое, я готова поспорить, что каждый из них был либо гораздо моложе меня, либо оказывался мошенником, алкоголиком, наркоманом; педерастом или сумасшедшим. Сто «невозможных мужчин»! Как только мне удалось найти их?

Мой отец был армейским капелланом. Это означало, что он изображал из себя доброго и любящего человека везде, кроме собственного дома. Там он мог не притворяться и становиться таким, каким он являлся на самом деле: жестоким, требовательным, критичным и эгоистичным. Они с матерью считали, что мы, дети, существуем ради того, чтобы помочь ему с блеском выполнять свои профессиональные обязанности. Нам следовало отлично учиться в школе, быть милыми и послушными и никогда не попадать в неприятные ситуации. Учитывая духовный климат, царивший в семье, это было невозможно. Каждый раз, когда отец находился дома, атмосфера становилась такой напряженной, что ее можно было резать ножом. Между отцом и матерью не существовало близости. Открытых ссор не было, мать просто молча кипела от ярости. Когда отец делал что-нибудь по ее просьбе, он всегда старался намеренно все испортить. Однажды сломалась входная дверь, и он починил ее, вбив огромные гвозди, обезобразившие весь интерьер. Мы научились держаться от него подальше.