Weird-реализм: Лавкрафт и философия - Грэм Харман

что не поехали в Братлборо. Как, вероятно, подозревают читатели, Эйкли был схвачен или подчинен пришельцами и письмо было напечатано на машинке (впервые) именно потому, что эти создания или их прислужники-люди не могли убедительно подделать почерк Эйкли.

47. Мрачные секреты и незапамятные обычаи

«Когда мы выехали из Братлборо, мое нервное напряжение и мрачные предчувствия только усилились, ибо затерянный в дымке гористый пейзаж с подступающими к шоссе грозными лесными чащами и гранитными утесами смутно намекал на мрачные секреты и незапамятные обычаи, которые могли оказаться враждебными к человеку» (WD 454; ШТ 352 — пер. изм.).

Лавкрафт — искусный пейзажист, хотя по очевидным причинам его цветовая палитра ограничивается тёмными тонами. В травелоге, открывающем «Ужас Данвича», в антарктических сценах «Хребтов безумия» и в описании окруженного болотами Инсмута виден дар Лавкрафта представлять определенные географические локации как подходящие места для надвигающегося ужаса. Но ничто в его повестях и рассказах не намекает на буквальную связь между первыми и вторым. Безжизненные ландшафты сами по себе не испытывают тлетворного влияния иномирных существ, если только это не превращающее все в пыль заражение цветом извне. Нет, его ландшафты просто представляют угрожающий фон для событий, которые вскоре должны развернуться.

Вышеописанный ландшафт даже более лавкрафтианский, чем обычно. Вермонтский сельский пейзаж «затерян в дымке», что приводит к нервному напряжению и мрачным предчувствиям. Подступающие гранитные утесы «смутно намекают» на что-то, а именно на «мрачные секреты» и «незапамятные обычаи», которые в свою очередь могут оказаться враждебными, а могут и не оказаться. Если попытаться испортить этот пассаж, то мы уже неоднократно делали подобное с помощью излишней буквализации, заменяя смутные намеки конкретными, но в итоге разочаровывающими подробностями. Ради разнообразия мы можем попытаться испортить данное описание другим способом. Одна из умалчиваемых особенностей этого описания в том, что Уилмарт оказывается на одном уровне неведения с читателем. Холмы на что-то намекают, но никто из нас не знает, на что именно. В других местах — например, когда Уилмарт принимает безрассудное решение отправиться в Братлборо по просьбе псевдо-Эйкли, — Лавкрафт позволяет читателям быть умнее рассказчика. Но что точно никогда не сработало бы в лавкрафтовском мире, так это рассказчик, знающий больше читателя. Возьмем, к примеру, такое стилистическое извращение: «Я прекрасно знаю, на какие мрачные секреты намекают подступающие к шоссе грозные лесные чащи и гранитные утесы. Но я не собираюсь делиться этой информацией с читателем». Трудно представить что-то менее лавкрафтианское по тону, чем этот тщетный и бессильный снобизм.

48. Едва ощутимая ритмичная вибрация

«Отгоняя от себя смутные сомнения и тревоги, я... как и ожидалось, оказался в затемненной комнате. Здесь странный затхлый запах стал еще сильнее. Вместе с тем я ощутил некую легкую, едва ощутимую ритмичную вибрацию в воздухе» (WD 459; ШТ 359).

Тот факт, что странный запах становится сильнее, когда Уилмарт входит в комнату, не слишком интересен, поскольку он просто намекает на то, что Эйкли — это псевдо-Эйкли, о чем читатели, скорее всего, уже догадались. Настоящий интерес в этом пассаже представляет, разумеется, его завершение: «...Я ощутил некую легкую, едва ощутимую ритмичную вибрацию в воздухе». Мы уже встречались с такими намеренно смутными описаниями звука в случае сопутствующему голосу «призрачному инфрабасовому тембру», издаваемому гигантским невидимым братом Уилбера, или менее неопределенного, но более путающего жужжания, скрывающегося за идеальной грамматикой и интеллигентным выговором с фонографической записи. Мастер стилистических фуг, Лавкрафт, теперь меняет заданную тему, отделяя странность звука от любого голоса вообще. Одно лишь физическое присутствие грибов с Юггота (очевидное для читателя, но не для Уилмарта), по-видимому, производит ощущение ритмичной вибрации в воздухе — и не будем забывать, что эта вибрация «легкая» и «едва ощутимая». Хотя в повести это так толком и не объясняется, в письме от 6 апреля 1928 года псевдо-Эйкли оставляет достаточно намеков, чтобы мы в общих чертах поняли, что произошло. Как объясняет подставной Эйкли Уилмарту,

пришлые, вероятно, самые чудесные органические существа во всем космосе и за его пределами; это представители космической расы, в сравнении с которыми все иные формы жизни являются лишь тупиковыми ветвями. Они скорее растительной, нежели животной природы, если только в этих терминах можно описать субстанцию, из коей они созданы, и имеют грибовидную структуру, хотя наличие хлорофиллоподобного вещества и очень необычной пищеварительной системы разительно отличает их от обычных листостебельных грибов. В сущности, данный тип существ создан из уникальной разновидности материи, не встречающейся на нашем участке космического пространства — и ее электроны имеют совершенно иной коэффициент вибрации (WD 447; ШТ 342-343).

Читая эти слова, мы вновь качаем головами в ответ на решение Уилмарта отправиться в Братлборо, а также на решение этих созданий раскрыть столь многое о своей природе тому, кто мог бы вообще не приехать. Однако этот пассаж дает нам достаточно «смутное», «едва ощутимое» объяснение наличия в воздухе странной ритмичной вибрации. Электроны с совершенно иным коэффициентом вибрации — вполне резонный ответ.

49. Милосердная уклончивость

«...Я содрогнулся от отвращения, услышав о чудовищном ядерном хаосе по ту сторону угловатого пространства, которое в „Некрономиконе“ с милосердной уклончивостью именуется Азатотом» (WD 464; ШТ 365).

В этом пассаже Лавкрафт достигает нового пика в совершенствовании своей техники. Эдмунд Уилсон, хотя он и блестящий критик, скорее всего, не увидел бы здесь ничего, кроме подростковых восторгов по поводу альтернативных миров. Но тогда он бы занял ту же нишу раздраженного невежества, что и престарелый академический арт-критик, отмахивающийся от ошеломительных серых сплетений «Номера 14» Джексона Поллока. Уже ознакомившись с множеством сходных предваряющих утверждений, мы в состоянии более глубоко оценить вышеприведенный фрагмент.

Во-первых, мы можем упростить задачу, рассмотрев предложение «я содрогнулся от отвращения» отдельно. Мы уже хорошо знакомы с такими анти-уилсоновскими восклицаниями Лавкрафта. Они всегда имеют двойную структуру. Во-первых, они помогают убедить нас в действительности обсуждаемого предмета, каким бы необычным он ни был, ведь рассказчик уверяет нас в том, что и сам находит его странным, ужасающим или совершенно неправдоподобным, но все же у него нет другого выхода, кроме как поверить в него. Во-вторых, они обращают наше внимание на ментальное состояние рассказчика, комичное, когда тот более искренен, чем мы сами, и трагичное, когда мы тоже получаем полную космического ужаса информацию, которая привела рассказчика в столь беспокойное эмоциональное состояние.

Теперь нам остается разобрать следующую фразу: «...Чудовищный ядерный хаос по ту сторону угловатого пространства, которое в „Некрономиконе“ с милосердной уклончивостью именуется Азатотом». Здесь Лавкрафт демонстрирует поистине