Изюм из булки. Том 2 - Виктор Шендерович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но чемпион раз за разом проходил мимо молча.
Турнир близился к концу; Агасси, круша соперников, летел к финалу. Российский журналист не сдавался, выныривая с диктофоном наперевес из-за каждого угла, и уже перед самым финалом подстерег теннисиста чуть ли не у дверей номера.
Тут чемпионские нервы наконец сдали, и количество стремительно перешло в качество.
— Пошел на хуй! — на хорошем английском закричал Агасси. — Ты меня заебал!
Подоспела охрана — и пинками погнала российскую журналистику прочь от теннисной элиты.
Через пару недель глянцевое издание вышло с фотографией великого теннисиста на обложке и анонсом: «Я смертельно устал, — заявил в эксклюзивном интервью нашему корреспонденту Андре Агасси…»
И попробуйте сказать, что перевод неточен!
Руководитель клуба самоубийц
…позвонил в желтую газету с предложением об интервью.
«Клуб самоубийц»! — это было круто даже по меркам сумасшедших 90-х. Пока этого перца не перехватили конкуренты, к идеологу суицида была отправлена журналистка.
Ожидался гвоздь номера, и ожидался не зря.
— Жизнь не имеет смысла! — витийствовал герой номера. — Надо уходить из бытия самим, смерть — это избавление…
Журналистка радостно кивала, и вдохновенный чувак навалил этой уцененной брюсовщины на печатную полосу.
…Он позвонил в ту же газету через восемь лет — и предложил сделать новое интервью.
— О чем будем говорить? — поинтересовались в редакции.
— Ну как же! — с готовностью откликнулся потертый временем ветеран суицида. — Жизнь не имеет смысла! Надо уходить из бытия самим…
Эфир
Говорят, фамилия этого человека была — Шлипентох. Ну, может, и не Шлипентох, но что-то очень похожее. Он был обладателем роскошного баритона и работал диктором. Сначала на Всесоюзном на радио, потом еще каком-то…
А потом начал путешествовать по стране.
Потому что пил.
И неотвратимо допивался до того, что срывал эфир.
Начальство ярилось, но баритон, прочищаемый спиртовыми растворами, хуже не становился — и Шлипентоха снова брали на работу, благо страна большая. Города сменялись, как женщины; Шлипентох кочевал по России, как древний калмык.
Шли годы.
Однажды он проснулся от треска будильника. Голова привычно болела после вчерашнего. За окном было темно. Он добрылся до работы, сел в студию, прокашлялся, подождал, когда дотикают сигналы точного времени, и сказал:
— Доброе утро! Говорит…
И остановился, потому что понял, что не помнит названия города, в котором находится. Пермь? Вологда? Ульяновск? Но горела красная лампочка: шел прямой эфир.
И ветеран советского радиовещания, презрев географические подробности, закончил скромно и величественно:
— Говорит Шлипентох!
Штампы
…пропитывают нас и становятся нами.
Стоя над гробом, безутешная вдова повторяла сквозь рыдания: «Самый человечный человек… Самый человечный человек…».
Тут надо заметить, что хоронила она вовсе не Ульянова-Ленина, в честь которого была написана эта небольших достоинств строчка, — а совершенно другого человека.
Педагогика
Пятилетняя девочка увлеченно играла сама с собою под деревом — к удовольствию и гордости бабушки, сидевшей на скамеечке поодаль.
— Хорошо тебе там играться? — спросила наконец бабушка.
— Да! — крикнула счастливая девочка.
— А ты иди сюда, ко мне, на солнышко, — посоветовала бабушка.
Послушная девочка нехотя оставила игру и побежала куда было велено.
— Не беги! — прикрикнула мудрая бабушка. — Иди шажочками, а то упадешь. Яблочко хочешь?
— Да! — обрадовалась девочка.
— На вот тебе сливу, — сказала бабушка.
Девочка удивилась, взяла сливу и побежала обратно под дерево, но споткнулась и упала.
— Вот! — с удовольствием сказала бабушка. — Говорила я: упадешь! Говорила! Ты ж бегать не умеешь, ноги у тебя неправильные…
Пятилетняя обладательница неправильных ног изо всех старалась не расплакаться.
— Она бегать-то не умеет, — громко разъяснила бабушка соседке по скамейке. — Неправильно ноги ставит!
Соседка, кивая, рассматривала девочку вместе с ее неправильными ногами, и девочка все-таки заплакала.
— Она и ходит-то неправильно… — сообщила бабушка. — Ты на скамейку сядь и сиди! — снова переключилась она на предмет воспитания. — Раз ноги не умеешь ставить.
Девочка уже выла.
— Еще раз побежишь — домой пойдешь, дома будешь сидеть! — Бабушка прибавила звук и перешла на следующую октаву. — Нечего бегать, а потом мне тут плакать!
— Я не плакала, не плакала! — закричала девочка, еще две минуты назад счастливо игравшая под деревом.
Но правда восторжествовала.
— А я видела, видела! — радостно настояла бабушка. — Плакала, плакала!
Вообще-то я против смертной казни, но иногда очень хочется…
Проверка грамотности
Девушка застала маму в своей комнате над раскрытым конвертом. Мама, учительница русского языка, читала письмо дочери, адресованное ее юноше.
Девушка лишилась дара речи, — в отличие от мамы.
— Учила, учила тебя «не» с глаголами писать… — неприязненно сказала дочери работница просвещения.
Стахановцы
На школьной дискотеке погасили свет, но интим продержался только полминуты: классная руководительница с диким криком вернула иллюминацию.
Наутро вместо первого урока в девятом «А» искореняли безнравственность. Классная руководительница ходила катком и равняла развратников с землей. Педагогический процесс завершился грандиозным обобщением:
— Хорошие дела в темноте не делаются!
И тут руку поднял Дима — закоренелый отличник, тихий мальчик из хорошей семьи.
— Да, Дима, — с легким сердцем разрешила классная руководительница.
— Марь Иванна, — с тревогой в голосе спросил Дима, — а как же шахтеры?
Антисоветчина
В глубоко советские годы в школе задали сочинение на тему «Что бы ты сделал, если бы увидел живого Ленина?». Один мальчик написал просто и гениально: «Я бы очень удивился».
Родителей вызывали в школу.
Твердая пятерка
Юный сын Михаила Таля не был силен в школьной программе по литературе, но не губить же отпрыска советского чемпиона мира!
Не сильно уповая на конкретику — названия романов, герои, коллизии — учительница литературы поставила вопрос максимально размыто:
— Что оставил после себя Достоевский?
И юный Таль ответил:
— Хорошее впечатление.
Мадам Капулетти
— А вашу Юльку Ромка любит! — крикнул со двора какой-то мальчишка.
— Ты! — грозно ответила ему женщина в окне. — Выбирай выражения!
Насчет имен — Ромка и Юлька — это я не выдумал, честное слово…
Страшный репертуар
Молодые родители пошли в гости, оставив шестилетнему сынишке на сон грядущий кассету с какой-то милой фантастикой. И уже в гостях вспомнили, что милая фантастика эта была записана поверх довольно жесткой «порнушки» — и закрывала ее отнюдь не целиком…
Наутро мама предприняла осторожную разведку: мол, как кино?
Сынишка был очень доволен увиденным.
— Ты только один фильм посмотрел? — уточнила мама. — Там еще второй был…
В глазах ребенка мелькнула тень ужаса.
— Не-е… — сказал он. — Я его смотреть не стал. Там пытки!
Суровая дикция
Родители ушли в кино, оставив с ребенком бабушку — приезжую и религиозную.
— Молись и кайся! — потребовал внучек.
— Что?
— Молись и кайся!
Кошмар продолжался весь вечер. Бабушка охала, махала руками, предлагала игрушки, но отвлечь внучика от нравственного максимализма не удалось ничем.
— Молись и кайся! — кричал он и сам рыдал в голос.
Доведенная до стенокардии, бабушка тоже рыдала, пила капли и с ужасом ждала возвращения родителей.
А просил мальчик — поставить ему кассету с мультиком…
«Малыш и Карлсон»!
Признание
В не самые сытые советские годы на дачу художника Ореста Верейского повадился ходить деревенский мальчик. Собственно, добросердечные хозяева сами его и «прикормили»: то вынесут к калитке конфету, то яблоко…
Однажды позвали внутрь, напоили чаем с пирожками.
Попив чаю и доев пирожки, мальчик вздохнул и высказал заветную мечту:
— Тетя Люда, я хочу у вас жить и кушать…
Как победить склероз
Нобелевский лауреат Петр Леонидович Капица сформулировал однажды: «Если хочешь ничего не забыть, надо спать с секретаршей».