«Если», 1994 № 03 - Дин Кунц

Я видел Таракана на прошлой неделе. Неблагодарный. Он перебрался в самую большую пещеру на Западной Склоне горы. У него появилась превосходная новая шкура леопарда и три новых женщины. Он даже изобрел гаванские сигары, чтобы курить что-нибудь дорогое.

К несчастью, он обнаружил, что больше не нуждается во мне для своих сделок. Он ломит цену по восемьдесят медведей за картину. Я, словно последний болван, пренебрег изобретением Возобновляемого Контракта с Исключительными Правами. Видимо, невозможно изобрести все.

Таракан сделался совершенно невыносимым. Теперь он произносят слово «искусство» с маленькой буквы, в «Медведи» — с большой. Он стал первым мещанином.

Как вам нравится моя леопардовая шкура? А, может, желаете одну из моих гаванских сигар? Как, вы разве не знакомы с моей новой женщиной? И вы не видели мою новую пещеру?

Однако сейчас я могу купить и продать Таракана с потрохами. Я — первый магнат. Как я этого добился? Хорошо, слушайте…

На горе жил бездельник — Боров. Он никогда не стриг бороду, не имел ни одной женщины, даже наибезобразнейшей. Он целыми днями валялся в грязи своей пещеры и ничего не делал, только рыгал время от времени. Истинный разгильдяй.

Но ведь даже такое ничтожество, как Боров, способно бросать в стены медвежий жир и бизонье дерьмо.

Я сделал из Борова Художника. Я добился цели, сказав ему, что он может получать по пятьдесят медведей в день, кидая медвежий жир и бизоньи «лепешки» в стены пещер других людей.

Борову понравилось.

Но на сей раз я не позабыл изобрести Возобновляемый Контракт с Исключительными Правами. Еще одна десятипроцентная сделка.

Десять процентов получает Боров.

После чего я отправился в пещеру Павлина. Я со страхом взглянул на Тараканье художество.

— Что это? — усмехнулся я.

— Это, мой сладенький, Оригинал Таракана, — самодовольно промурлыкал Павлин. — Разве не восхитительно? Какая чувственность, какой стиль, какая грация, какая…

— Таракан? — презрительно хмыкнул я. — Ты что, серьезно? Да весь этот Неопсевдоклассицизммодерн канул в Лету вместе с бронтозаврами. Ты совсем отстал от времени, Павлин.

Я так сказал, изобретя тем самым Критику Искусства.

— Искусство сегодня — это Великий Боров!

— Боров? — заскулил Павлин. — Боров — скотина! Грубая, глупая, вонючая. Настоящий грязнуля. Ведь вся его пещера — просто гадкая куча помоев!

— Точно, — согласился я. — В этом источник его величия. Боров — выдающийся Помойный Художник горы.

— Ооооооо… сколько же стоит художество Борова?

— Сто медведей за картину, — самодовольно сообщил я. — Какаду уже договорился…

— Я же просил тебя, не упоминая при мне эту тварь! — завизжал Павлин. — Он не должен опередить меня с Оригиналом Борова, слышишь? Я просто не вынесу! Но все же так дорого…

Я одарил Павлина своей самой понимающей улыбкой.

— Павлин, старина, — сказал я. — У меня к тебе есть маленькое деловое предложеньице…

Ну вот и все. Вы теперь понимаете, что когда Павлин занимается обустройством жилья у каких-нибудь подкаблучных пещеровладельцев, сюда всегда включается, по крайней мере, один Оригинал Борова, или, может, парочка Оригиналов Древесного Ленивца, ибо Древесный Ленивец — еще одно ничтожество, связанное со мной контрактом. Я продаю живопись Павлину за сотню медведей, а он назначает цену своим простофилям… пардон, клиентам уже две сотни медведей за ту же самую мазню из медвежьего жира и бизоньего помета. Павлин называет это Внутренним Интерьером.

А я называю Цивилизацией Возможно, это продлится еще пару месяцев, если я буду удачлив.

Перевел с английского Михаил ЧЕРНЯЕВ

Сергей Егоров

ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ

Ну что ж, у нас, как и в рассказе Н.Спинрада, тоже все только начинается. Правда, начинается гораздо менее забавно, чем в произведении именитого автора.

Может, потому, что мы все же далековато ушли от каменного века и разучились искренне рукоплескать собственным глупостям? Тогда послушаем очень серьезного человека, получившего звание «Человек года», учрежденное Институтом стратегического анализа, Русским биографическим институтом и газетой «Кто есть кто».

С. Егоров — президент Ассоциации россииских банков, и, с его точки зрения, все начинается с финансов, что полностью соответствует взглядам героя Н.Спинрада.

Итак, что такое Цивилизация, которую нам предлагают?

Если верить рекламе, то иных услуг, кроме банковских, в государстве не оказывают. Выпуск же товаров, работа предприятий, кажется, прекратились. Сергей Ефимович, так сколько в России банков?

— Всего-навсего две тысячи, а вместе с филиалами — четыре. Что касается предприятий, о которых вы сожалеете, то я до перестройки, находясь в должности председателя Государственного банка России, имел дело с результатами их бурной планомерной деятельности: ломал голову, как покрыть убытки от никому не нужной продукции, выпущенной на годы вперед. Сегодняшние, рыночные условия не позволяют забить склады рукоятками для мотыг, ведерными кастрюлями и ботинками «Прощай, молодость!» Предприятия, в особенности текстильной, легкой промышленности, вынуждены переоснащаться, перепрофилироваться, чтобы их продукция стала конкурентоспособной. У всех на слуху термин: структурная перестройка производства. Что это значит? Военная промышленность, которая составляла 60 % от всей промышленности бывшего СССР, переходит на производство товаров народного потребления. Не мудрено, что часть заводов сократила производство а иные остановились. Но продукция, и хорошего качества, производится (примерно 60 % оттого количества, что выпускалось раньше). А кредиты заводам и фабрикам дают банки. Поэтому мнение, что они не связаны с производством, извините, поверхностное.

— Но ведь и прежде производство финансировали банки?

— Банк Государственный. Государство отвечало по его активам и пассивам, за прибыли и убытки, за все банковские операции. Банк был лишен возможности что-либо самостоятельно решить: профинансировать на свое усмотрение серьезный проект, принять на себя какие-то рисковые операции Всв определялось народно-хозяйственным планом, а, точнее, решением Политбюро. Были связаны руки и у клиентов— заводов, фабрик, — которые находились прямо-таки в крепостной зависимости от определенного банковского учреждения. Если кто-то даже был и недоволен его обслуживанием, перейти в другой филиал не имел права.

Не удивительно, что, когда у нас появились первые предприниматели в лице кооператоров, то они, придя в банк, не были там поняты. Советский банкир привык руководствоваться централизованной инструкцией, где не было такого экономического класса — предприниматели