Охота на гусара - Андрей Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дедушка… – сурово начал я, однако весь пыл мой погас втуне – старик демонстративно взялся за камчу и продолжал уже с нажимом:
– Я сказал «но, увы…». Других союзников дать тебе не могу, бери, что осталось. И не спорь со стариками! Если бы всё решалось с наскока, огнём и железом, мир был бы устроен проще и справедливее… Постарайся хотя бы прислушиваться к слову человека с государственным складом ума.
– Да я и сам умом не слаб.
– Даже крепок, особенно задним, балабол! – окончательно доведённый препирательством моим, решил прапрапрапрадедушка, вздымая плеть. Долготерпением он никогда не отличался…
Однако же и я в этом смысле опытом подкованный – знаю, как прекратить нежелательное течение сна, и щиплю себя что есть мочи! Ничего не происходит… Я щиплю вторично – бесполезно! Я… и в этот миг рысьи глаза предка становятся ярко-оранжевыми от гнева, а плечо моё обжигает ударом камчи!
Я проснулся в холодном поту. Смех смехом, но толстый рубец остался, красный и болючий. Говорите мне потом, что сны есть субстанция эфемерная, летучая, в реальной жизни бесполезная, анализу неподвластная и физических последствий не имеющая. Это всё суть научные мудрствования, а вот боль в левом плече – факт, оспариванию не подлежащий.
Я поутру показывал своим – все только ахали… Потому как искренне сострадали друг другу в ежедневных походах и ежечасных стычках с неприятелем, что объединяло и возвышало наши загрубевшие мужские души…
Однако отставим в сторону лирические отступления о моей залётной партизанской жизни и продолжим повесть нашу согласно хронологии. Итак, как уже упоминалось, пока мы с французским другом не жалели живота в борьбе с Железным Волком, партия моя успешно двигалась на Гродно. Я же, в розвальнях и с полным комфортом, был отозван в ставку светлейшего в Вильно.
* * *Первого декабря явился я на главную квартиру к Кутузову. Какие перемены! Вместо прежних разорённых деревушек и курных изб – широкая улица и богатый двор, заполненный великолепными каретами, колясками и санями. Толпы польских вельмож в губернских мундирах, с пресмыкательными телодвижениями. Множество наших и пленных неприятельских генералов, штаб– и обер-офицеров – иных на костылях, других бодрых и весёлых, – теснившихся на крыльце человека, начальствовавшего над всеми силами спасённого им Отечества!
Когда я вошёл в залу, внешний вид мой сразу обратил ко мне все взоры. Кто-то зажал нос, кто-то изобразил упадение в обморок, но дерзновенно корчить рожи и стучать пальцем по лбу не посмел ни один. Среди облитых золотом генералов, красиво убранных офицеров, граждан польских и литовских в парадном платье я явился в чёрном с заплатами чекмене! В красных неглаженых шароварах! В начищенных дёгтем сапогах с непередаваемым ароматом! С круглой курчавой бородой, нестриженой головою с ма-а-ленькой папахой на макушке и кабардинской шашкой на бедре!
– Кто таков? С какого дерева спустился? – тихо вопрошали в зале.
– Партизан Давыдов! – отвечали некоторые, и самолюбие моё было польщено неподдельным ужасом, звучавшим в словах их.
Вкруг меня мгновенно образовалось пустое пространство, словно у диковинного зверя в вольере, и я расхаживал важно и грозно, лишний раз напоминая этим штабным петухам, кто тут на самом деле главный! Не прошло и двух минут, как меня (вне очереди! Все радостно уступили…) препроводили к фельдмаршалу.
Светлейший принял меня ласково, хотел даже потрепать по плечу, но почему-то передумал. Улыбчиво повелел идти за бригадой моей на Гродно, занятое австрийским корпусом Фрейлиха, и взять город под свою руку. Ибо Гродно лежит ближе всех больших литовских городов к Варшавскому герцогству и заключает в себе наибольшее количество противников оружию нашему. Из-за родства и дружбы с левым берегом Немана и Варшавой, сим горнилом козней вражды и ненависти к России, польские жители данного города весьма увлекались любыми проектами, нам вредными. Однако же лишний раз никого расстреливать не требовалось, а лихому партизану надлежало стать тонким политиком…
– Иди, герой, – благословил меня Кутузов, наделяя всеми полномочиями.
– А… вы мне снились, – смущённо признался я.
– В каком виде? – усмехнулся светлейший.
– Ну я там как-то с Наполеоном дрался во сне… Он меня почти победил, а тут вы – весь в белом, огромный такой! Вот я и…
– Вот и молчи о том, – вовремя остановил меня Михаил Илларионович и едва слышно добавил: – Про всё, что в астрале видывал, забудь и внукам накажи забыть! Тонкие материи, они – не гусарского ума дело.
– А миссия? Вы же сами говорили…
– Я? Ступай воюй, как всех победишь, о мирной жизни подумай… А у кого какая миссия, про то лишь небесам ведомо. Наполеон ещё не осознал, сколь смертельную рану получил в России. Он ещё изволит шутить и смеяться, однако же прозрение достигнет его тогда, когда русские знамёна войдут в Париж! Жаль, что я сего не увижу…
– Странные речи, ваше превосходительство, – дрогнул я, и глаза мои увлажнились. – До Парижа кавалергардским галопом – меньше месяца, что ж вы так на здоровье своё наговариваете?
– За всё платить надобно… – загадочно ответствовал фельдмаршал и, не чинясь облобызав меня в обе щеки, выпроводил вон.
С тяжёлым сердцем уходил я в тот день от сего великого человека, не зная, что судьба уж не даст нам возможности увидеться вновь. Война – страшная штука, отнимающая у тебя боевых друзей, а у Отечества – истинных героев… Но, что бы там ни было, солдату не пристало рассуждать, и вот уже армия моя храбро стала у стен Гродна.
Как доселе упоминалось, город сей оборонялся силами австро-венгерского корпуса. Что, собственно, их и погубило… В том смысле, что австрийцы – это одно, а вот венгерцы – совсем другое дело! Правильно расставив приоритеты, мы взяли врага без единого выстрела.
Бедряга смотался парламентёром в венгерские гусарские части, нахальнейше оповестив, что их вызывает на состязание Ахтырский гусарский полк под командованием подполковника Дениса Давыдова. Предмет спора: есть два бочонка крепчайшей сливянки, побеждают те, кто прикончит их быстрее и без закуски! Ясное дело, что венгры не могли попустить уступку русским в деле пития их национального напитка. Ну а через час наша кавалерия полегла вперемешку с гусарами противника в трогательном братском единении, так и не выяснив имя победителя…
В свою очередь, к австрийцам был направлен героический ротмистр Чеченский. Да, да, тот самый, что твёрдо знал целых три предложения на русском и ни слова по-немецки. Ей-богу, надо было слышать их переговоры. Там бедный переводчик едва не стрелялся от ужаса и безысходности…
– В принципе мы готовы сдать город…
– Давай пацэлую!
– Но требуем сохранения знамён, оружия и обозов.
– Щас зарэжу!
– О, не стоит так волноваться! Давайте придём к разумному компромиссу.
– Я больше нэ буду…
– Наши части отойдут за границу в организованном порядке.
– Давай пацэлую!
– Однако мы вынуждены предать огню провиантские и комиссариатские магазины…
– Щас зарэжу!
– Но поймите же, наше командование будет крайне огорчено. Нас не поймёт император!
– Я больше нэ буду…
– Однако, если обставить наш отход как вынужденное бегство, возможно, удалось бы сохранить несколько зданий. Но это исключительно между нами…
– Давай пацэлую!
В конце сего содержательнейшего диалога генерал Фрейлих вышел из Гродна с остатками конницы и пехоты, оставя нам всех венгров (чему они и сами были несказанно рады!), весь запас продовольствия на сумму более миллиона рублей и тридцать орудий в полном боекомплекте.
* * *Партия вошла в город буквально по их следам, занимая улицы и ставя везде караулы. Макаров и Бекетов пропадали до вечера, выясняя отношение местного населения к русским оккупационным войскам. Оказалось, что нам никто особенно не рад.
Основную часть горожан составляли надменные поляки, всё ещё полагавшие армию нашу под Смоленском, а Наполеона по-прежнему восседающего в Московском Кремле. Однако треть населения были безобидные евреи, проживающие в Польше, и вот они-то вдруг и проявили себя как самые преданные лазутчики в нашу пользу. Забыв на время об алчности и корыстолюбии, ринувшись навстречу лошадям нашим, дети Сиона столь рьяно и радостно выражали своё искреннее воодушевление, что я невольно задумался: а так ли уж был неправ мой прапрапрапрадедушка?
Утро вечера мудренее, я отложил торжественный въезд в город на завтра, убежав побыстрее спать, дабы заручиться полезными советами от великого пророка израильтян. Спал без снов… Моё состояние наутро – сами понимаете…
Именно в тот момент, когда я действительно нуждаюсь в чьей-либо поддержке и помощи, этих «кого-либо» днём с огнём не сыщешь! Так, значит, придётся срочно что-то выдумывать самому… Мыслей в голове, как на грех, всего одна, и та не о том. Лизанька моя, увижу ли тебя, невинную, чистую, томно произносящую: «Да, мой небритый Тезей…»
