Белладонна - Карен Молинэ

— Наверное, так и есть, — говорю я. — Но официанты наверняка спрашивают у Мэрилин Монро, что она хотела бы выпить.

— Я не Мэрилин Монро.

— И слава Богу, — смеюсь я. — Ты видела ее волосы в «Ниагаре»? Полное уродство.

Белладонна одаривает меня едва заметной улыбкой, которая для меня дороже, чем все бриллианты на ошейнике Андромеды.

— Приведи ее, — велит она.

— Великолепно. Всегда мечтал пригласить Мэрилин на наши скромные вечеринки, — говорю я, прекрасно понимая, что она имеет в виду автора письма, а не кинозвезду.

Автора зовут Элисон Дженкинс. Она приходит в кабинет к Белладонне и вместе со мной ждет ее появления. Она спокойна и собрана, в отличие от всех других просительниц, которые от волнения сидят как на иголках. Она мне сразу же нравится, поэтому я решаю начать с проверки на Феодору.

— Я как раз недавно читал книгу про темницы, — начинаю я небрежным тоном светской беседы. Лицо Элисон бледнеет. — Они воскресили в моей памяти историю императрицы Феодоры, печально знаменитой bella donna Босфора. Эта история не вымышлена. Вы ее слышали?

Элисон озадаченно качает головой.

— Феодора происходила из бедной, но очень честолюбивой константинопольской семьи. Они заставляли девочку зарабатывать себе на жизнь, прочили ей карьеру актрисы. — Я откидываюсь на спинку стула и наслаждаюсь звуком собственного голоса. — Но она не умела ни петь, ни танцевать, и первый большой успех пришел к ней, когда она начала раздеваться на сцене. В конце концов она влюбилась в мужчину, который ее бросил, оставил без денег с маленьким сыном на руках. Для бедной бесталанной девочки оставалась только одна профессия. Уверен, вы понимаете, какая. В те горестные дни, докатившись до самой низшей ступени, Феодора пошла к прорицательнице. У той было видение. «Готовься, моя девочка, — сказала вещая старуха. — Вскоре высохнут твои слезы, закончится бедность, исчезнут из твоей постели грязные свиньи. Да, дитя мое, ты станешь женой монарха». Ее слова обрадовали Феодору; она отправила ребенка на воспитание к кормилице, собрала скудные пожитки и вернулась в Константинополь. Она еще оставалась пусть средненькой, но все же актрисой, поэтому сумела притвориться чистой переродившейся девственницей, сидела у окна в светелке и пряла шерсть. И кто же увидел ее, проходя мимо? Не кто иной, как сенатор Юстиниан, правивший империей от имени престарелого дяди. Он безумно влюбился в Феодору. Она действительно была актрисой, но, надо сказать, искренне полюбила его в ответ. Да и как же ей не любить его, хитрой лисичке, изнемогающей от жажды власти? Влюбленный Юстиниан, который мог бы заполучить в жены любую девственницу в стране, твердо решил жениться на этой шлюхе и дать ей честное имя, но докучные римские законы запрещали сенаторам жениться на дамах подобного толка. Мало того, даже Люпицина, родная тетушка Юстиниана, императрица, почему-то отказалась принимать проститутку к себе в племянницы. Плохо дело, сказал наш пострел. Он понимал, что Люпицина стара и скоро отдаст Богу душу, вот однажды она по несчастью и откусила кусочек отравленной фиги, а он сумел без лишних хлопот принять нужный закон. Итак, Феодора и Юстиниан поженились. Он усадил ее на трон как равную себе и велел губернаторам всех провинций присягнуть на верность им обоим. Да здравствует шлюха на троне!

Элисон слегка улыбается.

— Феодора напоминает мне Эву Перон, жену диктатора, которая недавно скончалась, — говорит она. Мое колено приятно гудит, я улыбаюсь. Да, в этой даме я не ошибся.

— На время Феодора исчезла. Лично я склонен думать, что она злорадствовала в уединении и строила замыслы о том, как упрочить свое состояние, — продолжаю я. — Разве могла она не тревожиться о том, что станет с нею, если Юстиниан вдруг преставится? Только тонны золота спасут ее семью от гибели. Она созвала астрологов, прорицательниц и волшебников, к ней в тайные покои приходили только самые доверенные фавориты и евнухи.

Элисон внимательно слушает, хоть и не понимает, чем ее привлекла эта императрица. Да, признаю, история занимательная, но и я очень талантливый рассказчик. Я умудряюсь не моргнув глазом произнести слово «евнух» и не выдать того, что для меня оно не пустой звук.

— И шпионы. Шпионы Феодоры докладывали ей обо всем: о каждом слове, о каждом шаге, о каждом косом взгляде. Тех, на кого падало подозрение, справедливое или нет, в том, что они злоумышляют против императрицы, неизменно бросали в дворцовую темницу, куда не проникали ни справедливость, ни надежда, и они исчезали навеки. Феодора была не так уж плоха, — продолжаю я. — Может, немного тороплива, но она всегда была добросердечна к своим менее удачливым сестрам, которых жизнь вынудила пойти в проститутки. Она построила на берегу Босфора дворец и превратила его в монастырь, собрала с улиц и из борделей пять сотен женщин и поселила их там. Приняв монашество, эти удачливые дамы стали всей душой преданы Феодоре. Трогательная история. Из этого монастыря был только один путь — в море, ногами вперед. Да, Феодора была великой императрицей. Она стойко терпела вечное двуличие придворных, была благоразумной советчицей своему мужу. Она была чиста и верна Юстиниану — не хотела из-за глупой похоти терять все, чего достигла. Но у них не было сына, не было наследника. Только дочь, которая умерла в младенчестве. Но все-таки они были вполне счастливы. Их брак просуществовал двадцать четыре года, до самой ее смерти.

Я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь.

— Ну, как? — спрашиваю я у Элисон. — Очаровательная история, правда? Как вам нравится? Вас ничто конкретно не заинтересовало?

— Что случилось с ее первым ребенком? — спрашивает Элисон.

— Ах, да. С прелестным мальчуганом. — Я так и знал. Она прошла испытание Феодорой на «ура», инстинктивно задав нужный вопрос. — Он вырос где-то в Аравии, и однажды его отец совершил большую ошибку, рассказав мальчику, что тот сын императрицы. Естественно, юноша с самыми радужными надеждами поспешил в Константинополь. Он рассчитывал получить корону, богатство, может быть, даже собственный гарем. Мать приняла его, своего родного сына, очень приветливо. Но больше никто его не видел, даже после ее смерти.

— Никто не знает, что с ним случилось?

— И никто никогда не узнает, — медленно произношу я. — Может быть, он скончался от лихорадки после столь долгого пути.

— А может быть, его засунули в мешок, привязали к ногам камень и бросили в море, как многих до него, — говорит Белладонна, появляясь, как всегда, бесшумно, так что Элисон подскакивает от неожиданности. — В конце концов, он был живым воплощением грехов ее юности.

Она жестом велит Элисон придвинуть позолоченный стул поближе к столу.

— Человек ожидает одних перемен, а с ним, зачастую, происходят другие, — говорит она. — Чем могу вам помочь?

— Дело в моем начальнике, — говорит Элисон. — Точнее, в нашем начальнике — нас девять человек. В основном секретарши. Наша фирма занимается импортом и экспортом. Много бумажной работы.

— И вы пришли сюда от имени всех девятерых? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она, покусывая губу. — Мы вытягивали соломинки, и я…

— Вам выпало счастье достать короткую, — говорю я, и она вопросительно поднимает глаза, удивленная тем, что я ее подбадриваю. — А в чем он провинился, ваш начальник?

— Одна из нас, Норма, уже забеременела от него. Он велел ей избавиться от этого — от ребенка — и дал денег на аборт, но она не захотела. Ей пришлось насочинять массу всяких историй, поселиться в доме для незамужних матерей и потом отдать ребенка на усыновление. Это разбило ей сердце. Сломало ее. — Элисон вздернула подбородок, гнев, кипевший в душе, придал ей сил. — Но самое страшное в том, что он грозится уволить всех нас и рассказать родителям Нормы о том, что натворила дочь. Он рассчитывает, что они ее убьют. И, наверное, он прав. Наш начальник — важная шишка и любит запугивать. Его зовут мистер Болдуин. Пол Болдуин из «Болдуин Импорт-Экспорт». «Зовите меня Поли», — говорит он. А теперь он положил глаз на новую девушку, Джоани. Она в панике. Ей нужна эта работа; она всем нам нужна. А компания принадлежит ему. Точнее, его жене.

— Скажите, — спрашиваю я, — он хорошо вам платит?

— Платит он хорошо, — отвечает Элисон. — В этом все и дело, без работы нам не прожить. Мы не можем уйти.

— Быть в подчинении у такого негодяя, как ваш Поли, это разновидность рабства, как бы хорошо он вам ни платил, — говорит Белладонна. В ее голосе ни тени волнения. О, как она умеет владеть собой!

— Вы, кажется, говорили о его жене? — напоминаю я. — У таких типов всегда бывают жены.

— Да, ее зовут Сьюзи-Энн. Она толстая, как он, и такая же злющая. Временами даже хуже, потому что деньги принадлежат ей. Нам полагается приносить ее вещи из химчистки, выгуливать собак, быть на побегушках. И все это после работы, чтобы она могла всласть поиздеваться над нами. — Глаза Элисон вспыхивают. — Иногда Сьюзи-Энн приходит в контору, чтобы проверить, чем занимается Поли. Показать ему, кто настоящий хозяин. Она давно уже вычислила, что он за тип, но, естественно, обращается с нами так, будто во всем виноваты мы. — Она содрогается. — Стоит нам услышать, как на лестнице звякают ее браслеты и стучат каблуки, и мы не знаем, куда деваться. К тому же она носит мерзкую накидку из лисьего меха с висячими головами и хлещет нас этими головами по лицу.