Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро

— А что в-третьих? — вздохнул Николя.

Бурдо протянул ему листок бумаги, испещренный мелким, словно следы мушиных лапок, почерком судебного писаря.

— Это протокол допроса Казимира, чернокожего раба госпожи де Ластерье.

Николя со вздохом покачал головой.

— За рабами не признают прав свободных людей, зато с легким сердцем отправляют их на пытку, где они испытывают те же страдания, что и их хозяева. Только под пыткой их слушают, и слова их значат столько же, сколько слова их хозяев!

— Так говорит ваше доброе сердце, — произнес Бурдо, — и я полностью разделяю ваше мнение. Кстати, в этом деле нам пока удается не упоминать вашего имени. Но Казимир — иное дело. Кто-то сообщил о расследовании секретарю министра морского флота. Вокруг все строят догадки и требуют пролить свет на преступление, совершенное с неимоверной жестокостью. Подумать только, вдова интенданта финансов морского флота, белая женщина, — и убита рабом-негром! Да еще во Франции! Что начнется в колониях, если слух об этом придет туда раньше успокоительной новости о неизбежном и немедленном наказании? На Сартина оказывают давление, хотя вам прекрасно известны его взгляды и на рабство, и на применение пыток.

— О! Полагаю, он уступил, лишь бы отделаться от этой камарильи!

— Совершенно верно, он так и сделал, дав Сансону указания не усердствовать. Вы знаете, насколько гуманным может быть наш друг, а тут он даже перевыполнил указания Сартина, разыграв спектакль пыток, чтобы убедить подследственного сказать правду. Разумеется, он не намеревался замучить его до такой степени, чтобы тот начал нести любую околесицу, лишь бы прекратить страдания. Орудия пыток производят сильное впечатление, их вид сломил сопротивление несчастного раба, очутившегося за тысячу лье от своего родного острова и обвиненного в ужасном преступлении.

Николя взял протокол и стал читать его вслух.

— «В год 1774-й, пятнадцатого января, в королевской тюрьме Шатле, мы, Пьер Бурдо, инспектор полиции, по специальному поручению господина начальника уголовной полиции и в присутствии…»

— Пропускайте начало, — прервал его Бурдо, — он повторил все, слово в слово, что говорил прежде. Я подчеркнул свинцовым карандашом строки, где появляется кое-что новенькое.

Николя продолжил чтение.

— «… повторно привязать означенного Казимира к скамье и спросить, дабы узнать, не имел ли он желания отравить свою хозяйку. — Ответ: нет, потому что хозяйка никогда не делала ему ничего плохого. Однако он признает, что часто просил хозяйку отпустить его на свободу, его и его подругу, но хозяйка всегда отказывала, и он был этим очень недоволен. Был задан вопрос, не говорил ли он о своем желании третьим лицам. — Ответ: он не хочет называть имя того человека, который посоветовал ему вернуться на острова, сказав, что для этого нужны только деньги. Был задан вопрос, знал ли он, что, отбыв без спроса на родину, он совершает побег, а значит, его неминуемо станут искать, а когда схватят, сурово накажут. — Ответ: он это знал, однако за свободу он готов заплатить любую цену. Был задан вопрос, знает ли он, откуда взялись пряности, которые он положил в приготовленный им соус. — Ответ: да, это были семена гаитянского жгучего перца, привезенного им из Санто-Доминго; у него на родине все используют этот перец при приготовлении пищи. Был задан вопрос, как долго находился в доме в тот вечер, когда скончалась его хозяйка, некий господин фон Мальво. — Ответ: он не знает, так как в последний раз он видел этого господина, когда хозяйка увела его показывать духи. Был задан вопрос, зачем хозяйка позвала его именно тогда, когда она показывала духи господину фон Мальво, — Ответ: она приказала ему отнести на почту письмо, и он немедленно исполнил ее приказание, а так как он не умеет ни читать, ни писать, то он не знает, кому было адресовано это письмо. Был задан вопрос, состояла ли его хозяйка в плотской связи с господином фон Мальво. — Ответ: он уверен, что нет, ибо его хозяйка была по уши влюблена в господина Ле Флока, а потому не могла искать удовольствий на стороне».

Бурдо протянул ему еще один лист.

— Вот заключение прокурора.

— «Я ходатайствую перед Его Величеством, — продолжил чтение Николя, — чтобы, вследствие проведенного допроса и согласно занесенным в протокол показаниям, вышеуказанного Казимира, раба-негра, приговорили бы к сожжению живым на костре, который будет сложен и зажжен с этой целью для свершения вынесенного ему смертного приговора, на Гревской площади в настоящем городе. Искомого Казимира подвергнуть предварительно допросу, обычному и с пристрастием, дабы он назвал своих сообщников».

— Сами понимаете, обычная процедура, однако из этой бумаги явственно следует стремление некоторых поскорее увидеть наказание виновного! И хотя доказательств его вины нет, кому-то очень хочется поскорее казнить отравителя, пусть даже и предполагаемого. Кстати, вы знаете, что есть желающие ужесточить наказания? Один всем нам хорошо известный магистрат[32] пытается доказать, что приговоренного к смертной казни надобно возводить на эшафот, где его будет ждать котел с кипящей водой.

— Фу, какой кошмар!

— Что вы думаете о показаниях Казимира? — спросил Бурдо.

— Загадочный посредник, раздающий советы, неизвестный яд, неясность в отношениях между Жюли и Мальво, письмо, отосланное поздно ночью… кстати, почему так поздно и кому адресованное? Этот допрос еще больше запутывает расследование, нежели помогает ему! К тому же не забывайте, что Казимир туземец.

— Совершенно верно. Поэтому сегодня вечером я собираю военный совет. Семакгюс ждет нас у себя в Вожираре. Ввиду чрезвычайных обстоятельств Сансон принял его приглашение. Мы рассмотрим дело со всех сторон, на свежую голову, если, конечно, вы не возражаете. Катрина прибудет помочь Аве приготовить ужин, а значит, нас ждет настоящее пиршество! Господин де Ноблекур охотно бы присоединился к нам, наняв для передвижения почтовую карету, но он опасается, как бы его присутствие не испугало Парижского господина.

— Я нисколько не возражаю, напротив, я очень рад, ибо мне необходима ваша помощь. Не говоря уж об удовольствии вновь насладиться настоящей французской кухней.

Осознав, какая фраза вырвалась из его уст, он до крови закусил губу и мысленно назвал себя болтливой сорокой. Бурдо сделал вид, что ничего не понял, однако в его прищуренных глазах запрыгали насмешливые искры. Николя встал и принялся рыться в ящике, куда складывали письма и записки, поступавшие на его имя в Шатле. Сердце его заколотилось, когда на маленьком, сложенном квадратиком, послании, запечатанном красным воском, он узнал почерк Жюли де Ластерье. Однако чувство радости тотчас сменилось недоумением, ибо на листке значилось: «Господину Николя Ле Флоку, комиссару полиции Шатле, улица Монмартр, дом господина де Ноблекура, напротив пассажа Рен д'Онгри». Почему, несмотря на столь подробный адрес, письмо доставлено в королевскую тюрьму? Он распечатал письмо. «Николя, не желающий на нас жениться, рискует навлечь на себя неприятности, источником коих станет предмет его увлечения, ибо печаль наша от сего небрежения столь велика, что, право, иногда мы готовы желать ему зла. Я не нахожу нужным оправдывать свой проступок, равно как преуменьшать его. Поверьте, я презираю себя столь сильно, насколько может презирать себя женщина, поддавшаяся приступу дурного настроения и давшая вам повод сделать вывод, что она имеет слабость воспользоваться присутствием молодого человека, хотя оный юноша для меня никто и не мог послужить поводом для вашего недовольства, заставившего вас покинуть меня. Каковую бы участь вы мне не уготовили, уход ваш меня ужасно напугал, ибо для меня нет ничего важнее вашей нежности, в коей вы мне отказали, поэтому знайте, что я никогда не буду считать наказание свое достаточным, ибо признаю, что нет ничего более отвратительного и непереносимого, нежели ветреная кокетка. Приходите, умоляю вас, как только сможете, ибо для тех, кому вас недостает, вы, прощая их, поднимаетесь на недосягаемую высоту. Ваша Жюли, любящая и верная». Этот голос из могилы должен был взволновать его, но его смущала неуместная вычурность стиля. Без лишних слов он протянул письмо Бурдо. Пробежав его глазами, инспектор взглянул на адрес, повертел листок в руках и задумался.

— В самом деле, — наконец произнес он, — вопросы, требующие ответов, множатся с потрясающей скоростью. Столько предположений, и ни одного точного ответа! Будем говорить прямо и начистоту. Во время вскрытия тела госпожи де Ластерье наши друзья выявили следы плотских сношений. Впрочем, нет, в них тоже можно усомниться. Вспомним, что все время вашей с ней совместной жизни госпожа Ластерье обманывала вас, скрывая данное ей секретное поручение. Поэтому не исключено, что и в этом письме она тоже лжет. А если нет, тогда это письмо проливает на события вечера 6 января совершенно иной свет. Но скажите, разве можно написать такое письмо в присутствии Мальво и тут же вручить его Казимиру? Еще интереснее: какой путь проделало это письмо? Если верить чернокожему слуге, он в тот же вечер опустил его в почтовый ящик; значит, прежде всего следует выяснить, где расположен ближайший почтовый ящик.