Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро

Ростбиф в сопровождении пудинга и бутылки превосходного бордо помогли развеять мрачные мысли. К концу ужина слуга с величайшим почтением водрузил на стол запыленную бутылку. Словно отвечая на вопросительный взор Николя, он объявил, что сие бесценное вино прибыло из Португалии, а потому называется порто, или портвейн; его принято подавать в конце трапезы и исключительно мужчинам. Светлая насыщенная жидкость отливала то малиновым, то янтарным блеском, в зависимости от мерцания свечей. Ощущать во рту сей нектар доставляло неизъяснимое удовольствие, пить — истинное наслаждение; его бархатистый вкус приятно согревал грудь. Орехи и ломтики сушеного сыра подчеркивали удивительные свойства напитка. Николя доставил себе удовольствие и опустошил бутылку, отложив на завтра распутывание клубка гипотез, гнездившихся в его голове.

Понедельник, 17 января 1774 года

Проснувшись с рассветом, Николя решил немного понежиться в постели, однако аппетитный запах побудил его встать. На столике рядом с поджаренным беконом он нашел своеобычную чашку с чаем. Едва он успел привести себя в порядок, как появилась госпожа Вильямс и доложила, что фиакр, который отвезет его в город, в указанное место, уже прибыл. И, сделав паузу, предупредила, чтобы он ничему не удивлялся, а особенно предпринятым для всеобщей безопасности предосторожностям, ибо цель его поездки — встреча «с известным ему лицом». Кучер объяснит ему, что нужно делать, он же должен понимать, что все делается для сохранения в тайне его демарша.

У дверей действительно ждал фиакр; как только он сел в него, лошадь рванулась с места. Движение по улицам Лондона оказалось столь же затруднительно, как и по улицам Парижа. Не сумев обнаружить ничего подозрительного, он положился на неведомых английских помощников, на меры, принятые Эоном, и на судьбу. Через полчаса экипаж остановился. Кучер неспешно спустился с облучка и пригласил Николя зайти в лавку парикмахера. Длинный ряд самых различных париков наверняка бы разжег вожделение Сартина. Молодая девушка взяла его за руку, завела за прилавок из черного дерева, обитый но углам полированной медью, и направилась в темный коридор, пригласив его следовать за собой. Он не заметил, кто открыл дверь, только почувствовал на лице освежающий ветерок, а под ногами каменистую почву. Наконец показался свет; открылась вторая дверь, и девушка передала его на попечение поджидавшего их мальчишки; лицо юного англичанина наполовину скрывал шерстяной колпак, явно рассчитанный на большую голову. Мальчишка схватил его за рукав и подвел к другому фиакру, где на козлах сидел незнакомый ему кучер.

С четверть часа экипаж петлял по улицам и наконец остановился. Дверца открылась, кучер попросил его выйти и направиться в церковь, названную им «Часовня королевы». Вложив в руку Николя католический молитвенник на французском языке, он прибавил, что раз господин знает свой адрес, то обратно он доберется собственными силами. Человек же, которого он разыскивает, сам подойдет к нему и предложит рассказать историю часовни, так что ему незачем обращаться с вопросами к кому бы то ни было.

Часовня поражала не столько своими размерами, сколько на удивление гармоничными пропорциями и резным кессонным потолком. Приблизившись к алтарю, Николя почувствовал, как кто-то возник у него за спиной. Обернувшись, он увидел мужчину среднего роста, закутанного в плащ с высоким воротником, в парике и с треуголкой в руках; на полном невыразительном лице сверкали нескромные бегающие глазки.

— Быть может, — начал по-французски незнакомец, — сударь желает узнать историю сей церкви?

Незнакомец взял молитвенник из рук Николя, открыл, словно что-то проверяя, а затем сунул к себе в карман.

— Охотно, — ответил Николя.

— Архитектор Иниго Джонс построил ее в 1627 году для принцессы Генриетты Французской, супруги Карла I. Советую вам обратить внимание на резной алтарь работы Аннибале Карраччи. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Сударь, — произнес Николя, — вы знаете, кто я и кто меня к вам направил. Меня уполномочили предложить вам заключить выгодное для обеих сторон соглашение, дабы положить конец предосудительному для всех, и, первую очередь для вас, положению и свести все дело к досадному недоразумению.

— Однако не слишком ли вы скоры в своих суждениях — недовольно заметил незнакомец. — Хорошенькое недоразумение! Сначала подсылают ко мне наемных убийц, а потом хотят, чтобы я согласился на их предложения! Я намерен мстить, слово Моранда. И я буду жаловаться и добьюсь, чтобы мой голос жертвы деспотизма был услышан!

Неожиданно успокоившись, он произнес совершенно иным, сиропным тоном:

— Я ничего не имею против вас. Приходите, я познакомлю вас с женой и чадами. Прошу вас смиренно ко мне откушать заливное из головизны презентованного мне осетра, вкусом своим превосходящего все имеющиеся во Франции сорта рыб; к заливному прилагаются жареные устрицы. Что вы на это скажете? Есть чем порадовать даже самый изысканный желудок. Моя жена очень больна, она подвержена кровотечениям. Пожалейте ее, будьте умницей.

— В моем лице вы найдете человека, всячески желающего вам помочь, — ответил Николя. — Я проделал этот путь именно потому, что имею возможность предложить вам решение, кое, как мне кажется, удовлетворит обе заинтересованные стороны.

— Нет, — отозвался Моранд, — для переговоров вы прибыли слишком поздно. На меня нападают, и я отвечаю, отвечаю тем же…

Он топнул каблуком по полу.

— Я разговаривал с законниками, и готов подробнейшим образом рассказать — дабы затем опубликовать — историю мерзавцев из парижской полиции, которых Эгийон послал сюда, чтобы похитить меня или убить.

— Сударь, — промолвил Николя, — обвинять легко, но вы сами навлекаете на свою голову неприятности. Отчего бы вам не найти иное занятие, нежели чернить репутации известных лиц, до которых вам, в сущности, нет никакого дела?

— А о чем мне прикажете писать? Черт побери, докажите мне, что для зарабатывания денег можно найти лучший сюжет, нежели придворные шлюхи? Пиши я пьесы или романы, никто бы не стал меня ни читать, ни публиковать! А так я пишу о том, о чем знаю только я, а потому я твердо уверен, что найду и покупателей, и читателей во всей Европе. Субъекты, сидящие в Версале, ну, те, которые вас прислали, подсылают ко мне убийц. Мне наплевать на яд и на кинжал, ведь если я умру от одного из этих смертоносных орудий, значит, меня не повесят и весь позор падет на организаторов моего убийства.

Вцепившись в запале в плащ Николя, он затряс его, заскрипел зубами, и на губах его выступила пена.

— Но, сударь, — стал успокаивать его Николя, — я вам не угрожаю, напротив, я предлагаю вам достойный способ покончить с этим делом, снабдив вас средствами, дабы вы смогли кормить и лелеять вашу семью, позабыв о муках, вас терзающих. Я протягиваю вам руку помощи, а вы отказываетесь выслушать меня! Примите мои предложения и уничтожьте предосудительные листки, заставляющие проливать слезы женщину, чье нежное сердце всегда смягчается при виде чужих несчастий… женщину, не раз доказавшую, что на великодушие она отвечает состраданием.

Николя показалось, что его сентиментальное вступление растрогало Моранда, и тот заколебался. Памфлетист долго мял треуголку, однако гордыня взяла верх.

— Я хочу подвергнуть их публичному наказанию! Я выставлю их на суд общественного мнения! О, вы не знаете, что такое английский суд! Беранже и его приставы попали в лапы здешних судейских и теперь сидят под замком на Боу-стрит. Я раздавлю этих мерзких гадюк, приплывших с континента, а вместе с ними и весь гадюшник, именуемый версальским двором! А вас я приглашаю воспользоваться моим гостеприимством, дабы вы по справедливости оценили мой вкус.

С тяжелым сердцем Николя отвесил ему поклон и вышел из часовни. Холодный воздух взбодрил его, и он решил пойти куда глаза глядят и взять экипаж, только когда устанет. Как и предсказывал Эон, охваченный неукротимой ненавистью памфлетист не уступил. Но, может, он сумел хотя бы поколебать его позиции? Поглощенный своими мыслями, он с размаху налетел на женщину в ярком алом платье и короткой накидке из кроличьего меха. Она воскликнула по-французски.

— Ох, ну, иди же ко мне, красавчик! Наконец-то мне попался не урод!

Внезапно на ее размалеванном лице появилось выражение крайнего удивления.

— Глазам своим не верю: это же господин Николя! Вот уж кого я в последнюю очередь ожидала встретить в Лондоне! Ты помнишь, кто я? Помнишь Президентшу, подругу Сатин, из заведения «Коронованный дельфин»?

Под толстым слоем белил и красок он наконец узнал девицу, работавшую некогда в галантном доме на улице Сент-Оноре.

— Разумеется, узнал! Что ты тут делаешь, красавица?