Щелкни пальцем только раз - Агата Кристи

– Да, совершенно верно, – кивнул Томми. – Я тоже не помню имени этой женщины.

– Но это и неважно. И еще, – продолжала Таппенс, – он рассказывал о другом деле: о женщине, которая была или прислугой, или кухаркой, или домоправительницей, или экономкой. Она нанималась в разные семьи. Иногда там все было благополучно, но иногда вдруг случалось массовое отравление. Считалось, что это отравление пищей, со всеми соответствующими симптомами. Кто-то поправлялся.

– Она делала сандвичи для пикников, – подхватил Томми, – заворачивала их и укладывала в корзину. Такая милая и преданная женщина, и, когда случалось отравление, у нее находили те же симптомы, что и у других. Возможно, она их несколько преувеличивала. А потом она нанималась на другое место, в другой части Англии. Все это продолжалось несколько лет.

– Совершенно верно. И никто не мог понять, почему она это делала. Было ли это своеобразной манией или просто как-то вошло в привычку? Может быть, она таким образом развлекалась? Никто так никогда и не узнал. Она, по-видимому, не испытывала никакой неприязни к людям, причиной смерти которых была. Может быть, у нее с головой было не в порядке?

– Да, я думаю, это было именно так, – ответил Томми, – хотя вполне вероятно, что какой-нибудь заядлый психоаналитик если бы как следует поработал, то выяснил бы, что все дело в канарейке, которая жила в одном семействе в давно прошедшие времена, когда та женщина была ребенком, и которая напугала ее или сильно расстроила. Но как бы то ни было, результат был налицо. Третий случай самый странный из всех, – продолжал Томми. – Это была француженка. Женщина, которая безумно страдала, потеряв мужа и ребенка. Она была безутешна и в то же время милосердна, как ангел во плоти.

– Верно, – сказала Таппенс. – Я помню. Ее называли ангелом какой-то деревни. Не помню, как она называлась. Она ходила по соседям, когда они заболевали, и ухаживала за ними. В особенности она любила ходить в дома, где были больные дети. Она самоотверженно ухаживала за ними, но рано или поздно, после некоторого улучшения, им становилось хуже, и они умирали. Она плакала целыми днями, плакала на похоронах, и все говорили, что не знают никого, кто так много сделал для их ненаглядного ребенка.

– Зачем ты снова все это повторяешь, Таппенс?

– Потому что я считаю, что доктор Меррей не зря тебе об этом рассказал. У него были свои причины.

– Ты считаешь, что он связывал...

– Я считаю, что он вспомнил все эти три широко известных случая, чтобы примерить их, словно перчатку, – не придется ли один из них впору кому-нибудь из обитателей «Солнечных гор». Мне кажется, могли бы подойти все три. Мисс Паккард, например, годится для первого случая. Образцовая владелица дома для престарелых.

– У тебя явно зуб на эту женщину. А мне так она всегда нравилась.

– Ничего удивительного. Убийцы часто пользуются расположением людей, – резонно заметила Таппенс. – Так же как мошенники, которые выманивают у людей деньги обманным путем. У них всегда такой добропорядочный вид, что никто не сомневается в их честности. По-моему, все убийцы должны казаться симпатичными и добросердечными. Что до мисс Паккард, то она умелая женщина, и в ее распоряжении есть все средства, для того чтобы тихо и мирно отправить на тот свет человека, не вызывая в то же время подозрений. Ее могла заподозрить только такая особа, как миссис Какао. Она и сама слегка с приветом, и поэтому ей легче понять человека, у которого тоже не все дома. Кроме того, они, возможно, где-нибудь встречались раньше.

– Я не думаю, что мисс Паккард особенно разбогатела бы после смерти своих пациенток.

– Это никому не известно, – возразила Таппенс. – Как раз было бы очень разумно не иметь от них никакой выгоды. Надо было уморить одну или двух, очень богатых, которые уже оставили ей свои деньги, но всегда нужно было иметь про запас две-три совершенно естественные смерти, не принесшие никакой выгоды. Поэтому я думаю, что доктор Меррей, возможно, подозревал мисс Паккард, говоря себе в то же время: «Глупости, мне это просто мерещится». И все-таки эта мысль его не оставляла. Второй случай, который он рассказал, подошел бы прислуге, кухарке или даже сиделке. Немолодой женщине, которая находится в услужении и на которую можно положиться. Вот только мозги у нее повернуты не в ту сторону. Может, она на кого-то сердилась или обижалась или ей не нравилась та или иная пациентка. Трудно строить предположения, поскольку мы никого из них не знаем.

– А третий случай?

– Третий случай представляет известные трудности, – проговорила Таппенс. – Здесь мы имеем дело с человеком, одержимым некоей идеей.

– А может, доктор Меррей просто прибавил этот случай для ровного счета, – сказал Томми и добавил: – Я почему-то вспомнил эту ирландку, сиделку в «Горах».

– Славная такая девушка, мы ей подарили меховую накидку. Ты говоришь о ней?

– Да. Тетушка Ада ее любила. Она так всем сочувствовала, жалела, когда кто-то умирал. Помнишь, ты говорила, что она нервничала, когда мы с ней разговаривали? И она собиралась оттуда уходить, только не сказала нам почему.

– Мне кажется, она была довольно нервная особа. От сиделок не ожидается, чтобы они сочувствовали пациентам. Это оказывает на последних скверное воздействие. От сиделок требуется, чтобы они были сдержанными, хорошо делали свое дело и внушали доверие.

– В тебе заговорила сестра Бересфорд, – усмехнулся Томми.

– Однако вернемся к картине, – сказала Таппенс. – Мы должны сконцентрировать на ней все свое внимание. Мне представляется очень важным то, что ты мне рассказал о миссис Боскоуэн и о твоем визите к ней. Она показалась мне интересной.

– Она действительно интересна, – подтвердил Томми. – Самая интересная особа из всех, с кем мы имели дело в этой истории. Она принадлежит к людям, которые что-то знают, причем знают просто так, не задумываясь над этим. Мне показалось, что ей известно об этом месте то, чего не знаю я – да и ты тоже. Но что-то известно, это определенно.

– Очень странно то, что она сказала о лодке, – заметила Таппенс. – Что первоначально на картине лодки не было. Как ты думаешь, откуда там взялась лодка?

– Ах, понятия не имею.

– А было на лодке название? Я не помню. Впрочем, я не всматривалась.

– На ней написано «Уотерлили»[13].

– Очень подходящее название для лодки. Что оно мне напоминает?..

– Откуда мне знать.

– И она определенно утверждает, что ее муж эту лодку не рисовал? Он ведь мог пририсовать ее потом.

– Она определенно сказала, что нет.

– Конечно, – размышляла Таппенс вслух, – есть еще одна возможность, которую мы не обсудили. Это насчет того, что меня ударили по голове. Я хочу сказать, что это мог быть посторонний человек, кто-то, кто следил за мной от Маркет– Бейзинга, чтобы выяснить, чем я занимаюсь. Я ведь задавала там кучу всяких вопросов. Была в разных агентствах. У «Блоджет и Берджес» и у всех остальных. Они ничего не хотели мне говорить об этом доме. Были весьма уклончивы. Настолько, что это выглядело противоестественным. Так же было, когда мы пытались узнать про миссис Ланкастер. Адвокаты и банки, владельцы, с которыми нельзя связаться, потому что они живут за границей. В точности та же самая модель. Они посылают кого-то вслед за моей машиной, желая выяснить, чем я занимаюсь, и, улучив момент, бьют меня по голове. И это приводит нас, – подытожила Таппенс, – к могиле на кладбище. Почему кому-то не понравилось, что я рассматриваю старые могильные плиты? Они ведь все равно были все опрокинуты – банды подростков, которым надоело громить телефонные будки, отправились на кладбище, чтобы повеселиться там, круша могилы, не видные за церковью.

– Ты говорила, что там были какие-то слова, написанные краской или высеченные?

– Да, высеченные резцом, как мне кажется. Человек, который это делал, бросил работу неоконченной – у него ничего не получалось. А вот имя «Лили Уотерс» и возраст «семь лет» были высечены как следует, и еще отрывки слов, похожие на «Всякий, кто... обидит единого из малых сих...», и, наконец, «бремя...».

– Это что-то знакомое.

– Ничего удивительного. Это из Библии. Вот только человек, который это писал, не был вполне уверен, правильно ли он помнит.

– Очень, очень странно.

– И почему это могло кому-то не понравиться? Я же только хотела помочь викарию... и тому бедняге, который разыскивал своего ребенка. Ну вот, мы и возвратились к теме пропавшего ребенка. Миссис Ланкастер говорила об убитом ребенке, которого замуровали позади камина, а миссис Копли болтала о замурованных монахинях, убитых детях, о матери, которая убила ребенка, о любовнике, о незаконном младенце и самоубийстве – сплошные сплетни, слухи и легенды, перемешанные самым фантастическим образом, словно наспех приготовленный пудинг. И все равно, Томми, тут есть один действительный факт – не просто слух или легенда.