Женщина в черном и другие мистические истории - Артур Уолтермайр

Эти его догадки были более чем сомнительными, но перечить ему я не решался.

Он был задумчив, когда мы вышли на палубу, спустились в шлюпку и отправились к берегу, где матросы уже отыскали место, удобное для высадки. Вскарабкавшись на скалу по узенькой козьей тропинке, мы разделились на группы и разбрелись по острову в поисках убежища, в котором скрывались от нас моряки со «Счастливчика».

Островок был слишком крошечным, чтобы потратить на поиски много времени. Так что уже через час мы собрались у шлюпок. Никто не мог похвастаться успехом.

Я заприметил в полумиле от нас довольно высокую скалу и, решив, что западный ее склон достаточно пологий для того, чтобы можно было вскарабкаться, посчитал нелишним посмотреть на остров с вышины. Вильямс остался у подножия и следил за моим подъемом, задрав голову и жмурясь от бьющего в глаза солнца. Добравшись до половины скалы, я решил, что подъем не такой уж и пологий, как казался со стороны. К тому времени, как дело дошло до вершины, я уже был мокрым, как мышь.

— Что, упарился? — спросил меня Тренхарн. — Думаешь, ты один такой умный?

— Ты здесь? А мы с Вильямсом тебя внизу ждали…

— Думаешь, я способен упустить шанс увидеть все собственными глазами?

Я лег на разогретую солнцем скалу рядом с Тренхарном и, так же как он, высунул голову за край пропасти. Далеко-далеко внизу в лазури бухты стояла покинутая яхта, а еще дальше покачивалось на пологой волне и наше судно. Когда глаза мои привыкли к блеску бликов на воде, я начал довольно прилично видеть поросшее водорослями дно бухты.

— Красиво-то как…

— Не туда смотришь, — хриплым голосом ответил Тренхарн. — Вон там, возле «Счастливчика»!

— Где? — не сразу понял я.

— Вон там, — и он протянул руку.

Я проследил за его пальцем и увидел в воде по правому борту яхты несколько покачивающихся на воде овальных предметов белесого цвета.

— Медузы, — сказал я. — Терпеть их не могу! — Лица.

— Что?..

— Лица. И смотри, шевелятся!

Ей-богу, мой друг сошел с ума. Мне стало страшно за него. А Тренхарн, не обращая на меня внимания, продолжал:

— Они шевелятся, они смотрят на нас… — голос его был ужасно спокоен, даже скучен.

И в этот момент меня пронзила догадка, внезапное озарение.

— Я все понял, дружище! Я догадался, почему экипаж «Счастливчика» не решается жить на борту! Эти предметы… те, что ты называешь «лицами»… Это же концы щупальцев какого-то гигантского морского животного, кракена или осьминога! Эта тварь живет в бухте, плавает под водой возле яхты, и люди, естественно, стараются держаться от нее подальше. Может быть, кого-то из экипажа яхты она и сожрала. Остальные прячутся, лишь время от времени посылая добровольцев на борт за съестными припасами. Ведь в одиночку легче пройти мимо чудовища незамеченным!

К тому времени, как я кончил этот монолог, Тренхарн был уже на ногах, обрел здравый смысл и охотничий азарт.

— Да, это объясняет и феномен календаря! Моряки ведут счет времени.

— А может, это твоя Грета считает дни с тех пор, как вы расстались?

Тренхарн начал быстро спускаться со скалы. Я еле поспевал за ним. Он подгонял:

— Быстрее, Генрих! Сейчас мы с тобой возьмем ружья и мигом вышибем потроха из этой твари. И попросим Вильямса расчехлить гарпунную пушку.

Через час мы были уже на борту «Счастливчика» с полутора десятками матросов, вооруженных пиками, острогами И тяжелыми винчестерами. До вечера мы толпились возле бортов, разглядывая водную гладь бухты в бинокли или просто из-под руки.

С приходом сумерек суеверные моряки возроптали и заявили Вильямсу, что не намерены оставаться на борту этого плавучего склепа на ночь.

— Я же говорил вам, сударь, что моряки — парод суеверный, — проворчал Вильямс. И сам старый китобой не выказал желания остаться с нами.

Если Вильямс не скрывал своих суеверных страхов, то мне, человеку интеллигентному, они были не положены. Однако и ваш покорный слуга не пел от радости, когда Тренхарн предложил мне заночевать на «Счастливчике». Видимо, заметив мои колебания, он предложил провести ночь в его компании настолько насмешливым тоном, что отказаться — значило навек погубить в его глазах свою репутацию.

Мы устроились на ночлег в кают-компании, разложив на длинном столе матросские тюфяки. В салопе по обоюдному молчаливому согласию решили не курить и поэтому дружно выходили через каждые полчаса на палубу подымить сигаретой. И на палубе и внизу, в салоне, мы ни на минуту не забывали о цели нашего дежурства, нервы были напряжены, мы постоянно прислушивались к голосу океана, но ничего, кроме шума прибоя о скалы бухты, до нашего слуха не доносилось. Винчестеры наши были постоянно наготове.

И в бухте и на яхте все было спокойно. Но оба мы невольно вздрогнули, когда Тренхарн, пытаясь закурить, выронил из рук ружье. Стук металла о палубу разбудил в колодце бухты такое эхо, что нам показалось, словно со скал рычит на нас стая диких зверей. Луна ушла за тучи, и над морем стало совсем темно. Сейчас, наверное, над островом вставал туман, затянув горловину бухты. Вскоре на палубе находиться стало бесполезно, и мы спустились вниз.

В эти часы у меня было время, чтобы обдумать ситуацию. Я находился в постоянном ожидании чего-то страшного. Однако этот страх почему-то не имел никакого отношения к осьминогу из бухты. Я боялся чего-то другого, сам не знаю чего.

В таком состоянии не находишь себе места. Лучше всего — попытаться заснуть. Поэтому, когда Тренхарн вызвался дежурить первым, я не стал возражать и полез на стол, где меня ожидал жесткий матросский тюфяк. Тренхарн уселся на тот же стол, у меня в ногах, поставив между колен ствол своего винчестера. Он притушил газовый светильник на стене, и теперь мы дышали удушливым запахом страха в полумраке.

Постепенно меня окутал сонный дурман и пришел сон, который показался мне более ярким, чем любое из событий сегодняшнего дня. Мне приснилось, будто Тренхарн прислушался к чему-то и вскочил на ноги. Мгновением позже и до моих ушей долетел тот голос, который взволновал моего друга. Я услышал нежный призыв:

— Трен! Трен! — женский голос доносился из-за двери салона.

Мне приснилось, что я повернул голову и увидел в черном дверном проеме прекрасное лицо с лучистыми завораживающими глазами.

— Ангел, — прошептал я сквозь сон и тут же понял, что передо мной стояла невеста Тренхарна. А друг мой тем временем, положив винчестер у моих ног, уже протягивал к ней руки.

— Иди сюда! — снова услышал я ее голос. — Выйдем на палубу, не будем мешать спать Генриху!

Руки девушки обвились вокруг его плеч и они, еще раз оглянувшись на меня, вышли. Я услышал скрип ступенек и снова отдался стихии сна, успев почувствовать радость за своего друга.

Пробуждение было ужасным. С палубы донесся дикий вопль. Ничего не соображая со сна, я вскочил с тюфяка и, запутавшись в нем, скатился на пол. С полминуты я неподвижно сидел там, завороженный липким страхом, не в силах пошевелить даже пальцем. Но больше никто не кричал, и мое оцепенение постепенно ушло. Газовый рожок совсем погас, и помещение салопа было освещено лишь сочившимся из иллюминатора тусклым предутренним светом не взошедшего еще солнца.

Тренхарна в салоне не было, хотя ружье его лежало в ногах моей импровизированной постели. Я несколько раз окликнул друга, но ответом мне была только тишина.

Я выскочил из кают-компании и взбежал по трапу на палубу. В туманной полутьме я бегал по яхте, натыкаясь на аккуратно уложенный такелаж, умоляя Тренхарна отозваться. Мрачные скалы, нависшие над бухтой, злорадно повторяли за мной его имя, выкрикивая его разными голосами в туманной тьме, словно стая демонов дразнила меня, насмехаясь над моим страхом.

— Тренхарн! Тренхарн! Тренхарн! — кричало из сумрака эхо.

Я добежал до юта, заглянул в пустую рубку, выбежал на правый борт яхты и остановился передохнуть у поручней. Случайно бросив взгляд на воду, я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове. Из воды на меня глядели бледные человеческие лица глазами, полными безысходной тоски. Я видел, как колышет вода их волосы, различал мимику. Должно быть, на мгновение я потерял сознание, потому что лица эти вдруг исчезли с волны, без звука, без всплеска. А главное — я увидел, что к «Счастливчику» направляется шлюпка со шхуны.

— К корме, заворачивай к корме! — слышал я встревоженный голос старого китобоя. Я добежал до места, к которому причаливала шлюпка и, перевалившись через поручни, рухнул прямо на головы гребцов. Я торопился потому, что мне показалось, будто слышу чьи-то приближающиеся шаги.

— Ну, сударь, вы уж слишком… — недовольно сказал Вильяме, потирая ушибленное предплечье.

— Отчаливайте! Отчаливайте! — закричал я в ответ, выхватывая у одного из матросов весло.