Вдоль по лезвию слов (сборник) - Тим Скоренко

Меня провели через ряд дверей в помещение с экраном на всю стену. В центре комнаты стояло мягкое кресло, и больше никакой мебели не наблюдалось. Меня усадили в кресло, на руках и ногах затянули ремни. Как ни странно, страха в тот момент я не испытывал. Оба сопровождающих вышли.

Некоторое время я сидел в тишине и полутьме (горел лишь один тусклый плафон на высоком потолке), а затем почувствовал движение за спиной.

Он появился неслышно, рослый грузный человек в форме рейхскриминальдиректора гестапо, подошёл к экрану, а затем развернулся на каблуках. Он смотрел на меня с интересом и иронией, рот его чуть кривился, большие пальцы лежали на черном ремне. Я сосредоточил внимание на пряжке с орлом, потому что не мог смотреть в глаза этому человеку – моему дяде Гюнтеру.

«Смотри на меня, дружок», – сказал он.

Я поднял голову.

«Сейчас ты, видимо, думаешь, что зря пришёл ко мне вчера, зря поделился со мной своей проблемой. Но это не так. Ты пришёл к самому правильному человеку из всех возможных, к единственному, кто способен выслушать и понять тебя. Более того, много лет я ждал момента, когда ты наконец придёшь».

Он начал ходить вокруг меня, не прекращая говорить.

«Гомосексуализм был распространён всегда. В Древней Греции мужчины из высшего общества часто предпочитали мальчиков женщинам, что отражено, в частности, в их мифологии. У Аполлона был целый ряд молодых любовников, да и Зевс нередко обращался к однополой любви. И в Греции, и в Риме сексуальные отношения между мужчинами считались нормальными. Более того, любовь между людьми одного пола могла быть сильнее, выше, гораздо более страстной, нежели обычные гетеросексуальные отношения».

Я самостоятельно догадался о значении слова «гетеросексуальный».

«В Японии, – продолжал он, – был распространён культ сюдо, отношений между мужчиной и мальчиком. Солдаты содержали своих любовников, порой любили их больше, чем жён. Буддистские бонзы вступали в интимные отношения с послушниками, и это тоже считалось в порядке вещей. Если говорить в целом, гомосексуальность оказалась возведённой в ранг греха исключительно усилиями христианской церкви, усматривавшей в данном виде отношений нарушение библейских канонов. Но о каком нарушении может идти речь, если даже в Библии есть целый ряд героев-педерастов? Но всё это история, которую ты узнаешь потом».

Это «потом» меня обнадёжило. Кажется, меня не собирались ликвидировать.

«А сейчас я хочу, чтобы ты посмотрел один фильм».

Он кивнул кому-то за моей спиной и вышел, похлопав меня по плечу. Пока ничего страшного не происходило, и я постарался усесться максимально удобно, насколько это позволяли ремни, удерживающие меня в кресле.

А на экране появились мужчина и женщина – без всяких вступлений, без титров, без пояснений. Они стояли друг напротив друга по обе стороны огромной кровати. На ней был халат, на нём – трусы. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, затем разделись и забрались на кровать, где без лишних предисловий начали заниматься любовью. Я впервые в жизни видел половой акт. Если честно, я и обнажённую женщину видел впервые, хотя примерно представлял её строение по учебникам анатомии. В то время как мои сокурсники заводили девушек и даже женились, я оставался в вопросах полового воспитания наивным ребёнком.

Фильм длился около получаса (мне так показалось), и всё это время мужчина и женщина занимались сексом, умело меняя позы. Я с удивлением открыл для себя, что сношение может происходить различными способами и даже в различные отверстия, а не только в предназначенные для этого природой (в данном случае речь идёт об оральном сексе, анального в фильме не было). Чувствовал ли я возбуждение? Да, безусловно, хотя не то чтобы очень сильное. И я никак не мог понять, кто мне более интересен – мужчина или женщина.

Фильм закончился бурным оргазмом мужчины, забрызгавшего женскую грудь своим семенем. Экран потемнел, а затем темнота сменилась новым фильмом. На этот раз возле кровати стояли двое мужчин в нижнем белье. Как по команде, они разделись и начали заниматься тем же, чем перед этим их разнополые «коллеги». Когда я смотрел второй фильм, мной овладели противоречивые чувства. С одной стороны, я возбудился гораздо более, чем при предыдущем просмотре, но, с другой, мне было как-то гадко. Определённая неестественность была в этой любви, в этом соитии, в этих поцелуях и проникновениях. Более того, когда мужчины начали совокупляться, мой сфинктер заныл: я представил себе, каким болезненным может быть такой контакт.

Фильм закончился, зажёгся свет, и передо мной снова появился дядя.

«Ну вот… – протянул он. – Помнишь ли ты микромоторику своего друга Карла?»

«Да», – кивнул я, не понимая, при чём тут это.

«Подобная микромоторика присуща людям нетрадиционной сексуальной ориентации. На одни и те же раздражители обычный человек и педераст реагируют по-разному, хотя неспециалист никакой разницы не заметит. У тебя – такая же микромоторика, правда, чуть более приближенная к обычной».

Я никогда не задумывался о своей микромоторике. Я знал, что у моих партнёров по университетским заданиям бывали проблемы с определением моих мыслей по микромимике, но списывал это на их неумение, а не на собственную уникальность.

«Я знаю, какой вопрос ты задаёшь себе, – сказал дядя. – Соответствует ли гомосексуализм фашистской идеологии, отвечает ли он требованиям, заданным фюрером. Я отвечу тебе: нет. Гомосексуализм, с точки зрения Партии, – это серьёзнейшее отклонение от нормы».

Я продолжал молчать.

«Но есть одно “но”. Нельзя забывать о том, что мы толерантны. Что все люди в наших глазах равноправны, что не существует никаких общественных институтов, которые мы бы унижали или лишали права на самовыражение. Мы прощаем и принимаем абсолютно всё, на равноправии и толерантности строится наше общество, идеальное и совершенное. А теперь задай себе вопрос: почему мы можем позволить себе быть толерантными?»

Я думал, что он продолжит, но он явно ждал от меня ответа. И я знал этот ответ.

«Потому что то, с чем мы не можем смириться, исчезает».

«Нет, друг мой. Оно не исчезает. Его просто не существует. Гомосексуализма никогда не существовало. Никогда не было разумных евреев или славян, никогда не было наркоманов, алкоголиков, проституток, душевнобольных, инвалидов. И тебя, мальчик мой, не существует. И меня».

Я раньше не слышал многих из употреблённых дядей слов, но я понимал, о чём он говорит. И мне стало страшно.

«Что ж, – подытожил он, – сегодня первый день твоего обучения. Дальнейшая твоя судьба напрямую зависит от твоих успехов».