Повести и рассказы - Сергей Баруздин

По всему саду рассыпались ребята. Их было так много — с лопатами, граблями, вилами, ножами, что, будь ты и самый отличный ученик, не сосчитаешь. Ребята рыхлили землю, обрезали ветки, грузили на носилки и тачки мусор, жгли в овраге прошлогоднюю листву и траву и просто галдели, как галдят на весеннем солнце птицы. Много среди них было ровесников Гошки и даже, как ему показалось, совсем маленьких мальчишек и девчонок.

Один из мальчишек — самый маленький — тащил неподалеку от Гошки пустые носилки. Мальчишка спотыкался — носилки были большие и неудобные для одного человека. Две ручки носилок тащились по земле, одна болталась в воздухе, и лишь за последнюю двумя руками уцепился мальчишка.

— Давай помогу, — неуверенно предложил Гошка, когда мальчишка окончательно запыхался и остановился.

Мальчишка будто ждал этого.

— Давно бы так! — пробурчал он. — А то глазеть легче простого!

Гошка подцепил носилки и, не оглядываясь на отца, побежал вперед с незнакомым мальчишкой. Возле кучи сухих листьев и сучьев они прямо руками нагрузили носилки доверху и двинулись туда, где горели костры.

Теперь Гошка шел первым, а мальчишка, который явно был меньше Гошки, трусил позади.

— Куда? В овраг? — спросил Гошка, хотя он и сам видел: мусор сносили в овраг, что находился левее школы.

— Ага! — бодро согласился мальчишка и только тут поинтересовался: — Ты небось из новичков? Не видел я тебя…

Гошка объяснил.

Вовка — так звали мальчишку — посочувствовал Гошке, что он ничего не знает про уход за фруктовыми деревьями.

Гошке понравился Вовка и его манера разговора — очень серьезная, почти взрослая. Вовка все знал — и про сад, и про каждое дерево в нем, и про ребят, которые работали рядом с ними, и про председателя Егорова, и про сам колхоз…

У Гошки в Москве, в школе, было много приятелей. Вот хорошо бы и Вовка был его другом, настоящим!

— Мы с тобой еще летом увидимся, — сказал Гошка. — Ты будешь летом здесь?

— А куда ж я денусь! Ясно, буду, — объяснил Вовка. — У нас и летом тут в саду работы хватит…

Они уже отнесли четвертые носилки, когда Гошка услышал голос отца.

Гошка помог Вовке дотащить пустые носилки и попрощался:

— Ехать нам пора…

Ему не хотелось уходить отсюда. Но что поделаешь! Гошка вернулся к отцу.

Председатель продолжал что-то рассказывать отцу, объяснять, чем-то восхищаться, но Гошка почти не слышал его. Он слышал только слова отца, спокойные и однообразные:

— Да… да… верно… да… да… хорошо… да… да… правильно…

Но вот отец стал прощаться с Егоровым и еще раз позвал Гошку, хотя он стоял рядом.

— Пока еще в Голубинке все уладим, — сказал он, — а время летит.

— Ну что ж! Езжайте! — оборвал на полуслове свой рассказ председатель. Но тут же не выдержал и опять добавил: — А знаете, они что еще напридумали! Высадить плодовые деревья прямо в деревне, по главной улице! Двести в этом году, а потом еще! И на других улицах! Молодцы, правда? Красиво, говорят, будет! И земля у нас всюду хорошая! Привьются, определенно привьются! Видите, даже такие ребятишки, можно сказать, а о красоте для всех думают. И сами хотят жить красиво! Ведь это надо уметь — красоту людям дарить! Это не менее важно, чем урожайность и животноводство. Кстати, и по животноводству они сейчас нам здорово помогают. Вот будете жить здесь, глядишь, тоже поможете!..

9

Когда они вернулись в Голубинку, было еще солнечно. Но солнце светило теперь откуда-то из-за леса. Тени стали длиннее, а воздух прохладнее. День катился к вечеру, и деревенская улица заполнилась людьми. Люди шли с работы, сидели на лавочке возле палисадников, выглядывали из окон домов. Птицы поутихомирились, как обычно, рано собираясь на покой. Лишь несколько белых трясогузок быстро мельтешили по дороге в поисках корма. Они только что возвратились из дальних странствий и теперь подкрепляли свои силы.

Но на Гошку трясогузки не произвели впечатления. Он вспоминал совсем другое — побеленные стволы яблонь и вишен в садах, и Вовку с носилками, и других ребят…

А деревня жила голосами людей. Женскими, ребячьими, мужскими, стариковскими. Усталыми и бодрыми, задумчивыми и беззаботными, тихими и громкими. У магазина играли на баяне кубинскую песню, и три молодые пары танцевали под нее явно неподходящий медленный танец. Из дома напротив еле слышно доносились звуки радио:

В жизни раз бы-в-в-вае-етВосемнадцать л-ле-е-ет.

Изредка мычали коровы, блеяли козы, хлопали крыльями и кудахтали, взлетая на насесты, куры.

Гошка сидел в машине, пока отец ходил по домам договариваться о жилье на лето. Договорился он скоро, в третьем же доме. Снял там две комнаты и оставил задаток.

— Хочешь посмотреть? — спросил отец, возвращаясь к машине. — Или же сразу к Островым поедем? А то поздно…

— Поедем, — сказал Гошка, а про себя подумал: «Чего смотреть! Ну, снял и снял…»

У Островых их уже ждали. Все семейство было в сборе. Сам Николай Петрович, его жена, двое ребят, чуть старше Гошки, и старушка Анастасия Семеновна, с которой они познакомились утром.

— Пожалте к столу, гости дорогие! — пригласила Анастасия Семеновна. — Проголодались небось, понаездились по воздуху!

Николай Петрович поставил на стол бутылку с мутноватой жидкостью, сказал:

— Как, с устатку по махонькой? Можно?

— Только чуть-чуть, — согласился отец. — За рулем я…

Гошка без всякого удовольствия жевал вареную картошку с селедкой и соленым огурцом и запивал ее молоком из кружки. Он занимался лишь едой, не замечая взрослых и даже ребят Острова. А мальчишки сидели рядом, тоже молча, как водится за столом, и с любопытством смотрели на Гошку.

— Ты еще бери! Не стесняйся! — наконец сказал один из них, по-хозяйски кивнув на стол.

Но Гошка уже наелся.

Взрослые говорили о делах — о срубе, о цене, о месте, где его лучше поставить, о рабочих, которые за лето должны довершить сооружение дома. Вернее, как показалось Гошке, говорил больше отец, а Николай Петрович или поддакивал ему, или просто произносил одну-две фразы и опять замолкал. Женщины почти не вступали в разговор. Только Анастасия Семеновна заметила:

— Вот, бог даст, тогда и корову купим. А так нам ничего и не надо. Все одно без Ванюшки… — И она не договорила.

А Николай Петрович, закончив деловой разговор, облегченно вздохнул, сказал:

— Ну и ладно! По рукам, значит! — И сразу оживился: — А вот ты говоришь: Егоров — неприметный. А он — головастый мужик, Тимирязевку в Москве позапрошлым летом кончил. Про колхоз и говорить нечего: поднял он всех нас здорово за два года. И урожайность при нем пошла, и скотину не дал погубить, и с оплатой трудодня стало куда лучше. А сейчас, как с пленума вернулся, говорит: «Заживем теперь по-другому! Скоро заживем!» А что? Он добьется! В районе с ним считаются, помогают. Да и сам он для колхоза хоть что вырвет. Строит же опять много. Вот поселитесь, он и тебя в оборот возьмет!..

— Да что я! — сказал отец. — Я ж сельским проектированием не занимался. Да и некогда мне… Работа!..

— Теперь и на деревне не хуже города строят, — заметил Николай Петрович. — И жить всем по-городскому хочется. Так что возьмет он тебя в оборот, обязательно возьмет…

Отец взглянул на часы:

— Восьмой час уже. Мы двинемся. И так засветло не доберемся! А насчет денег, Николай Петрович, значит, как договорились…

— Да ладно, ладно! Что ты все — деньги да деньги! — перебил его Остров. — Договорились, и все тут!

Они попрощались и вышли к машине. Хозяева, кроме старушки Анастасии Семеновны, тоже спустились с крыльца:

— Ну спасибо! Счастливо доехать! Приезжайте! Не беспокойтесь! Все сделаем!

Отец помахал им:

— До встречи!

Машина медленно тронулась и покатила через деревню в сторону леса. Не успели они выехать на полевую дорогу, как отец довольно посмотрел на Гошку и даже подмигнул ему:

— А ведь мы, братец, ловко договорились! А-а! За полцены сруб купили!

— Ну и что? — не понял Гошка.

— «Что, что!» Ловко, говорю, получилось! Да, впрочем, что ты смыслишь!

10

Вот и прошло первое апреля. Прошел еще один день весны. Только один день. Но много воды утекло за этот день с полей и дорог, выше поднялся лед в реках и озерах, больше зелени прорезалось на солнечных полянках и лугах. Взбухли почки на деревьях, а верба уже и к цветению приготовилась. И ольха выставила свои длинные сережки — она тоже готова цвести, как только настанет срок. И верба и ольха смотрят на березы. Как там они? Как березовый сок поживает? Начнется движение сока березы, значит, через недельку по хорошей погоде и цвести можно.

Мало ли, много — один день весны, а сколько птиц за этот день прибавилось, сколько новых гнезд появилось!