'Ученик лоцмана' - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, конечно, но лучше бы обойтись без ссуды. — Я сунул в руку в карман и продемонстрировал Валуэру несколько золотых монет, из числа тех, что нашёл в сундучке капитана разбитого корабля. — Я понимаю, они, скорее всего, не имеют здесь хождения, но, может, можно как-то обменять? Хотя бы по весу, как золото?
Валуэр сгрёб монеты с моей ладони и осмотрел их одну за другой.
— Никогда такие не попадались. — признался он. — Но это не страшно — ты в Зурбагане, парень, а здесь имеет хождение любая звонкая монета, отчеканенная в любом из миров, соединённых Фарватерами — если она, конечно, из золота или серебра. Есть у меня один добрых знакомец, меняла, у него лавка на улице Полнолуния — посмотрим, сколько он за них даст. Если золото достаточно чистое, то этого тебе с лихвой хватит на пару недель — и на жильё с полным пансионом, и кружку-другую вечерком пропустить в «Белом дельфине». Да и приодеться тебе не мешает — конечно, в Зурбагане никаким нарядам не удивляются, но раз уж ты собрался осесть здесь всерьёз и надолго — надо будет соответствовать.
— Что ж, вполне разумно. — я ссыпал монеты обратно в карман, сделав зарубку в памяти, что надо бы завести для них какой ни то кошель. — Тогда сразу, как отшвартуемся — и пойдём? Чего терять время?
Из лавки менялы я вышел, имея в кармане целую горсть зурбаганских золотых и серебряных монет с изображением маячной башни на аверсе — к моему удивлению, номиналы на них были указаны в римских цифрах. Придётся привыкать, подумал я, пряча выручку в карман. И, кстати, ещё одна проблема — вот ни за что не поверю, что здесь, в портовом городе, полном приезжих и чужаков самого разного пошиба отсутствует преступность! Наверняка здесь тоже имеется свой «Гильдия Воров, Грабителей и Смежных Профессий», как у обожаемого мной Прачетта — и наверняка её представители внимательно отслеживают «денежных» гостей Зурбагана, в особенности, таких как я, одиночек. А значит — держать «пиратский клад» на практически неохраняемой дорке (полусонный сторож с клюкой, раз в полчаса обходящий пирс не в счёт) будет верхом легкомыслия. В ближайшее время надо выяснить, существуют ли в городе банки, в которых можно арендовать что-то вроде сейфовой ячейки — и поскорее воспользоваться их услугами.
Я даже хотел расспросить об этом менялу — невысокого сухонького старичка с внешностью, словно позаимствованной из произведений Бабеля и Шолом-Алейхема, но вовремя остановился. Если уж я собрался какое-то время скрывать от Валуэра размеры моих «золотовалютных резервов» — будет не слишком разумно задавать подобные вопросы его доброму знакомцу. И уж тем более, снова являться в эту лавку с целью пополнить запасы местной наличности. Кстати, любопытный нюанс — после того как меняла сначала попробовал монеты на зуб, потом рассмотрел в большую лупу, а под конец капнул на краешек нескольких крошечной капелькой кислоты из тёмно-зелёного стеклянного флакончика, он изучил результат, удовлетворённо кивнул си сообщил, что монеты отчеканены из золота весьма высокого качества, и впредь он готов приобретать точено такие же по наилучшую во всём городе курсу — если они, конечно, найдутся у уважаемых клиентов. Дело хорошее, конечно, но боюсь, что придётся это заманчивое предложение отклонить и обратиться к его коллегам, благо, на улице Полнолуния, являющейся, как разъяснил мне Валуэр, центром местной деловой, коммерческой жизни, я насчитал не меньше трёх подобных контор. Вот туда и загляну — но попозже, а пока надо будет вернуться на «Штральзунд» и забрать ценности с собой. Во избежание, так сказать.
После посещения менялы Валуэр предложил, не откладывая, зайти в местный магазин готового платья — благо, на улице Полнолуния их тоже было немало. Но я неожиданно воспротивился — платье, конечно, сменить придётся, но сейчас меня больше всего занимал поиск жилья. Полутора десятков фраз на местном языке, выученных благодаря моему спутнику, должно хватить для посещения торговых заведений — да и без них, пожалуй, можно обойтись. Торговцы в портовых городах спокон веку привыкли обходиться интернациональным языком жестов, так что как-нибудь договорюсь, а вот место, где можно будет расслабиться, обдумать в спокойной обстановке происходящее и уж тогда отправляться за покупками в город — в нём я нуждался сейчас, пожалуй, гораздо сильнее, чем в чем-то ещё.
Валуэр не стал спорить — оказывается, у него уже были наготове несколько адресов подходящего для моей персоны съёмного жилья. По ним мы и отправились, свернув с центральной улицы Зурбагана в переулки, ведущие в противоположную от порта сторону. Там, на спускающихся к морю горных отрогах теснились на многочисленных террасах жилые кварталы — здесь, как пояснил мой спутник, обитали те, кого в том, оставленном мной мире назвали бы «средним классом». Кроме того, здесь располагался местный «латинский квартал» — несколько улочек, заполненных домами, в которых сдавали жильё для студентов Зурбаганского университета и тех из учеников школы Лоцманов и те из курсантов Морского Лицея, кто не пожелал жить в общих дортуарах. Эта часть «Верхнего города» была отгорожена от остальных кварталов невысокой, метра два с половиной, стеной из красного кирпича, живописно увитой диким виноградом. Здесь мы не задержались — Валуэр сразу заявил, что в «латинском квартале» мне делать нечего, лучше поискать местечко пореспектабельнее.
Первое из «предложений» я отверг — это оказался пансион, расположенный на втором этаже дома, весь первый этаж которого занимала таверна. Слишком шумно, слишком много людей — и, по сути, мало отличается от обычной гостиницы, тогда уж можно было не мудрить и оставаться у Тётушки Гвинкль в её «Белом дельфине».
Второй дом понравился мне больше, но всё убил вид из окон — они выходили на уютный, в итальянском стиле, дворик-патио. Но я-то, пока мы карабкались по крутым переулкам-лестницам к Верхнему Городу, уже успел нафантазировать себе об окнах, из которых открывается вид на гавань, из которых по вечерам будет виден солнечный диск, скрывающийся за далёкой цепочкой островов на западе… короче, я отверг и этот вариант. Зато в третьем по счёту нашлось всё то, чего хотела моя измученная переменами душа — и великолепный морской вид из окон, и купы акаций прямо под окнами, на расположенной ниже террасе, благодаря которым шум улицы почти не долетал до комнат. Да и само жильё оказалось почти точной копией того, что занимали Шерлок Холмс и доктор Ватсон в известном советском телесериале. Здесь было всё — и просторная гостиная на первом этаже, с огромным камином, на полке которого стояла запылённая модель парусника; спальня и кабинет на втором этаже, в которые вели двери с балкона-галереи, украшенном полками с многочисленными книжными корешками. И, конечно, сама хозяйка (она, как пояснил мне шёпотом Валуэр, была вдовой капитана), чрезвычайно похожая на миссис Хадсон в исполнении неподражаемой Рины Зелёной — на самом деле, её звали матушка Спуль. Это, видимо, и оказалось последней каплей — мы подписали все необходимые бумаги, я вручил «миссис Хадсон» горсть золотых монет, получил взамен расписку и распрощался с Валуэром, договорившись, что он зайдёт за мной завтра к полудню. После чего матушка Спуль, оказавшаяся особой чрезвычайно дотошной, показала мне моё будущее обиталище, не забыв упомянуть, что только сегодня сменила постельное бельё, сообщила, что обед будет подан внизу, в столовой, к семи вечера — и я, наконец, остался один. Заглянул в камин — здесь они имелись чуть ли не в каждой комнате, — стянул с ног кроссовки, повесил в платяной шкаф куртку, бросил туда же рюкзак, стащил джинсы вместе с увешанным всякими нужными вещами ремнём. Оставшись в одних трусах и рубашке-ковбойке, я растянулся на кровати поверх покрывала, закинул руки за голову и принялся не торопясь перебирать в памяти недавние события.
II
Большой Голец — остров в восточной части Онежском озера. Это крошечный, километр на четыреста метров, клочок каменистой суши; нормального, мягкого грунта здесь нет, лишь на поверхности скал, цепляясь за расщелины, растёт хвойный лес и кустарник. Большой Голец — центральный из мини-архипелага из трёх островков; два других называются Малые Гольцы. Между островами скалистая банка, «луда» — безымянная каменистая отмель. В шторм ее обрисовывают волны, в штиль же она прячется
