Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд - Вероника Лесневская

присоединяется. Испепеляет своими маленькими агатами. Мамиными.

— Посмотрим… — выбираю наиболее обтекаемый ответ.

Васене я обещал побыть «папочкой», пока она не выздоровеет, а Агате — держаться подальше от тройняшек. Дилемма. Впрочем, второй пункт я только что и так нарушил.

— Понимаю, у вас столько дел! — подобострастно лепечет Лора, а я боковым зрением замечаю мальчишку, выбежавшего из дома. По возрасту он как дети Агаты. Не свожу с него любопытного взгляда. — Удачи вам. Надеюсь, клиника с вами будет процветать.

«Точно не со мной», — усмехаюсь мысленно. И отступаю к машине, полный решимости уехать немедленно.

От навязчивой подруги Агаты. И от детей, с которыми дико хочется остаться. Бред какой-то.

Еще и пацан этот незнакомый внимание привлекает. Я точно сбрендил! Скорее бы все решилось с наследником. Пора покончить с этим.

Может, Марк прав — и мне анализы на всякий случай еще раз сдать? В конце концов, в ситуациях, подобных моей, бывает положительная динамика. Черт!

Это многое бы исправило. Тогда бы я, наверное, бросил затею с охотой на сына. И вернулся в привычную среду обитания.

— Знаете, клиника очень важна для нас с Агатой. Это не просто работа, — прорывает чересчур болтливую Ларису. — Она ведь нам детей подарила, — кивает на мальчишку.

— Как это? — свожу брови, ничего не соображая.

— Так мы ЭКО делали, — выдает она бесхитростно. — Я мать-одиночка.

Весь этот разговор Лора явно затеяла для того, чтобы намекнуть мне, что у нее нет мужчины и она готова к отношениям. Ведь не могла не заметить мою неоднозначную реакцию на ребенка во дворе.

Однако меня статус Ларисы волнует меньше всего сейчас. Плевать вообще.

Мысленно ставлю на повтор ее фразу. Кручу в сознании снова и снова.

ЭКО?

— Что? — цепляюсь за сигнальное слово. — Когда? — выпаливаю тут же.

— Ну, так шесть лет назад. В один день, между прочим, — откровенничает Лора. И бережно обнимает подбежавшего к ней мальчика.

Сына.

Кошусь на Ксюшу и Макса. Представляю "недостающую" Васену.

Тройняшки.

Вспоминаю имена женщин, карточки которых мне показывала Агата. Ее самой там точно не было — я бы обратил внимание. Ларисы, кажется, тоже. Тут я не уверен. Чертова забывчивость на имена!

— Вот зар-ра-аза, — рычу себе под нос и ухмыляюсь криво.

— М-м-м? — непонимающе мычит Лора, возвращая меня в реальность.

Непроизвольно провожу ладонью по макушке Ксюши, которая преданно жмется ко мне, как маленький котенок, играю пальцами со смешными хвостиками. Свободной рукой притягиваю к себе Макса, невзирая на его сопротивление. Подталкиваю обоих на территорию дома.

— Пожалуй, у меня найдется несколько минут на чай, — делаю шаг во двор и следую за довольной Лорой, уверенной, что поймала меня в свои сети.

А сам не спускаю глаз с ее сына и… детей Агаты.

Глава 19

Агата

— Мамочка, ты только не ругай Адама, — тихонько шепчет Васька, накрываясь чуть ли не с головой.

Цепляю уголок простыни пальцами и тяну на себя. Укоризненно покачав головой, принимаюсь молча убирать остатки пиццы. Складываю в пустую коробку с крошками и соусом. Пока мы с Тумановым ругались в подсобке, чертята разделили поровну и в один присест уничтожили любимое лакомство. Для них это лучше сладостей. А если еще и без ненавистных Ксюшей добавок, о чем Адам машинально позаботился, то довольны остались все.

Кроме меня…

Потому что я понятия не имею, что делать с тремя маленькими детскими сердечками, когда Туманов наиграется и разобьет их. Свое не жалко. Пусть. Не привыкать. Но тройняшек я обязана уберечь.

— Это я его попросила папочкой побыть. Чу-уть-чуть, — малышка пальчиками показывает крохотный зазор и улыбается виновато. — Мне грустно одной было. Адам же хороший, мам, — уговаривает меня жалостливо.

Я же едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться прямо при ней. Чертового Туманова остро не хватает, который сейчас отправил бы меня «умыться и успокоиться». И в то же время ненавижу его за то, что надежду детям подарил ложную.

— Хороший, — соглашаюсь. — Но он не ваш папа, ты же это понимаешь?

— Угу, — вздыхает и паузу делает, думая о чем-то.

Касаюсь ладонью порозовевшей щечки. С болью в груди вспоминаю, какой бледной и болезненной Василиска была вчера. Как плакала, звала меня, лепетала что-то неразборчивое осипшим голосом. И слабо улыбалась от присутствия Адама. Чужого человека.

Хотя сейчас в ее тоненьких венках течет его кровь. Пусть влитая искусственно, но все же… Есть в этом что-то объединяющее, родственное. А сам поступок Туманова стал спонтанным, бескорыстным и… приятно удивил меня. Никогда бы не подумала, что этот эгоист способен вот так, без сомнений, помочь постороннему ребенку, ничего не ожидая взамен.

— А наш настоящий папа где? — поразмыслив, выдает Васька.

И вгоняет меня в ступор. Она сегодня особенно безжалостно бьет вопросами. Правильными, ожидаемыми, но на них у меня нет ответов.

— Я взяла твои любимые книги. Почитать тебе что-нибудь? — перевожу тему. Стараюсь держаться бодро, но голос дрожит и срывается под конец фразы.

Аккуратно меняю Василиске простынь, присаживаюсь на край постели и достаю красочные брошюры из сумки.

— Может, сок хочешь? Или банан? — спохватываюсь, изучая то, что привезла дочурке. — А может, мультики на телефоне посмотрим? — подмигиваю заговорщически, потому что обычно запрещаю ей это.

Но сегодня моей малышке можно все.

— Неа, — машет головой. — Ложись рядышком, мам, — просит она и двигается к краю, морщась от боли в ноге. Осматриваю повязку, помогаю Ваське лечь удобнее. И выполняю ее просьбу, устраиваясь на боку, чтобы меньше места занимать. — Расскажи мне про мамонтенка.

— Не пойдет, — спорю я. — Ты же плачешь каждый раз на его песенке, — усмехаюсь с любовью и оттенком горечи. И нежно целую ее в макушку.

— А ты без нее. Давай сразу счастливую концовку, — хитро прищуривается она, и в синих глазах огненные чертики пляшут. — Только пусть мамонтенок найдет папу вместе с мамой, — постановляет довольно.

Укладывает головку мне на плечо и демонстративно глаза прикрывает, сигнализируя тем самым, что готова слушать.

Мне ничего другого не остается, кроме как подчиниться. Рассказываю то, что Васька хочет. И именно так, как она просит.

Стараюсь до последнего сохранять ровный тон, пока по щекам стекают горячие слезы.

Страдаю от собственного бессилия.

Шесть лет назад, принимая судьбоносное решение, я была уверена, что справлюсь. Дам своим детям все, сделаю их абсолютно счастливыми.

Одна. Смогу!

Но проиграла.

Тогда — Макару. Хоть и наивно думала, будто победила, доказала, что я сильная.

Сейчас — Адаму. Не заметила, как подпустила его слишком близко к себе и детям. Не понимаю, в какой момент и почему это произошло.

Ненавижу мужчин! От них одни расстройства