Соучастница - Наталья Стеркина

- Кекс, как дела?

- Плохо, - очень мрачно сказала Катя. - Я поссорилась с бабушкой. Знаешь, после ее ссоры с дедом она стала совсем невозможной. Сегодня не разрешила Миле, ну ты знаешь, моей однокласснице зайти к нам, престо сказала, что Катя, мол, не будет общаться с девочками подобного поведения. А что такого? Просто Мила уже красится - у нее волосы высветлены, сейчас это модно, и две сережки в ухе. Ну и что? Учится она лучше многих! И вообще классная. А она, блин, не разрешила!

Катя чуть не плакала. Ирина очень холодно сказала.

- Я не желаю слышать это "блин". Девочки нашего круга так не говорят!

- А я не вашего круга! Я вообще никакого круга! Ты вообще мне никогда не говорила, кто мой отец. Костя вот знает - у него папа в Новой Зеландии и богатый, а мой кто? Я требую, чтобы ты мне сказала. Я уже взрослая!

Ирина взяла себя в руки, конечно же, когда-нибудь "легкая" Катя должна была бы сделаться трудной - переходный возраст и перемены в семье. Ирина корила себя за благодушие. Что это ей казалось, что уход деда не может поколебать стабильные устои "родительского" дома? Все уже там изменилось!

- Катюша, - переждав пока та перестанет всхлипывать в трубку, - я думаю, что самое время нам с тобой на выходные куда-нибудь вместе уехать и там, на свободе, на природе все обсудить. Я во многом с тобой согласна, кое-что смогу тебе объяснить, но обещаю тебе, что внимательно вникну во все проблемы, и мы с тобой решим, как нам дальше жить.

Катя почти шепотом спросила.

- Мы с тобой?

- Ну, да. Ведь ты уже не маленькая. Нам надо будет обсудить, как быть с бабушкой - согласись, ей сейчас нелегко. А сейчас постарайся успокоиться, взять себя в руки и позови бабушку к телефону.

Подошла разгоряченная их ссорой мать.

- Ирина! С Катей надо что-то делать, она перестала слушаться!

- Да, мама. Мы только что с ней говорили, знаешь, мы на выходные с ней съездим на одну экскурсию, есть возможность и там, на свободе я с ней поговорю. Обещаю, что все улажу.

Ирина поняла, что именно Катей судьба предлагает ей заняться наиболее внимательно и перестать рефлексировать по поводу своего "соучастия". Она перезвонила Тане и предупредила, что на выставку с ней не пойдет - едет с Катей за город. Потом позвонила знакомому парню в редакцию и попросила записать ее с дочкой на экскурсию в Суздаль, сговорилась, что деньги подвезет завтра. Вечерело. Ирина на некоторое время потеряла представление о том, что ей вообще сейчас делать. Нужно освободить мать от "бабушкинского синдрома" - это теперь понятно, это стало насущной проблемой, но ведь не сегодня! Отец завтра скажет о разводе, но ведь не сегодня! Костя все сказал вчера... Ирина решила, что сегодня нужно продолжить, а может и завершить чтение Сашиных записей, и проститься и с ним. Поминать, ездить на кладбище - это да, но не вести с ним бесконечный и, в общем, бесплодный разговор... Ирина уткнулась в следующую Сашину запись: "14 ноября 1979 года.

"Завтра - послезавтра надо сматываться... Прощаться с этим домом я начал уже с месяц назад, как только услышал, что Колька отболел и выходит на работу. Ну что ж, ему здравие. А мне? Как всегда попутного ветра. Не впервой, но... Во что, интересно, выбродит эта усталость от мест, лиц? В творчество? В любовь? Сейчас ни того ни другого". Далее идет 20 ноября "Я у Шуры. К тому все и шло. Часов 7 утра. Сейчас начнут шевелиться соседи, начнутся их будни. А у меня сегодня пусть будет праздник. Очередное новоселье". Ирина отложила Сашины записи. Однообразно. Он вечно мучился одним и тем же - одиночество, неустроенность. И даже у Аллочки, где он, казалось, был устроен - все же мучился. Ирина решила, что хватит, пожалуй, возиться с Сашей - его уход из жизни ясен, их внутренний диалог явно теряет смысл. Что же делать с Катей? У нее назрел вопрос о ее корнях, откуда она, кто ее отец. Вспомнилась Танина история, как несколько лет назад Гришка ее сын, тоже стал выяснять, кто же его отец. Татьяна протестовала, упиралась, считала, что это блажь, живут себе вдвоем неплохо, зачем что-то ворошить, а тем более менять... Гриша за спиной матери все же вел розыски обратился с вопросами к родственникам, к теткам или двоюродным бабкам и, конечно, кое-что узнал. Разыскал отца, созвонился с ним, и только потом поставил в известность мать. И тогда встал вопрос, пускать Гришу на встречу с отцом или нет. Татьяна тогда советовалась с Ириной, долго и горячо обсуждали, а потом как-то все уладилось - вроде бы Гриша с отцом повидался, но это ничего в их жизни с Таней не изменило. Может, Гриша и сейчас иногда встречается с отцом, но на их жизни с Таней это не отражается. Катю, может быть, смутит, что Ирина не была замужем за ее отцом, что это был очень короткий страстный роман и что вскоре после ее рождения она вышла замуж за друга ее отца - Петра и на несколько лет попала в капкан тяжелейших, мучительных отношений, потому-то Катя и осталась у бабушки. Как объяснишь? А отец ее по-прежнему мелькает на тусовках, известен в московской богеме и ему вовсе не до каких детей. Да и для детей он неподходящая компания... Татьяна легка на помине - позвонила в середине дня. Взбудораженная, в приподнятом настроении, она закричала в трубку.

- Ирка! Пойдем на нудистский пляж в воскресение, а? Там та-ак здорово!

- Тань, я и от субботнего похода на выставку отказалась, потому что с Катькой в Суздаль еду. У нее сейчас то, что было с Гришкой несколько лет назад - ей нужно позарез узнать, кто ее отец!

- Сочувствую. Это нервотрепка. Вот и говорю, давай рассеемся - на пляж сходим. Там знаешь как - все комплексы, как рукой снимет. Меня та-акой мальчик кадрил! Моложе лет на пятнадцать, та-акие комплименты говорил. Я себя чувствую классно!

- Не могу. А ты молодец, быстро от Паши-гения вылечилась.

- Не вылечилась еще, но лечусь.

Уже без всякого задора сказала Татьяна. Положили трубки. Ирина махнула рукой - Таня и есть Таня - летит по жизни, закусив удила. Нудистский пляж какой-то. И как ее наносит? Я даже и знать не знаю, где такой. А она откуда-то знает, поехала. И весело ей. Ирина собралась выйти в магазин купить им с Катей в дорогу чего-нибудь попить и похрустеть и сразу же столкнулась с Васей - он стоял возле ее двери, собирался нажать на звонок...

- Здравствуй, Вася. Как успехи?.

- Нет успехов, Ирина Викентьевна. Она сумасшедшая.

- Кто, Вась?

- Вы забыли? Я рассказывал, Надя, ну хорошая женщина. Ну у нее брат принц филиппинский.

- Да-да, ты еще за молоком ей бегал - она кашляла.

- Так никакого принца! А у нее, это врач мне сказал, келто-мания, то есть ворует все.

- Клептомания? Да что же у тебя возьмешь?

- А вот взяла. Мне жена моя бывшая, но настоящая, законная, когда было два года со свадьбы, булавку подарила дорогую для галстука, тогда думала, что я в галстуке с ней по гостям буду ходить. Я ее, Ирина Викентьевна, не пропил. В ломбард носил, это да, но всегда выкупал. Камень там красивый, синий, золотая она... Вчера вечером сунулся туда, где лежала, думал, в ломбард снести, Надюшке купить что-нибудь, ну и выпить, конечно, а ее нет! Искал, искал -нет!

- Вася, это не значит, что она взяла! Найдется скорее всего. Может, и не найдется, но она-то при чем?

- Зачем она единственную рюмку приличную к себе в лифчик пыталась запихнуть. Рюмка-то тьфу, но чешское стекло, красивая, я из нее только в праздники пью. Одна осталась с набора, нам на свадьбу шесть штук дарили. Я ее хвать за руку, а она верещит, царапается и глаза бешенные. И такая противная-противная! Я рюмку отнял, ее вытолкал. Точно, она взяла! И куда-то конечно, уже дела. Не продала, не для того она: ведь не голодная, а просто у нее болезнь такая, порок. Вроде как у меня алкоголизм. Только я больной не хочу. А что она больная, мне сосед наш с вами сказал, знаете тихо пьющий такой, Борис Евгеньевич, со второго этажа, психиатр, у него еще такая лохматая собака с длинными ушами. Я его похмелил, поскольку видел, что он хворает и вопрос задал. А он сказал, что это кли..., ну в общем вы поняли, мания. Неизлечимая, говорит. Не-ет, я сам больной, мне больная не нужна. Я за границей вылечусь, трезвую жену найду, эмигрантку, может, из... Польши, например. Вот как, Ирина Викентьевна, бывает, а я ведь ее вам хотел показать, как говорится - представить.

Васе, хотя он хорохорится, грустно, он раздосадован, разочарован. Ирина ему искренне посочувствовала - такой он был счастливый, когда бежал своей Наденьке за молоком. А теперь опять один. И опять иллюзии - неведомая заграница. Ирина пообещала в течение дня позвонить - нужно будет ей помочь, кое-куда съездить. Вася уныло кивнул и ушел к себе. Вернулась Ирина домой к непрерывно звонящему телефону. Это Катя из школы.

- Мама! Я все звоню-звоню - у нас бабушка... с ней что-то не то... Она меня с тобой путает и все так строго спрашивает: "Так тебе отец дороже чем мать? А может, он тебе вовсе не отец? А, может, ты мне вовсе не дочь?" и что-то еще, чего я не понимаю! И в ванную заглянула, когда я зубы чистила. "Что же ты, Ира, такая бессердечная?" - мказала. А так вроде и ничего завтрак приготовила, в школу меня отправила вроде знает, что я Катя, а не Ира. Я боюсь, мам, я после школы к тебе приеду.