Право – язык и масштаб свободы - Роман Ромашов

Иерархически организованная социальная система предполагает наличие субординации и среди тех, кто отмеряет свободу для другого. Лица, осуществляющие контроль за контролирующими, относятся к самой насыщенной властными полномочиями прослойке государственного механизма. На вершине пирамиды может находиться верховный иерарх, неуязвимый в период своего владычества Сын Солнца, убедивший окружающих в своих трансцендентальных качествах, превзойти которого при жизни не отважится никто.

Каждое государство имеет свои особенности политико-правовой культуры, эволюционирующие под воздействием комплекса внутренних и внешних факторов. Неумолимые процессы глобализации и технические достижения делают межгосударственные границы прозрачнее, а общепланетарную (из разных источников) информацию доступнее. Волею истории в России сложилась такая пирамида иерархий, в которой «среднестатистическому» человеку (рациональному, получающему деньги из бюджета, некритически настроенному, без уголовных наклонностей) психологически и экономически комфортно существовать. Ему выгоднее соблюдать установленные и отстаиваемые незнакомыми ему людьми правила даже в том случае, если он считает эти правила неразумными и могущими принести ему вред. Комплексом мер убеждения и принуждения публичная власть научилась демонстрировать населению свою государственно значимую эффективность. К экономически зависимому от государства (публичной власти) населению можно отнести более 100 млн россиян, в том числе детей, пенсионеров и почти половину трудоспособных граждан. Голоса избирателей обмениваются на обещания социальных гарантий и некоторых свобод. Действующая публичная власть напоминает населению, что в случае несогласия с ее планами и действиями зависимое население будет лишено бюджетных средств, а страна может погрузится в хаос передела власти и собственности. Финансовые ограничения напрямую приводят к уменьшению экономической свободы, производной для многих других форм свободы (пищи, крова, лечения, образования, отдыха, перемещения и т. п.).

Россия привыкает к социальному неравенству, гротескному расслоению доходов, волюнтаризму в принятии политических и экономических решений. Примат углеводородной индустрии для нужд публичной власти приводит государство и население к прямой зависимости от мировых цен на нефть и курсов иностранных валют. Владение и пользование углеводородными запасами является в России для конкретных лиц основой не только экономического, но и политического могущества. Любое общество содержит естественное неравенство людей, но именно способность государства юридико-техническими средствами и социальными поддержками привести людей к равенству в свободе характеризует сущность каждого правящего режима. Указанное стремление выровнять возможности граждан в экономической и политической свободе в значительной степени отличает социальное государство от тиранического.

Следует признать, что не каждый человек стремится к равенству с себе подобными. Цивилизация развивается в парадигме соперничества, стремления превзойти другого, оказаться быстрее, выше, сильнее, умнее, богаче и т. д. Дух соревновательности – один из двигателей прогресса, а место в иерархии публичной власти как ничто другое демонстрирует жизненный успех. Современные российские студенты все больше стремятся стать госслужащими, почивать на лаврах политического успеха нефтегазовых компаний или расцветать в других огосударствленных монополиях. Не ослабевает поток стремящихся занять место в правоохранительных органах и судах. Включенность индивидуума в одну из ветвей власти позволяет ему навязывать свою волю окружающим, становиться выше их в иерархии субъектов принуждения, что способствует повышению его экономического благосостояния.

Расширение собственной свободы может осуществляться и посредством сужения пространства свободы подотчетных лиц. Ограничение свободы невозможно без принуждения, основанного как на законе, так и на произволе. Закон приводится в действие людьми, интерпретирующими его по собственному усмотрению. Право усмотрения, например судьи, обеспечено механизмом уголовно-процессуального принуждения, всей мощью судебной индустрии. Право усмотрения «дона корлеоне» основано на его харизме, способности к насилию, страхе подчиняющихся его воле людей. И судья, и «дон корлеоне» нуждаются в соответствующей интерпретации своих законов и понятий, в помощниках, «консильери» и прочих сподвижниках. Все они занимают определенную нишу в иерархии интерпретаторов закона и права.

Способность к интерпретации правовых норм, юридических фактов и правоотношений является качеством, недостаточным для того, чтобы ко мнению интерпретатора прислушивались и его рекомендации исполнялись другими людьми. Реальной властью обладают только те интерпретаторы, в чьи полномочия входит применение нормы к конкретным правоотношениям, наложение санкции и принуждение. В российских процессуальных кодексах среди субъектов, обладающих правом на принуждение, указаны суды, прокуроры, следователи (ОВД, ФСБ, Ск, ФСКН), дознаватели (ОВД, фСб, ФССП, ФПС, ФСКН, ФТС, МЧС). Кодекс об административных правонарушениях Российской Федерации содержит внушительный перечень субъектов, уполномоченных в силу закона применять принуждение к физическим, должностным и юридическим лицам.

В российском государстве актуализировано невероятное количество институтов, официально уполномоченных интерпретировать право и назначать наказания. Помимо судей, в иерархию субъектов административного насилия включены еще семьдесят три (!) политико-правовых игрока, таких например, как органы внутренних дел (полиция), органы и учреждения уголовно-исполнительной системы, налоговые органы, таможенные органы, пограничные органы, военные комиссариаты, органы, осуществляющие государственный ветеринарный надзор, органы, осуществляющие государственный земельный надзор, органы, осуществляющие государственный надзор за геологическим изучением, рациональным использованием и охраной недр, органы, осуществляющие федеральный государственный надзор за использованием и охраной водных объектов, органы, осуществляющие государственный лесной контроль и надзор, органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации, осуществляющие государственный лесной контроль и надзор, органы, осуществляющие функции по контролю в области организации и функционирования особо охраняемых природных территорий федерального значения, органы, осуществляющие функции по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира и среды их обитания, органы, осуществляющие контроль и надзор в области рыболовства и сохранения водных биологических ресурсов и среды их обитания, органы гидрометеорологии и мониторинга окружающей среды, органы, осуществляющие государственный экологический контроль[215] и т. д.

Семьдесят четыре иерархические структуры публичной власти, алгоритмы принятия решений которых скрыт от большинства населения, являются оплотом консервативных механизмов официального толкования права. Трудно представить, как такое большое количество институтов власти одновременно осуществляет единообразную правоприменительную и официальную интерпретационную деятельность, осуществляя легальное насилие. Все эти установления, кроме суда, относятся к исполнительной ветви публичной власти и занимают свое место в иерархии государственного принуждения. Каждая из вышеперечисленных структур в пределах своей компетенции принимает участие в формировании принципов и правил масштабирования свободы. Эти институты исполнительной власти взаимодействуют с законодательными органами и судами, в значительной степени предопределяя характер судебного толкования курируемых составов правонарушений и отраслевых направлений человеческой деятельности. На мнение этих структур ориентируется экспертное сообщество, заключения которого суд обязан принимать во внимание в процессе правоприменения.

Для полноты исследования иерархии субъектов насилия необходимо синхронизировать ее с иерархией правоприменителей и с иерархией интерпретаторов права. Соотношение этих иерархий коррелирует с соотношением свободы и принуждения. Проблема принуждения является одной из ключевых в юридической практике. Хозяйствующие субъекты и лица, занимающиеся нарушением закона на постоянной основе, стараются организовать свои действия так, чтобы избежать наказания либо минимизировать его. Некоторые правовые теории актуализируют психический элемент феномена принуждения, не относя принуждение к признакам права. Например, профессор Санкт-Петербургского государственного университета А.В. Поляков среди признаков права выделяет лишь существование субъектов, обладающих взаимообусловленными (коррелятивными) правами и обязанностями и наличие социально признанных и общеобязательных правил поведения (норм)[216]. Исследуя онтологический статус права, он приходит к выводу о том, что «государственное принуждение не является необходимым условием функционирования права. Большинство норм большинством субъектов реализуется безо всякого государственного принуждения»[217].