Одинокие души (СИ) - Эшли Дьюал

— Чужачка?

— Всё в порядке.

— Прикрой рукой нос.

— А как же ты?

— Говори меньше, — командует он.

— Подожди, а что с Кирой?

— Я сказал ей не ждать нас. — Максим усмехается. — К счастью, она не такая безбашенная, как ты.

Я киваю, и продолжаю бежать следом за парнем. Мы проходим мимо поломанного автомата с кофе и чаем. Затем я замечаю коробку с использованными лампочками, стопку пыльных стульев, диски, колонки и стол. Думаю, для чего все эти вещи, и пытаюсь понять, где мы находимся. Но мозг отказывается думать из-за обильного запаха газа. Через пару минут перед глазами начинают кружиться стены и падать потолок. Я хватаюсь руками за все, что находится рядом, не хочу отставать и ковыляю ногами. Кашель раздирает горло, и я мимолетно думаю о том, как сейчас тяжело Максу.

Внезапно цепляюсь ногой за поломанную доску, и легкая боль обжигает голень.

Я тихо стону, но бежать не перестаю. Наконец, мы выходим в какое-то большое помещение, напоминающее танцпол. Я уже не пытаюсь разглядеть всё досконально. Просто следую за парнем, и испускаю громкий вздох, когда мы оказываемся на свободе. Кислород сначала обжигает грудную клетку, я невольно сгибаюсь, но затем на смену коликам приходит облегчение, и на моем лице появляется улыбка.

— Слава богу, — выкрикивает Кира. Она стоит около машины Стаса. Тот за рулем: видимо не хочет выходить на случай, если придется резко и быстро трогаться. — Я уже думала, вы заблудились!

— Мы тоже так думали, — протягиваю я, и откидываю назад голову. Перед глазами до сих пор кружится небо.

— Хорошо, что Макс прогадал с запахом, иначе мы бы сгорели заживо.

— Но почему тогда в помещение никого нет? Почему нас никто не пытался остановить?

— Может, они поняли, что это бесполезное занятие, — улыбается блондинка. — Боже, — протягивает она. — Как же я рада, что мы выбрались оттуда! Мне так страшно стало, когда Максим про взрыв заговорил. Я уже подумала, что…

Не знаю, как это происходит.

Оглушающий грохот врывается в мою голову, меня толкает невидимой волной вперед, и я грубо падаю на асфальт. Горячие потоки воздуха обжигают тело, несмотря на то, что оно прикрыто одеждой, обломки здания падают вниз, словно ливень, и я истошно кричу.

Вижу, как Кира летит спиной к машине, как её припечатывает к двери ударная волна, вижу, как её золотые волосы становятся серыми, грязными от поднявшейся пыли. Вижу, как она скатывается по крылу автомобиля и оседает на асфальте.

Собираюсь вскочить с места, подбежать к ней, но замечаю справа тело Максима. Рядом с ним Наташа. По лицу парня течет тонкая струя крови, а у Наташи порваны джинсы, и в ноге торчит какой-то безобразный небольшой обломок.

Ору имя Бесстрашного, но он не слышит меня.

Я не слышу себя.

В ушах звенит, во рту пыль и грязь. Я чувствую прилив сил, однако не могу встать. Спина горит, будто на неё взвалили груду поджаренных на солнце камней, и я лежу припечатанная к холодной земле.

Неожиданно вижу, как из машины выбегает Стас. Он хватается руками за голову и несется первым делом ко мне. Берет за плечи, кричит что-то. Я не разбираю слов. Сосредотачиваюсь на его губах, пытаюсь уловить смысл.

Тщетно.

Отпустив меня, Шрам бежит к Кире, проверяет её пульс, открывает дверь BMW. С легкостью поднимает блондинку на руки и кладет на заднее сидение. Затем бежит к брату.

Испуганно кричит, бьет его щеки, но в итоге, ничего не добивается. Стаскивает с шеи черный шарф, обматывает им голову Макса. Затем аккуратно тащит его в салон машины, ненадолго задерживается там, фиксируя голову брата таким образом, чтобы она не ударилась, когда автомобиль сдвинется с места.

Я смотрю на Шрама, и не могу сдержать слез. Мне хочется встать, мне хочется помочь! Но я могу быть лишь зрителем. Могу лишь беззащитно лежать, плакать и кричать, и при этом даже ничего не слышать.

Когда Стас в очередной раз бежит в мою сторону, он ошарашенно прилипает к земле. Замирает. Смотрит перед собой, и не может пошевелиться.

Я затаиваю дыхание, слежу за его взглядом и понимаю, что так он реагирует на тело Наташи. Почему?

Неуверенно парень оседает рядом с Рыжей, и проводит руками по её лицу. Его пальцы дрожат. Я замечаю, как трясутся его плечи, как качается тело, и я недоумеваю. Почему он медлит? Почему не действует?

Выкрикиваю: Стас!

Он оборачивается, и вдруг я вижу его красные глаза. Его убитые горем глаза.

У меня внутри вспыхивает пламя. Я смотрю на Стаса и буквально ощущаю всю его боль, чувствую его растерянность и обиду. Хочу сказать что-то, надеюсь, успокоить его, но не успеваю.

Протерев руками лицо, парень всё-таки встает, поднимает Наташу и бредет к машине. Он сажает девушку вперед и пристегивает.

Затем возвращается ко мне.

Вновь начинает что-то говорить, и я улавливаю помехи в воздухе. Улавливаю некоторые слова.

— … что….. твоя спина……нужно быстрей…..дай… мне.

Абсолютно ничего не понимаю, но непроизвольно протягиваю вперед руку. Стас хватается за неё и кивает. Аккуратно помогает мне подняться, и тащит в сторону автомобиля.

— Ты…..Кира и Максим… присмотри… я рядом, если что.

Киваю, и сажусь рядом с блондинкой. Обхватываю её руками и, что есть сил, прижимаю к себе.

Наблюдаю за тем, как Шрам оказывается за рулем, как заводит машину. Он поворачивается ко мне, проверяет, всё ли в порядке, и медленно трогается.

Вскоре, ко мне начинает возвращаться слух. Я уже слышу, как работает двигатель автомобиля, слышу, как дышит Кира, и главное, я слышу, как стонет Максим.

Почему это главное?

Потому что это означает, что он жив. Что он ощущает боль, а, значит, не потерял чувствительность.

Ещё потому что биение его сердца — самое важное для меня в жизни. Я не знаю, откуда эти эмоции, но уверена, что они правильные и искренние.

— Стас, куда мы едем? — тихо спрашиваю я, и вижу удивленные глаза предводителя.

— Тебе уже лучше? — интересуется он.

— Да. Лучше.

— Это хорошо, — он плавно поворачивает руль и выдыхает. — Мы едем домой. Ко мне домой.

— А который час?

— Без двадцати четыре.

— Мне нужно позвонить маме, — растерянно отрезаю я. — Иначе, она будет волноваться.

— Давай уже от меня, — предлагает парень. — Нам осталось ехать минут десять. Не больше.

Я киваю, и поворачиваю голову к окну. Надеюсь что-то увидеть, но замечаю лишь смазанную картинку серого города.

Внутри бушуют странные чувства. Я не верю в то, что только что оказалась в центре таких опасных и реальных событий. Не верю в случившееся. Нас хотели убить. Опять. Нас хотели подорвать, сжечь заново.

Сглатываю, и испуганно прикрываю глаза. Стараюсь не показывать ужаса, прикусываю губу, сжимаю руки в кулаки, но всё равно ощущаю дикую панику. У меня голова кружится от того, что кто-то намерен избавиться от меня. И этот кто-то настроен серьёзно: он готов пробовать ни один раз, и он не успокоится, пока я не сыграю в деревянный ящик.

— Лия? — опускаю взгляд вниз, и вижу, как Кира медленно открывает глаза. — Какого черта я опять без сознания?

Усмехаюсь, и спокойно выдыхаю: хорошо, что с блондинкой всё в порядке.

— Кажется, Максим не прогадал, — медленно тяну я. — То место взлетело на воздух через минуту после того, как мы выбрались наружу.

— Невероятно, — заключает девушка и осторожно приподнимается. Она разминает шею и вытягивает вперед руки. — Надоело отрубаться. Чувствую себя идиоткой.

— Я тебя прекрасно понимаю.

— Кира? — Шрам смотрит на блондинку. — Слава Богу, ты очнулась. Всё в порядке?

— Да. Я цела и невредима.

— А что там с Максом?

— Он дышит, — заключает девушка, аккуратно приспускает черный шарф с его головы и цокает. — У него рана на виске.

— Большая?

— Приличная. Идет кровь.

— До сих пор?

Кира кивает, и Стас крепко сжимает руль.

— Не волнуйся, — уверенно отрезаю я, хотя на самом деле сама сгораю от нервов. — Он выкарабкается. Сейчас промоем рану, забинтуем…

— А вдруг что-то серьёзное? Наверно, я должен отвезти его в больницу.

— Это паршиво, когда пострадавший — наш единственный врач, — горько усмехается Кира и вновь смотрит на Макса. Он дышит неровно, прерывисто. Создается впечатление, что ему сильно больно. — Мы бессильны, как дети.

— Мы и есть дети, — отрезаю я. — Не забывайте об этом.

— Говори за себя, — спорит Шрам. — Я давно перерос тот возраст, когда желание посидеть в социальных сетях заменяет реальное общение.

— А перерос ли ты беспомощность? По-моему нет.

— Лия, что будем делать с деньгами? — неожиданно вспоминает блондинка, и все мои органы одновременно скручиваются в трубочки. — Сорок пять тысяч — это слишком много.