Книга пятая: Древний (СИ) - Злобин Михаил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге, помимо Георга, крутящего баранку, к нам подсела троица недовольных бойцов, которым местный сержант максимально красочно и во всеуслышание расписал непроглядный мрак задницы, в которой окажутся их головы, если они подумают ослушаться приказа. И солдаты такой участью ну совсем не были довольны.
– Фак! Из-за этого ублюдка нам теперь придется париться в этих сраных масках! – Громко объявил один из солдат, отличающийся выдающимся ростом. – Почему именно нас сюда посадили?!
– Тише, Фредд, – отозвался другой, – этот бледножопый говорит по-английски. Переходи на внутреннюю связь.
– Да мне плевать! Пусть знает, что мы из-за него вынуждены терпеть! Сам-то он не сидит в этой облипающей хренотени!
– Вы можете последовать примеру Георга и снять свои костюмы, – повернул я голову к спорящим бойцам. – Я не стану вас убивать.
Солдаты тут же примолкли и даже будто бы насторожились.
– Сэр, нам запрещено снимать какие-либо элементы экипировки в вашем присутствии, – четко отрапортовал третий, молчащий доселе иностранец.
– Как хотите. – Безразлично дернул я плечом. Не мне же мариноваться в собственном соку всю дорогу.
И до самых предгорий мы ехали молча. По крайней мере, мы с Георгом. Солдаты же явно о чем-то спорили по внутренней связи, изредка всплескивая руками и показывая друг другу неприличные жесты. Так что пока у меня не было никаких дел, я украдкой смотрел на Вику глазами одного из марионеток.
– Что? – Спросила она, поймав взгляд фалааго.
– Ничего, – ответил я чужими устами, непривычными к русскому языку, – просто немного скучаю.
– Сережа? Это ты?
– Я, конечно. Кто ж еще с тобой на родном языке здесь может заговорить.
– Это так странно… я не могу даже воспринимать тебя в таком виде…
– Так это и не я. Не отождествляй меня с моими марионетками.
– Марионетки… Сергей, они вообще-то были живыми людьми!
– Которые хотели тебя изнасиловать, а меня убить. – Парировал я. – Или ты уже забыла, при каких обстоятельствах мы их повстречали?
– Нет, но… – Вика немного растерялась и отвела взгляд. Она все никак не могла привыкнуть говорить со мной таким образом.
– Но что? В чем дело, Вик? Ты после того чертова фильма все никак не можешь определиться со своим отношением ко мне.
– Ты прав, – согласилась она, – не могу. А кто бы смог? Подумать только… я влюбилась в Аида. В того, кто чуть не уничтожил столицу целой страны. Как ты думаешь, что я должна чувствовать?!
– Скорее всего, смятение. Не понимаю только, почему оно так поздно пришло.
– А я не понимаю, – начала повышать голос Виктория, – почему ты такой спокойный! За все время, что мы вместе, я не почувствовала от тебя ни одной позитивной эмоции! Ты словно сгусток тьмы, который страшно задеть, потому что непонятно какие ужасы он скрывает в себе! И этот твой взгляд, когда ты убивал повстанцев… я такой бешеной кровожадности не видела ни у кого! Я теперь периодически вскакиваю во сне, потому что он является мне в кошмарах! И если бы ты ночью почаще был рядом, а не бродил где-то во мраке…
– Ты жалеешь, что пошла со мной?
Этот внезапный вопрос заставил девушку отшатнуться, словно от пощечины.
– Что?! Почему ты… нет! И не смей даже так думать! Я ни о чем не жалею!
– А по тому страху, что ты начала испытывать передо мной, мне показалось, что жалеешь.
– Ты… я забываю, что тебе доступны чужие чувства… – Девушка явно смутилась, не зная, как оправдать себя. – Я знаю, как это выглядит Сереж, но не воспринимай это всерьез. Я скоро привыкну, обещаю!
– Ты недавно сказала, что не ощутила от меня ни одной позитивной эмоции. Знаешь почему?
– Сережа…
– Нет, Вик, выслушай. Выслушай меня сейчас, чтобы никто из нас ничего себе не додумывал.
Когда девушка замолкла, потупив взгляд, я продолжил.
– Полтора года в могиле изменили меня. Сильно. Теперь для меня даже солнце не кажется жарким, а ветер почти не ощущается кожей. Я не испытываю радости или воодушевления, во мне нет сочувствия и жалости, потому что это первое, что выкипело из меня в непроглядной тьме. Первое время я сгорал от жгучего и нестерпимого отвращения к самому себе. Настолько лютого, что оно уничтожало мою личность, пока не осталось ничего, кроме него. Но, в конце концов, исчезло и оно тоже. А теперь этот эмоциональный огрызок, оставшийся после длительного неподвижного пребывания в земле, когда невозможно пошевелить и пальцем, пошевелить и пальцем, и есть я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– А я? – В голосе девушки зазвенел внезапный страх перед правдой, которую она не сможет принять. – Ко мне ты тоже ничего не испытываешь?
– Нет, ты совсем другое дело. – Поспешно попытался убедить я девушку. – Ты единственный луч света, пробивающийся в темницу моего разума. Я тут вообще узнал, что не могу в принципе умереть. Максимум, что мне светит, это прозябание сумасшедшим духом в истлевших останках. Это, знаешь ли, не прибавляет оптимизма и любви к жизни. А ты… рядом с тобой мне именно хочется жить.
Вика, шокированная этими откровениями, молчала и не знала, как реагировать.
– Сереж… прости меня. – Прошептала она наконец. – Я не представляла, что тебе пришлось пережить. Я вечно забываю, что ты не выбирал этот… «дар», что он достался тебе не потому что ты его желал. Я теперь чувствую себя такой эгоисткой…
– Брось, Вик. Главное, что мы уже положили начало тому, чтобы преодолеть эту пропасть между нами…
– Сергей? – Голос Георга вырвал меня из разума марионетки, и я осознал, что все это время сидел с закрытыми глазами. В окружении врагов. Это ж насколько я расслабился…
– Что? – Ответил я, мгновенно переключаясь между двумя реальностями.
– Мы правильно едем?
– Правильно. Езжайте прямо, пока машины проходят.
– Что значит, «пока проходят?» – Встрепенулся рослый солдат, который в начале поездки негодовал о том, что им приходится ехать рядом со мной.
– Это значит, – ядовито отозвался я, – что придется прогуляться пешочком под палящим солнцем.
– Сэр, прошу прощения, – встрял самый молчаливый и самый вежливый из троицы, – насколько длительный переход нам предстоит?
– Без понятия, – честно ответил я. – Этот путь я буду преодолевать впервые, как и вы.
Бойцы принялись что-то неслышно обсуждать, а я впервые за всю поездку посмотрел в окно. Пейзаж вокруг стал более рельефным и холмистым. Эфиопское нагорье было совсем близко, и откуда-то оттуда исходил Зов древнего некроманта, манящий меня, как пламя свечи манит мотылька.
Мы проехали еще десяток километров, пока подобие дороги не превратилось в непроходимое нечто даже для американских дизельных монстров.
– Вперед, бравые вояки, – не удержался я от того, чтобы не поддразнить солдат, – дальше марш-бросок.
Под протяжные вздохи морпехов, заглушенные их супер-костюмами, я первым вышел из машины, от души хлопнув дверью. Древний был совсем рядом, его Зов стал четким, как никогда. Думаю, мы доберемся до него раньше, чем зайдет солнце…
Глава 14
Путь по горам я бы не назвал легким даже для себя. А какие испытания выпали на долю остальных членов экспедиции, я даже не берусь представлять.
Помимо одиннадцати солдат и Георга, с нами шли еще трое инквизиторов в таком же сплошном облачении, только черном. Потому я совсем не удивился, когда первым в обморок от перегрева грохнулся именно один из них. Это, на минуточку, было еще на втором часу пешего перехода, когда солнце еще даже не начало клониться к горизонту. Так что группа была вынуждена сделать небольшую остановку. На привале священники посоветовались, и сообща решили последовать примеру Брата Георга, сняв с себя эти нелепые для здешней широты одеяния. Похоже, они не совсем продумали этот момент. Защищаясь от смерти в моем лице, они обрекали себя на медленную гибель от перегрева.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мне не было видно выражений лиц солдат, наблюдавших за инквизиторами, но готов поклясться, что они смотрели на них с чернейшей завистью. Им-то снимать экипировку никто не позволял, и их сержант наравне со всеми переносил тяготы этого пути. А ведь помимо брони, «разгрузок» и автоматов, они попарно тащили еще и какие-то длинные ящики, меняя руки каждые двести-триста метров. Насколько я понял, внутри были запасы кислородных баллонов и, возможно, какое-то оружие, которое они должны были обратить против меня, если вдруг дойдет до конфликта.