Город будущего - Жюль Верн

Он прошел по набережной Орлож, миновал Дворец Правосудия, перешел обросший ледяными сталактитами мост О-Шанж, оставил справа Торговый суд, мост Нотр-Дам, вышел на мост де-ла-Реформ, казалось, провисший из-за своего слишком длинного пролета, и снова вернулся на набережную острова Сите.

Мишель очутился у входа в морг, открытый днем и ночью для мертвых и живых. Не раздумывая, он вошел внутрь, будто искал там дорогих его сердцу людей. Взглянув на вздувшиеся, зеленоватые, одеревенелые трупы, лежащие на мраморных столах, он заметил в углу некое электрическое устройство, предназначенное для возвращения к жизни утопленников, которые еще подавали хоть какие-нибудь признаки жизни.

— Опять электричество! — воскликнул Мишель и опрометью бросился вон.

Пред ним во всем своем великолепии возвышался Нотр-Дам. До слуха доносились торжественные песнопения. Служба подходила к концу. Ступив из мрака улицы в освещенный храм, Мишель едва не ослеп.

Алтарь сиял электрическими огнями, электрические лучи исходили из дароносицы, приподнятой священнослужителем высоко над толпой.

— Опять это электричество, даже здесь! — прокричал несчастный, выбегая вон.

Однако, несмотря на всю свою поспешность, он успел различить рычащие звуки органа, движимого сжатым воздухом, поставляемым Обществом катакомб.

Мишель терял рассудок. Ему мерещилось, что за ним гонится демон электричества. Он снова вышел на Гревскую набережную и, проблуждав в лабиринте пустынных улиц, оказался на площади Руаяль, где на месте памятника Людовику XV возвышался монумент Виктору Гюго. Перед ним раскинулся новый бульвар Наполеона IV, простиравшийся до площади, в центре которой Людовик XIV устремлялся галопом в сторону Французского банка. Сделав круг, молодой человек пошел по улице Нотр-Дам-де-Виктуар.

На фасаде стоящего на углу площади Биржи дома он заметил мраморную доску с высеченной золотыми буквами надписью:

Памятник истории. На пятом этаже этого дома жил в 1859–1862 годах ВИКТОРЬЕН САРДУ.

Наконец Мишель оказался перед Биржей, этим храмом нашего времени, святая святых дня сегодняшнего! Электрические часы на здании показывали без четверти двенадцать.

«Ночь остановилась!» — подумал Мишель.

Он поднялся к Бульварам: электрические фонари излучали ослепительно белый свет; на ростральных колоннах сияли прозрачные афиши, по которым бежали огненные буквы рекламных объявлений.

Мишель закрыл глаза и нырнул в толпу, только что вывалившуюся из дверей театров. На площади Оперы его взору предстала раззолоченная толчея элегантных богатых господ — в мехах и кашемировых одеяниях холод им был нипочем! Обогнув длинную вереницу газ-кебов, Мишель выбрался на улицу Лафайет.

Перед ним была прямая как стрела дорога длиною в полтора лье.

— Бежать! Подальше от всех! — сказал он себе.

Несчастный юноша шел, едва волоча ноги, падая и поднимаясь, не чувствуя ничего, словно какая-то сверхъестественная сила поддерживала его и толкала вперед.

Чем дальше удалялся он от людей, тем тише и пустыннее становилось вокруг. Однако вдали можно было различить гигантское зарево электрического света; непонятно откуда доносился чудовищный, ни на что не похожий фантастический треск.

Вопреки всему Мишель продолжал свой путь и вскоре был буквально оглушен ужасающим грохотом, вырывавшимся из огромного зала, где свободно размещались десять тысяч человек. На фронтоне огненными буквами сияла надпись:

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ.

Да! Действительно, электрический концерт! А какие инструменты! Двести фортепьяно, соединенных между собой по венгерскому способу[192] с помощью электрического тока, звучали одновременно, повинуясь пальцам одного лишь артиста! Одно-единственное фортепьяно мощностью в две сотни инструментов!

— Бежать, бежать! — прокричал несчастный, преследуемый неотвязным демоном. — Вон из Парижа! Только вдали от него я сумею, быть может, обрести покой!

Ноги не держали его, но, поборов собственное бессилие, он почти ползком добрался до водоема Виллетт, но там окончательно заблудился и, решив, что он находится у ворот Обервилье, пошел по нескончаемой улице Сен-Мор. Через час он был возле здания тюрьмы для малолетних преступников на улице Рокетт.

Тут его поджидало еще одно зловещее зрелище: готовясь к утренней казни, строили эшафот!

Под веселое пение плотников помост вырастал буквально на глазах!

Мишель в ужасе отшатнулся и тут же с размаху налетел на какой-то открытый ящик. Подымаясь, он обнаружил внутри металлического корпуса электрическую батарею.

Тут его осенило: голов больше не рубят, теперь убивают электрическим зарядом! Это больше походит на божественную кару!

Несчастный издал душераздирающий вопль и бросился прочь.

Колокол церкви Святой Маргариты пробил четыре раза.

Глава XVII

ЕТIN PULVEREM REVERTERIS[193]

Где провел наш герой остаток этой страшной ночи? Куда завела его судьба? Заблудился ли он, тщетно пытаясь вырваться из этого проклятого, ненавистного Парижа? Трудно сказать.

По всей вероятности, он кружил по бесчисленным улицам возле кладбища Пер-Лашез, поскольку Остров Мертвых теперь оказался в окружении жилых кварталов. Париж уже простирался на восток вплоть до фортов Обервилье и Роменвиль.

Как бы то ни было, но, когда первые лучи зимнего солнца озарили заснеженный город, Мишель очутился на кладбище.

Он совершенно обессилел, мысли его застыли, из памяти стерся даже образ его милой Люси. Несчастный напоминал блуждающий призрак: здесь, среди могил, он был не посторонним, он чувствовал себя как дома.

Он пошел по главной аллее, потом свернул вправо и по вечно сырым тропинкам дошел до нижнего кладбища.

Все вокруг сверкало первозданной снежной белизной. Отяжелевшие ветки деревьев, склонившиеся над могилами, словно оплакивали умерших, роняя вниз капли тающего на солнце снега. Только кое-где, на вертикально стоящих надгробных камнях, где снег попросту не мог удержаться, можно было прочесть имена покойных.

Вскоре показалось полуразрушенное надгробие Абеляра[194] и Элоизы; три колонны, служившие опорой источенному временем архитраву,[195] еще держались прямо, подобно Грекостасису[196] на римском Форуме.

Взгляд несчастного безразлично скользил по именам на могильных плитах: Керубини,[197] Абенек,[198] Шопен, Массе, Гуно, Рейер.[199] Здесь упокоились те, кто жил музыкой и, возможно, умер ради нее! Однако ничто не привлекло его внимания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});