Город будущего - Жюль Верн

Страшный ущерб нанесла стихия сельскому хозяйству. В Провансе погибла большая часть виноградников, каштановых, фиговых, тутовых и оливковых деревьев. Древесные стволы внезапно раскалывались надвое! Оказавшись под настом, погибали даже растущие на скалах низкорослые кустарники и вереск. Весь урожай пшеницы и запасы сена были полностью погублены.

Можно себе представить, как страдали бедняки, хотя государство и приняло необходимейшие меры для облегчения их участи. Наука, несмотря на все свои возможности, не могла ничего противопоставить этому нашествию холода. А ведь когда-то она сумела обуздать громы и молнии, победить расстояние, подчинить своей воле пространство и время, предотвратить наводнения, завладеть небом, поставить на службу человечеству самые сокровенные силы природы, но оказалась бессильной перед грозным, невидимым врагом, имя которому — холод.

Общественная благотворительность внесла свой немалый вклад, но этого оказалось явно недостаточно, и всеобщая нищета дошла до крайности.

Мишель жестоко страдал. Цены на топливо стали столь высоки, что оно ему было недоступно, и его жилище вовсе не отапливалось.

Вскоре молодому человеку пришлось свести до строгого минимума и свое пропитание; он мог себе позволить только все самое дешевое и низкосортное. Несколько недель подряд он питался какой-то невообразимой смесью, именуемой «картофельным творогом». Это протертое месиво из проваренной картошки стоило отнюдь не дешево — восемь солей за фунт.

Вскоре бедняга дошел до того, что стал питаться одним только желудевым хлебом, который пекли из муки, получаемой из высушенных на солнце и растолченных желудей: этот продукт прозвали хлебом недорода.

Но усиление холодов привело к новому повышению цен, и теперь фунт даже такого хлеба за четыре соля был ему не по карману.

В январе, в самый разгар зимы, Мишель перешел на хлеб из угля.

Ученые с особым вниманием, скрупулезно изучили состав каменного угля, который оказался подлинным философским камнем, ибо в нем сокрыты алмазы, свет, тепло, минеральные масла и множество других веществ, различные сочетания которых дают до семисот органических соединений. Уголь в большом количестве содержит также углерод и водород, два элемента, питающих злаки, не говоря уж об эссенциях, придающих вкус и запах самым изысканным плодам.

С помощью извлекаемых из угля водорода и углерода некий доктор Фрэнкленд изготовил особый хлеб, продававшийся по два сантима за фунт.

Признайтесь, что надо быть чересчур привередливым, чтоб умереть с голоду! Наука всеми способами препятствовала этому!

Итак, Мишель выжил! Но какой ценой!

Как бы ни был дешев угольный хлеб, он все-таки чего-то стоил! А когда заработать нет никакой возможности и в кармане один франк, то рано или поздно кончатся и составляющие его сантимы.

В конце концов у Мишеля осталась одна-единственная монета. Некоторое время он разглядывал ее, а потом вдруг зловеще рассмеялся. Холод, словно железный обруч, сдавливал его голову, разум отказывался подчиняться…

«Фунт за два сантима, — говорил он самому себе, — если я буду употреблять в день по фунту, то смогу протянуть на хлебе из угля еще два месяца. Но ведь я ни разу ничего не дарил моей маленькой Люси! Решено! На последнюю монету в двадцать солей я куплю ей мой первый букет цветов!»

И несчастный юноша как безумный выбежал на улицу.

Термометр показывал двадцать градусов ниже нуля.

Глава XVI

ДЕМОН ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Мишель шел по тихим улицам. Снег заглушал шаги редких прохожих. Движение прекратилось. Стояла глубокая ночь.

«Интересно, который теперь час?» — подумал молодой человек.

И как бы в ответ ему часы на башне больницы Сен-Луи пробили шесть.

«Часы только и способны, что отмерять людские страдания», — промелькнуло в его голове.

Движимый навязчивой идеей, Мишель продолжал свой путь. Все его помыслы были устремлены к Люси. Временами, помимо его воли, милый образ куда-то ускользал, и юноша, как ни старался, не мог его удержать. Он даже не замечал, что умирает от голода, — слишком велика была привычка.

В эту морозную ночь небо, как никогда, казалось сверкающим и чистым, взгляд терялся в бесконечности великолепных созвездий, и Мишель, сам того не замечая, не в силах был оторваться от звезд Трех королей,[184] встававших на горизонте посредине великолепного Ориона.

От улицы Гранж-о-Бель до улицы Фурно путь неблизкий. По сути, надо пересечь весь Старый Париж. Мишель пошел самой короткой дорогой, направился на улицу Фобур-дю-Тампль, спустился по ней до пересечения с улицей Шато-д'О, затем прямиком по улице Тюрбиго добрался до Центрального рынка.

Через несколько минут он уже был возле «Пале-Руаяль» и через великолепные ворота, выходившие на улицу Вивьен, проник в галереи.

Огромный сад казался мрачным и безмолвным. Куда ни посмотришь — везде белый ковер первозданной чистоты.

«Как-то не хочется топтать его», — подумал Мишель.

Ему и в голову не приходило, что ходить по снегу просто холодно.

В конце галереи Валу а Мишель заметил ярко освещенный цветочный магазин. Он кинулся туда и оказался в настоящем зимнем саду. Редкие растения, зеленые кустарники, букеты свежих цветов — чего там только не было!

Внешний вид бедняги явно не внушал доверия. Директор магазина никак не мог взять в толк, что делает этот оборванный молодой человек в его роскошном цветнике. Просто какая-то нелепость! Мишель сразу ощутил возникшую неловкость.

— Что вам угодно? — донесся до него резкий голос.

— Цветы, которые я мог бы купить за двадцать солей.

— За двадцать солей? — презрительно воскликнул торговец. — И это в декабре!

— Хотя бы один цветок! — промолвил молодой человек.

«Так уж и быть, подадим ему милостыню», — решил про себя торговец.

И он протянул юноше букетик полуувядших фиалок, не забыв при этом прихватить двадцать солей.

Мишель вышел из магазина. Расставшись с последними деньгами, он почувствовал какое-то необъяснимое, почти злорадное удовлетворение.

— Вот я и остался без единого соля! — произнес вслух Мишель, и его губы улыбались, хотя взгляд по-прежнему оставался суровым. — Ну, ничего! Зато моя маленькая Люси будет довольна! Какой красивый букет!

Он подносил к лицу увядшие цветы и с упоением вдыхал запах, который, увы, давно улетучился.

«Как она обрадуется — фиалки в разгар зимы! Вперед!»

Мишель дошел до набережной, пересек Сену по мосту Руаяль, углубился в квартал Инвалидов и Эколь Милитер (квартал сохранил свое название) и спустя два часа после того, как он покинул свою комнату на улице Гранж-о-Бель, наконец оказался на улице Фурно. Сердце его бешено колотилось. Он не чувствовал ни усталости, ни холода.