Зеленое золото - Освальд Тооминг

— Вы можете сколько угодно кричать, и не давать мне говорить, но это не изменит фактов. Несомненно, многие из вас думают так же, как товарищ Киркма, и находят линию лесничества правильной, считают нужным ее придерживаться. Наш долг — служить интересам народа, проводить в жизнь политику партии и правительства, даже если это порой и неприятно любителям легкой жизни, даже если это иногда и вынуждает идти по незнакомым, непроторенным путям. Лесничество будет в этом отношении последовательным. Сегодня первое мая, а на делянках Куллиаруского лесопункта лежит еще много лесоматериалов. Весь неошкуренный и невывезенный лес будет изъят у лесопункта и передан какому-нибудь другому предприятию, которое честно придерживается установленных предписаний и сроков.

Осмус молниеносно повернулся к Реммельгасу.

— Вы, конечно, шутите, не так ли? Ха-ха! Ну, и весельчак же вы — нынче первое мая, а вы нас разыгрываете, как первого апреля!

— Я абсолютно серьезен. Предписания даются не для того, чтобы из года в год обходить их под разными вежливыми предлогами и отговорками. Пока в лесу не будет порядка, пока будет бессмысленно разбазариваться драгоценное народное добро, мы не сможем справиться с вредителями леса.

— Это… — начал Осмус, но, не зная, что сказать, лишь развел руками.

Снова поднялся шум, зал возбужденно загудел, как встревоженный улей.

Молодой Кари остался равнодушен к тому, что Реммельгас говорил об изъятии у лесопункта оставшегося в лесу материала. Пусть возьмет кто угодно, лишь бы сумел вывезти, чтоб добро не гнило. С этим он согласен. Но он решительно переставал понимать лесничего, когда тот предлагал перевести лесозаготовки в Сурру. Ведь ясно, к чему это приведет! К тому, что будущей весной еще больше обреченных на гниение бревен и пропсов останется в лесу. Слова-то хороши, а каковы будут дела! У Кари был горячий, вспыльчивый нрав, он стоял на прежнем месте и ждал, когда в зале станет тихо. Когда настойчивое ожидание Кари было замечено, разговоры утихли, потому что всем хотелось слышать, как он разнесет лесничего. Кари был одним из тех, кто не боялся нападать даже на Осмуса, если у него накипало на сердце, — теперь он наверняка задаст жару этому чучелу еловому.

Сопровождая свои слова яростными жестами, Кари заговорил:

— Вот вы требуете: ступайте на берега Кяанис-озера. Не знаю, приходилось ли вам бывать так далеко, но я возил лес и оттуда и знаю, чего это стоит. Да хуторяне скорее убьют нас, чем станут калечить там своих лошадей и рвать постромки. Не скажу, что вы от начала до конца говорили неправильно. Вы красиво говорили о том, как надо беречь лес. Но раз вы такой умный, раз вы учите нас, как сопляков, так уж не поленитесь и объяснить нам, каким манером мы выволочем хлысты из этой преисподней?

— Верно! Пусть говорит!

— Ничего не скажешь — крыть нечем!

«Вот я и прижат к стене, — подумал Реммельгас. — Так запутался, что и деваться некуда. Следовало все это предвидеть и ограничиться общепринятыми, шаблонными поздравлениями. Признать себя банкротом, сказать, что ответить нечего, значит стать посмешищем. Остается только одно: пойти еще дальше, раскрыть свою главную, заветную, до сих пор скрываемую от всех идею. Но в ней еще много непродуманного»… Чтобы как-то выкрутиться, он решил отделаться чисто формальным ответом.

— Я не работник лесопункта…

— Ха-ха-ха! — захохотал кто-то у двери утробным басом.

— Уже труса празднует!

Нет, это был не выход. Оставалось идти напролом. Да и к чему медлить? С кем же еще, как не с лесорубами, и обсуждать свой план? И, решившись, он сказал как можно спокойнее:

— Может, разрешите мне кончить? Я не работник лесопункта и не могу предписывать вам тех или иных методов. Тут все решит ваша собственная инициатива, находчивость, упорство. Но, если хотите, скажу, как бы я на вашем месте выбрался из тупика и организовал бы вывозку. Сквозь болото Люмату и Кяанис-озеро протекает река Куллиару. Вокруг нее лежат самые гиблые, самые заболоченные места, изрезанные ручьями. Этого-то вы и боитесь, если не считать зарослей и расстояния, не так ли? Но к чему гнать крестьян за реки, болота и чащи? К чему калечить лошадей и рвать постромки, как тут патетически воскликнул Кари, молодой лесовик? На вашем месте я свез бы зимой кругляки от Кяанис-озера к реке Куллиару и, дождавшись вскрытия льда, сбросил бы их в реку, да погнал бы сплавом до самой станции Куллиару.

Идея была настолько новой и неожиданной, что все, оторопев, затихли. О сплаве леса слыхали. Предложение лесничего казалось очень заманчивым, казалось, что возразить на него нечего. Действительно, если можно от Кяанис-озера до станции добраться по воде и тем самым избежать самой ужасной, самой непролазной дороги, длиною в девять-десять километров, то…

Слова Реммельгаса забрали Хельми за живое. У нее еще раньше возникло смутное ощущение его правоты, но она пока что не решалась в этом признаться даже самой себе. О, намерения-то у него прекрасные, но они связаны с такими трудностями, что, пожалуй, ничегошеньки из них не выйдет. Хельми с напряженным вниманием переживала каждое слово лесничего. Она сразу поняла, сколько размаха в этой идее использовать реку, но она же первая и увидела ее неосуществимость. Почти невольно она воскликнула:

— Но река Куллиару не годится для сплава. — И более тихо, более грустно добавила: — Ведь в Мяннисалу — наносы, мели, пороги. Плоты там не пройдут. Да и плотина мешает.

— Ха-ха-ха! — снова загремел злорадный бас. — Может, лесничий протащит их три-четыре километра на своем горбу?

— Мне нравится быстрая реакция товарища Киркмы. — И Реммельгас улыбнулся девушке. — Она права. Но если река из-за наносов обмелела, ее надо углубить. Более того, надо выпрямить мяннисалускую излучину, укоротить путь сплава. Предварительная работа уже начата, необходимые проекты составлены, согласие уездного начальства получено, с руководством мелиоративной станции все договорено. На следующей неделе мы с Таммом поедем в столицу, выясним вопрос о кредитах. Сейчас повсюду начато наступление на болота, топи и пустоши. Туликсааре ведь не захочет быть среди последних. Нам дадут машины, дадут средства на углубление и выпрямление реки, но разве это означает, что мы сами вправе остаться в стороне и сидеть сложа руки? Нет, товарищи! Колхоз после весеннего сева, а работники лесничества после посадочных работ выйдут на берега реки очищать от деревьев и кустов трассу нового русла. Эта большая работа потребует участия всего сельсовета. Мы ждем помощи и от вас, работники лесопункта!

Вместе с остальными опешил и Осмус. Его первой мыслью было: придется все-таки отправиться в Сурру. Но возражение Хельми Киркмы дало ему зацепку, в нем снова проснулся дух скептицизма. «Ишь какую громадину задумал своротить, — подумал он про Реммельгаса. — Рискованная затея, — пожалуй, и надорваться недолго. Не иначе как он фанатик или авантюрист крупного калибра». А затем он вдруг вспомнил о лесопилке. Несколько раз он поднимал руку, но лесничий будто и не видел этого. Улучив небольшую паузу в речи Реммельгаса, он воскликнул:

— А лесопилка? Что будет с мяннисалуской лесопилкой?

— Имеются две возможности: или закрыть ее, или перевести на электроэнергию…

— Да ведь у нас электрического освещения и то нет!

— Тем более необходимо провести в Туликсааре линию высокого напряжения или построить свою гидростанцию… Но я не кончил. Раз уж зашла речь о том, что я сделал бы на вашем месте, то поделюсь с вами еще одной мыслью. Я бы от Кяанис-озера, от места сплава, провел до самых далеких делянок конную узкоколейку. Три-четыре километра такой узкоколейки, которая вовсе не является новинкой в лесном деле, еще больше упростили бы вывозку, сберегли бы рабочую силу, облегчили бы труд и людям и лошадям. Вы и сами понимаете, что если мы углубим реку, если мы построим эту узкоколейку, то никому не придется выбиваться из сил, разбивать сани и калечить лошадей.

Жареная свинина остыла, стаканы стояли ненаполненные, папиросы и трубки погасли. Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы. План преобразования туликсаареской природы захватил слушателей, к вражде против Реммельгаса примешались восхищение и молчаливое одобрение. Хоть с виду он еще так молод, этот лесничий, но в смелости ему не откажешь, никого не боится — ни реки Куллиару, ни начальника лесопункта Осмуса. Лицо чуть зарделось, но возле губ такая твердая складка, во взгляде столько задора и огня, что поневоле начинаешь ему верить: а кто его знает, вдруг все-таки будет сделано, как он сказал…