Зеленое золото - Освальд Тооминг

Вдоль всех четырех стен стояли столы, а двое молодых и, как видно, предприимчивых служащих даже поставили свои столы на сцену. Тут расположился весь штат станции: и директор, и заместитель, и главный агроном, и техники, и бухгалтер, и машинистка.

Койтъярв уже успел сюда позвонить: работники станции с живым интересом выслушали рассказ о том, что предприняли туликсаарцы, к каким выводам они пришли, как зашли в тупик. Потом все сообща принялись изучать карты и рыться в папках с предварительными расчетами. Директор станции вполне одобрил проделанную работу, его захватила идея выпрямления реки.

— Правильно! — то и дело восклицал он. — Куллиару должна получить новое русло.

— Превосходно! — обрадовался Реммельгас. — Когда приступим?

Молодой человек поправил на носу очки и постучал карандашом по столу. Оказывается, имелись свои «но». Углубление Куллиару не было предусмотрено графиком этого года, и, стало быть, станции не откроют на эту работу кредита. Да пока что и неясно, кто его должен открыть, какое министерство, какой главк. А чтобы добиться от последних решения о финансировании, станция должна предварительно обследовать берега реки, промерить ее глубину, вбить вехи, определить профиль работ и составить на них смету.

— Все это я мог бы проделать и сам.

— И наконец… — директор смущенно улыбнулся, — нет самой техники…

Реммельгас словно с облаков свалился. Хороши работнички! Целый час они обсуждают его планы, составляют новые, обнадеживают, поддакивают, подбадривают, а потом вдруг здрасте — машин нет! На лице его было написано такое уныние, что директор с главным агрономом невольно улыбнулись.

— Кое-что у нас все же есть, — как бы извиняясь, сказал директор. — Нам передали один старый экскаватор. Он уже на ходу, хотя гремит и грохочет так, что за десять километров слыхать. Правда, эта машина отправлена в Вильяндимаа. Имеется у нас несколько тракторов…

— И канавокопатель есть, — напомнил заместитель директора.

— Да, совсем новенький канавокопатель. Изготовлен в Таллине, прислан к нам на испытание.

Реммельгас смотрел то на одного, то на другого. Он не понимал, где кончается шутка и где начинается серьезный разговор. Работников станции забавляло замешательство гостя, они не торопились объяснить ему, в чем дело.

— Канавокопателем рек не углубляют, — буркнул Реммельгас.

Люди расхохотались. Директор снял очки и вытер слезы. Наконец он объяснил:

— Это не беда, что сейчас ничего нет. Мелиоративная станция только организуется, техника еще не прибыла. Но вскоре появятся машины, мы их поскорее испытаем и… и тогда дело пойдет! — Главный агроном потряс руку лесничему.

— Вот как? Значит, если быстро покончить с подготовительными работами, то прямо из Лухаквере в Туликсааре может прикатить какой-нибудь экскаватор?

— Гм-гм… — и директор кашлянул.

Ему показалось, что они зашли слишком далеко. Пришел к ним какой-то неизвестный человек, напел им невесть чего, и вдруг все они стали подпевать ему. Чтобы поднять уважение к себе, к директору как-никак мощного предприятия, он спросил:

— Почему именно вам, товарищ лесничий, так не терпится с этим делом?

Реммельгас смутился. Что сказать? О том, что он лесничий и потому заинтересован в осушении леса, он уже говорил. Говорил он и о том, что его уполномочили действовать от имени колхоза. Слова же о стремлении каждого честного человека принести пользу родине казались ему слишком высокопарными.

Несмотря на свою молодость, директор был довольно проницательным человеком. Он заметил смущение лесничего, посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.

— Мне кажется, я понимаю вас. Мы с вами одной породы. Знаете, я, как только увижу реку, вышедшую из берегов, как только увижу гиблую, заболоченную землю, то мне прямо не терпится схватить лопату и начать копать! У нас душа землекопов, товарищ лесничий. По правде говоря, желание расправиться с болотами — в крови, у нашего народа. Стоит вслушаться в наши предания и легенды: не болотам ли они обязаны своей мрачностью, угрюмостью, мистикой? Сколько сил отнимали у эстонцев болота, сколько душевной бодрости, пора с ними покончить!

Он поднялся.

— Я пришлю к вам на помощь своего главного агронома. Раньше он был мелиоратором. Нам дадут больше машин, чем обещали, и мы обязательно пришлем в Туликсааре один экскаватор. Только поскорее добейтесь в столице кредита, — если понадобится, дойдите до Центрального Комитета, там помогут.

Реммельгас покинул клубный зал в радостном и приподнятом настроении. Все оказалось не так, как он себе представлял: не было ни грохочущих экскаваторов, ни трескучих кусторезов, ни грейдеров, ни бульдозеров. Даже вывески над дверями не было. И все-таки каждое слово работников станции дышало такой твердой уверенностью в своих силах, такой верой в технику, которую должны были к ним прислать, что Реммельгас с победным чувством взглянул на бурое болото, простиравшееся вдоль дороги и оглашавшееся криками белоногих чибисов.

Сразу же по возвращении Реммельгас с головой ушел в работу. В лесничестве начиналась самая горячая пора. Первого мая было решено провести воскресник на самой большой вырубке, которая простиралась от лесничества чуть ли не до самой станции Куллиару. Около двух недель тут подготавливали посадочные участки и вспахивали борозды для сева. Поделили семена, распределили рабочий инструмент, какой был у лесников.

Да и заготовители в Куллиару готовились достойно отметить Первое мая. Причин для ликования у них хватало — звание лучшего лесопункта в леспромхозе осталось за Куллиару. Тихо стало на делянках, лишь одинокие телеги скрипели на лесных дорогах, бывших такими шумными и оживленными. Грузовики там не показывались — они забирали лес со складочных площадок у самого шоссе.

Год был успешным, и Осмус решил после торжественного первомайского собрания устроить банкет. Он забронировал для этого куллиаруский народный дом. Несколько вечеров он потратил на составление списка приглашенных, исписал не один лист бумаги. Позвали всех работников лесопункта, вплоть до самых рядовых — следует уважать советскую демократию. Пришлось пригласить гостей из леспромхоза, из волисполкома, позвать начальство железнодорожной станции, представителей сельсоветов и колхозов. При мысли о последних Осмус хитро подмигнул самому себе — надо поддерживать связи, следующей зимой успех или неуспех лесозаготовок будет полностью зависеть от колхозов. До сих пор все шло гладко, но брови Осмуса нахмурились, когда он добрался до лесничества. Склочный народ! Никогда с ними не было столько препирательств, как в этом году. Хорошего от них не жди — такую свинью могут подложить… Но деваться некуда, нужно позвать этого психа, лесничего Реммельгаса. Питкасте? Напьется в стельку, еще наболтает лишнего… И все же он может пригодиться, — значит, позвать и Питкасте.

Тут Осмус вспомнил, что лесничество решило провести в праздники воскресник. Гм, надо послать на помощь одну бригаду, не то обвинят в том, что он умышленно устранился… Интересно, как справится Реммельгас со своей задачей: дело большое, новое, за всем не углядишь. Было бы неплохо, если бы там что-нибудь сорвалось, если бы не все сошло гладко, тогда этот юнец не так бы задавался… Не мешало бы повидаться с Питкасте, узнать, каково у них положение.

Первомайское утро выдалось теплое и солнечное. На деревьях трепетали клейкие листочки, на придорожных откосах зеленела свежая трава. Иные пичуги перепархивали с ветки на ветку с соломинками в клювах, иные заливались пронзительными трелями. Но вот лес огласился другой, еще более звонкой песней. Она звучит все громче и громче, и уже больше не слышно ни шелеста, ни щебета.

Пионер, не теряй ни минуты,никогда и нигде не скучай!Пионерским салютомутром солнце встречай.

Стройными рядами идут туликсаареские школьники. Стучат барабаны впереди, развеваются красные галстуки. Малыши шагают рядом со старшеклассниками и, чтоб идти с ними в ногу, стараются изо всех сил.

А следом идут солидные и серьезные железнодорожники со станции Куллиару. Достоинство не позволяет им шагать в такт детской песенке, но это не легко — ноги сами норовят ступать в такт. Раз просят, нельзя не пойти, но не совсем мужское это дело — сажать лес. И потому они избегают разговоров о воскреснике, предпочитая беседовать о чем-нибудь другом: о ранней весне, о прокладке второй колеи на станции Куллиару, о том, что опять прибыл новый паровоз для восстановленной после войны узкоколейки.

А там, в противоположном конце, шагают колхозницы. Им по душе пионерская песня, многие подпевают ей, хоть и не знают слов. Им уже стало жарко от быстрой ходьбы и от солнца. Пестрые платки скинуты на плечи, и весенний воздух ласково овевает лица.