Обман - Валерио Эванджелисти

— Полагаю, что взамен…

— Правильно полагаете: я сделаю так, что Мишель де Нотрдам окажется у вас в руках. И вы сможете вызнать у него любые секреты, хоть под пыткой. Кроме того, вы сполна сможете насладиться моим чувством. — Темные глаза Пьетро Джелидо потеплели и сверкнули. — Я уже сказал, что люблю вас, и, если вы повинуетесь, обещаю, что любовь моя будет более конкретной.

— О да! — Катерина протянула к монаху руки, но тут же опустила, увидев, что тот отступил, — Я готова служить вам и разумом, и преданностью…

Пьетро Джелидо поморщился.

— Мне достаточно преданности, разум — не женское дело. Вы посягнули на порядок вещей, угодный Богу, пытались воспользоваться добродетелью, которая вам не свойственна от природы. Только попробуйте еще раз — и я отлуплю вас, как скверную девчонку.

Катерина так никогда и не узнала, откуда взялась фраза, вдруг слетевшая с ее губ:

— Да! Побейте меня! Немедленно побейте, если хотите!

Воспоминание о бичевании в Эксе затмило отчаянное желание испытать боль. Герцогиня была сейчас как надутый воздушный шар и жаждала, чтобы кто-нибудь проколол оболочку и выпустил наконец нестерпимо распиравший воздух.

— Мама!

На пороге комнаты стояла Джулия. Ее обычно тусклые глаза сверкали негодованием.

— Придите в себя! Вы что, не понимаете, что находитесь во власти чудовища? Куда девалась ваша женская гордость?

Катерина, потрясенная то ли такими словами, то ли собственным поведением, наклонилась и приложила ладонь ко лбу, словно стараясь овладеть собой и стряхнуть наваждение. Пьетро Джелидо тоже смущенно отступил.

Джулия шла на него, уставив палец ему в грудь.

— Вы холодный и мерзкий тип. Господин Постель считает, что существует другая Троица: Адам, Ева и змей. И он прав. Только мы думали, что змей — это Молинас, а оказывается — это вы!

Пьетро Джелидо попытался возразить, но потом быстро вышел из комнаты, несвязно что-то бормоча. Джулия подбежала к матери, которая снова горько расплакалась, обхватила ее голову и прижала к себе.

— Джулия, помоги мне, — прошептала Катерина, — я сама не знаю, что со мной… Что там за крики?

Она только сейчас расслышала, что со стороны рынка напротив Сен Жермен де Пре доносятся резкие голоса. Джулии так хотелось продлить неожиданную нежность между нею и матерью, что она не сразу ответила.

— Это галликанцы, католики, которые требуют создания единой национальной церкви с патриархом-французом. Они утверждают, что их поддерживает король Генрих. Однако Папа о них знать не желает.

— И почему они так громко кричат?

— Собираются штурмовать Сен Жермен де Пре. Кардинал де Турнон, аббат Сен Жермен де Пре, и слышать не хочет ни о какой галликанской церкви. Даже если эти безумцы будут настаивать на своем, король на его стороне.

Ясные и логичные слова Джулии сразу вернули Катерину к действительности. Она оторвалась от груди дочери и в замешательстве вгляделась в ее лицо.

— С каких это пор ты интересуешься политикой? — спросила она. Потом, словно боясь услышать ответ, прибавила: — Конечно, галликанцы не так сильны, как гугеноты. Если король их по-настоящему не поддержит, они так и останутся церковью-однодневкой.

— Слышите цокот копыт? Думаю, конные жандармы готовятся к атаке, — Джулия пожала плечами, — Боюсь, что это только начало гораздо более кровавых конфликтов. Галликанцы стремятся порвать отношения с Ватиканом по тем же причинам, что и кальвинисты. И тем и другим опротивела коррупция церкви…

Анализ оборвали крики, стоны и ржание лошадей. Катерина подбежала к окну.

Милиция королевского наместника, двигаясь частью верхом, частью пешим ходом, атаковала сторонников галликанской партии, и те бросились врассыпную.

— Ну и мятежники! Мужчинам никогда нельзя доверяться! Они непривычны к боли, а потому понятия не имеют, что такое мужество.

Лицо Джулии озарилось.

— Вот такую я вас люблю, мама! Гордую и агрессивную! Забудьте Пьетро Джелидо. Такие, как он, причиняют женщинам только зло.

— Пожалуй, ты права, девочка, — ответила растроганная Катерина.

Она не отважилась заглянуть в тот темный уголок разума, который внушал ей, что боль и наслаждение могут объединиться и что Пьетро Джелидо слишком красив, чтобы от него отказаться.

С площади донесся шум атаки жандармов. Крики и проклятия галликанцев внезапно стихли.

НАПОЛЗАЮЩАЯ ТЕНЬ

— Вдумайтесь хорошенько! — горячился Постель, — В человеческой жизни наблюдается константа: мужчина, женщина и искуситель. Иными словами, Адам, Ева и змей. В любую эпоху, когда дело доходит до серьезных событий, эта триада так или иначе себя проявляет.

Мишелю было скучно, и он вяло кивнул.

— Может быть, может быть. Из Венеции мне прислали вашу книгу «Первые новости из иного мира». Интересно, я ничего не говорю. Но мои интересы, господин Постель, отличаются от ваших.

Чтобы быстрее свернуть разговор, Мишель поднялся с кресла в самой просторной гостиной своего дома и подошел к камину, сделав вид, что подкладывает дрова. Зима в Салоне была по обыкновению мягкая, особенно в этот год. Стоял уже декабрь 1551 года, но на дворе не наблюдалось и следов снега. Люди надевали плащи скорее по привычке, чем по необходимости.

Гийом Постель, казалось, не заметил равнодушия хозяина дома.

— Господин де Нотрдам, по воле рока наши пути переплелись, а это говорит о том, что дело тут не в простой прихоти судьбы, — заявил он с чувством, — В Венеции мы едва познакомились, а мне уже пришлось иметь дело с негодяем, который выдавал себя за вас. Кроме того, многие мысли, которые я поддерживаю, высказаны нашим общим другом, Жюлем Сезаром Скалигером. Он также настаивает на превосходстве женщин над мужчинами и презирает Эразма Роттердамского, который утверждает обратное.

Мишель улыбнулся.

— Если бы вы, как и я, лично знали мадам Скалигер, вы бы заметили, что ее супруг не применяет на практике теорий, изложенных в его трактатах.

Постель проигнорировал это возражение.

— Помимо Скалигера мне говорил о вас один молодой британец, бывший недавно у меня в гостях. Его имя Джон Ди.

— Джон Ди? Не знаю такого.

— А он вас знает. Он прочел один из ваших альманахов и остался под большим впечатлением.

Мишелю изменило терпение, и он резко поднялся, уронив полено в камин и подняв тучу искр.

— Послушайте, господин Постель. Признаюсь, мне непонятен мотив вашего визита. Я рад высокой оценке Джона Ди, и что дальше? Я врач, и у меня мало времени. Да, я издаю альманахи, но делаю это только из соображений увеличения дохода. Меня не интересует оккультная философия, которую вы и ваши друзья развиваете вопреки запретам церкви.

В мутных глазах Гийома Постеля сверкнула искра понимания.

— Видимо, вы не знаете, каким уважением пользуетесь в определенных кругах. Я говорю о философах, которые интересуются каббалой и гносисом[27]. Чтобы вы лучше меня поняли, скажу, что у юного Джона Ди имеется на правом плече маленький крестообразный шрам.

Это известие настолько потрясло Мишеля, что кочерга выпала у него из рук и громко звякнула об пол. Лицо свела непроизвольная судорога.

— Значит, вы тоже принадлежите… — прошептал он, но закончить фразу так и не смог.

— Нет-нет, — перебил его Постель, насупившись. — Майнцские иллюминаты не признают мессианского начала в великой венецианской святой Иоанне, умершей несколько месяцев назад. Узнав о ее кончине, я много дней не прикасался к пище. Потом, к счастью, в силу той связи между мертвыми и живыми, которую каббалисты называют Жигул, она получила реинкарнацию во мне. Так что теперь, господин Нотрдам, я женщина.

Мишель застыл, приоткрыв рот от изумления, которое и помогло пересилить охватившее его волнение.

— Мессер Постель, — спокойно сказал он, — я не понял ни слова из вашего повествования. Однако очень хотелось бы знать, кто вас ко мне направил и с какой целью. Скалигер?

— Нет-нет! Скалигер к вам очень хорошо относится, но считает вас гнусным евреем, на котором лежит печать всех бед вашего племени.

Постель, видимо не отдавая себе отчета, что такая дефиниция может обидеть собеседника, хихикнул и продолжал:

— Возвращаясь из Венеции, я встретил в Марселе вместе с Джоном Ди еще одного вашего знакомого, доктора Пентадиуса. Это он попросил меня съездить в Салон.

Пентадиус! При мысли об этой дьявольской фигуре Мишель содрогнулся и нетерпеливо спросил:

— Он велел мне что-то передать? Говорите же!

Только что ярко блестевшие глаза Постеля снова потухли, он опять хихикнул и ответил:

— Да, и вот что он велел передать: мастер вернулся и собирается приехать с вами повидаться. Чтобы узнать о его прибытии, наблюдайте за цветами. И будьте готовы отдать ему книгу. Инквизиция предусмотрительно сожгла весь тираж, и ваша копия — одна из немногах оставшихся.