Обман - Валерио Эванджелисти

— Я думал, это один из обычных альманахов вашего мужа, которые продаются во всех лавках. Но вижу, что это стихи, хотя по стилю… скажем так, это не Ронсар.

Жюмель фыркнула.

— Это не настоящие стихи. Он называет их пророчествами, а я — глупостями. Он годами строчит их листок за листком.

Катерина слушала очень внимательно. Пьетро Джелидо, напротив, изобразил полнейшее равнодушие.

— Вы говорите, пророчества? Предсказания будущего?

— Он считает, что обладает этим даром, — ответила Жюмель, пожав плечами. — Он происходит из племени Израиля, которое… но это очень скучная история.

— Напротив, напротив, — Пьетро Джелидо перебирал листки, — Почерк почти не читаемый, и вряд ли кто-нибудь из типографов возьмется это печатать. Что же до текстов, то смысл их темен… — Он пробежал несколько строк, — Вы говорите о пророчествах, но я здесь вижу намек скорее на события из прошлого, чем из будущего.

— Что вы имеете в виду?

Пьетро Джелидо прочел вслух:

Enfant sans mains, jamais veu si grand foudre:L'enfant royal au jeu d'oesteuf blessé:Au puy brisé fulgures allant muldre,Trois sous les chaines par les milieu trussés.

Дети безрукие, дивная молния с громом,Ранен наследник престола во время игры.Ветром жестоким с холма сметено будет все.Трое пребудут в цепях, прикованные друг к другу[28].

— Но тут ничего не понятно! — воскликнула Катерина.

— Ну почему же? — подумав, ответил Пьетро Джелидо. — Чтобы понять, что к чему, надо всего лишь немного разбираться в латыни. Здесь сказано, что, когда родится безрукий ребенок и случится невиданная гроза, наследник трона будет ранен во время игры в метание ядра. В то же время трое людей с мельницы, в которую попала молния, будут размолоты жерновами.

— Откуда же вылетит ядро?

— Ядро в этой игре называется oesteuf. Помните, в тысяча пятьсот тридцать шестом году дофин Франции был убит во время игры? Так что пророчество запоздало на шестнадцать лет.

— А другой эпизод…

— Когда погиб дофин, как раз было в разгаре вторжение в Прованс Карла Пятого. Событие, описанное здесь, очень легко проверить, можно даже установить, на какой мельнице засели осажденные или осаждавшие. Повторяю, это пророчество ничего не стоит.

Катерина заметила, как вспыхнула Жюмель, словно насмешка в адрес мужа задела ее лично. Гнев ее нарастал буквально на глазах и нашел выход в отчаянной попытке защитить Нотрдама.

— Я же вам сказала, что Мишель все это писал десятилетиями! Вы не поверите, но эти строки он написал еще до гибели дофина. Предсказание его смерти он услышал от жены одного из друзей, некоего Скалигера, и ее рассказ вдохновил эти образы.

Катерине пришло в голову, что женщина эта любит Мишеля гораздо сильнее, чем хочет показать. Она улыбнулась про себя и прежним тоном произнесла:

— Значит, ваш муж говорит с вами о своей работе?

Гнев Жюмель растаял в одно мгновение.

— Конечно, всякий раз. Ведь мы живем под одной крышей.

Пьетро Джелидо продолжал листать рукопись.

— Если уж вы в курсе его поэтической деятельности, может, попробуете объяснить, отчего многие его стихи слово в слово скопированы с одного латинского автора, Юлия Почтительного. Например, безрукий ребенок. И здесь я тоже нашел пример обыкновенного плагиата.

В голосе Жюмель зазвенела нотка тревоги.

— Не понимаю, о чем вы.

— Слушайте. — Пьетро Джелидо взял один из листков и прочел:

La grand'estoile par sept jours bruslera,Nuee fera deux soleils apparoir,Le gros mastin toute nuit hurlera,Quand grand pontife changera de terroir.

Звезда большая на семь дней явится.Заставит туча запылать два солнца,Хитрюга будет выть ночь напролет,А Папа Римский сменит резиденцию[29].

Священник зло усмехнулся.

— Это парафраз на чудеса, которые, согласно Юлию Почтительному, сопровождали смерть Цезаря. Правда, солнц было три, а не два, но в остальном все совпадает: и звезда, что горит семь дней, и собаки, что воют всю ночь. И Лепид, сменивший Цезаря на месте великого правителя, был вынужден «сменить место», то есть перебраться в другое жилище. Ваш Мишель — плагиатор.

Катерина заметила, как загорелись глаза Жюмель. Супруга Нотрдама возмущенно выставила грудь вперед и двинулась в атаку.

— Вы считаете себя очень умным, — набросилась она на Пьетро Джелидо, — а надо бы вам знать, что двойные солнца были видны везде на юге в конце прошлого года. Мишель ни с кого не списывал, хотя и пользовался примерами из прошлого, чтобы растолковать трудные вещи.

— Ах, вот оно что! И что же это за великий правитель поменял местопребывание совсем недавно?

— Простите, господин аббат, но вы мне кажетесь просто недоумком. Разве вы не слышали, что наш король Генрих Второй отбыл сражаться в Германию и правление взяла на себя Екатерина Медичи?

Как он ни старался казаться равнодушным, Пьетро Джелидо был поражен, и ироническое выражение быстро слетело с его лица. Чтобы сохранить достоинство, он продолжил важно листать рукопись, но Жюмель вскочила с места и вырвала листки у него из рук, бросив на него полный ярости взгляд.

— У Мишеля много недостатков, но он не мошенник: он записывает свои видения так, как их видит. И понять их может только тот, кто так же честен, как он. А вам уж точно не понять.

Выпалив все это, Жюмель кинулась к двери. После секундного замешательства Катерина тоже встала и догнала ее.

— Куда же вы? Молинас будет здесь с минуты на минуту.

— Тем хуже для него. Я проделала путь в многие мили, чтобы услышать, как хулят моего мужа! Если Диего вызвал меня сюда только для того, чтобы полюбоваться на мои женские прелести, то вы, сударыня, с тем же успехом сможете его удовлетворить. А от меня передайте, чтобы он мне больше не писал. Теперь у меня есть положение в обществе, и мне начхать на его вымогательства и шантаж.

И Жюмель бросилась прочь из дома, быстро минуя многочисленные комнаты, так что пламя факелов колебалось там, где она прошла. Потом хлопнула входная дверь.

У Катерины перехватило дыхание. Придя в себя, она ядовито фыркнула:

— Ну что за мерзкая шлюха! Она воображает, что может все себе позволить, потому что еще молода! Ладно, я ее укорочу. Клянусь, ни она, ни Нотрдам больше не будут счастливы!

— Нет уж, хватит! — раскатился по комнате металлический голос Пьетро Джелидо. — Я содействовал вам, потому что таков был уговор. Теперь ваша очередь выполнять обязательства. Не забывайте, что вы на службе у Козимо Медичи и ваша задача — убедить кардинала де Турнона подписать с Венецией договор о ненападении. Вы же до сих пор не предприняли ничего конкретного!

— Неправда! — запротестовала Катерина, — Если мы сейчас находимся в его доме, так только благодаря тому, что мне удалось расположить его к себе. Рекомендация Алессандро Фарнезе сыграла важную роль. Теперь де Турнон принимает меня часто и весьма сердечно. К сожалению, он редко бывает в Париже, но всякий раз, как он здесь…

— Вы более или менее долго беседуете с ним. Расположение, которым вы хвастаете, не идет дальше обычной вежливости по отношению к даме, представленной другом. Сколько раз вы говорили с кардиналом о политике? Ну? Говорите правду!

Катерина поняла, что солгать не получится.

— Довольно редко. Видите ли, Турнон — политик очень осторожный и никогда не позволяет себе говорить о том, о чем следует молчать.

— Я полагал, что вам удастся установить с ним более интимные контакты. Когда-то вам это удавалось…

В глубине души Катерина растерялась, поскольку речь зашла о том, что она старалась скрыть даже от себя самой.

— Турнон занят только политикой, женщины его не интересуют, — пробормотала она смущенно.

— Чепуха! — Пьетро Джелидо был взвинчен, и в каждом его жесте сквозил гнев, — Или его не волнуют женщины определенного возраста. Тогда вы должны послать ему Джулию, как поступили с Фарнезе.

Монах нанес удар настолько неожиданно, что Катерина потеряла контроль над своими чувствами и разрыдалась. Тяжко всхлипывая, она попыталась непослушными губами что-то сказать в свое оправдание:

— Джулия меня больше не слушается… Она вас ненавидит и не хочет слышать о…

Пьетро Джелидо нахмурился.

— Говорите яснее, а то вы как заика. Я не понял ни слова.

— Я… я…

Катерина задохнулась слезами и, скорчившись, закрыла лицо руками. В голове сверкнула мысль подбежать к окну и броситься вниз, но не хватило сил подняться. В немыслимой тоске, душившей ее, была одна надежда: что сердце само остановится.

Пьетро Джелидо подошел и приподнял ей лицо. Катерине захотелось, чтобы этот человек, которого она любила, ударил ее и тем самым дал выход ее муке. И еще она надеялась, что он скажет ей какие-нибудь ласковые слова. Но он не сделал ни того ни другого. Несколько мгновений он вглядывался в измученное лицо герцогини, держа ее за подбородок. Потом разжат пальцы, и голова Катерины безвольно упала.