Неоконченный романс - Валентина Мельникова

— К слову, Фаина Сергеевна, Максим Максимович не просто мой однофамилец, он мой отец, — произнесла она и, с удовлетворением отметив некоторое покраснение кожных покровов химички, с достоинством покинула стены учительской.

Все Сашины родственники в данный момент проживали километрах в пяти от райцентра в небольшой деревеньке под названием Оленья Речка. Здесь они выстроили несколько теплиц, в которых выращивали ранние овощи и цветы, свинарник, коровник.

Кроме того, в хозяйстве водились овцы, куры, гуси, индюки. На нескольких десятках гектаров лесных неудобиц, расчищенных своими силами, выращивали картофель, садовую клубнику, кормовые травы. За три года хутор Шнайдеров, как его называли в районе, превратился в образцовое фермерское хозяйство, процветающее с помощью собственных рук да пары собранных из металлолома «Беларусей». Районное начальство, разрешив эксперимент, умыло руки, до поры до времени не вмешивалось, наблюдая, как братья пытаются наладить хозяйство в меру своих сил и возможностей. С немецкой педантичностью и аккуратностью семейство Шнайдер превратило глухую деревню, в которой и проживало всего пять или шесть стариков и старух, в уютный и милый сердцу уголок. На месте старых полуразрушенных хибар выросло несколько кирпичных домов, в которых жили семьи шестерых братьев и двух сестер Шнайдер. Помогли отремонтировать домишки стариков, тем самым обретя мир и согласие на вверенной им территории. Все это можно было бы посчитать настоящей идиллией, если бы не появились злопыхатели и завистники и те, кто работать не любит, но зато покритиковать да напакостить — хлебом не корми. Вот эти утверждали, что немцы жируют на их костях, эксплуатируют бедных трудящихся. Были попытки поджечь свинарник, побить стекла в теплицах, отравить птицу. Старший из братьев, Виктор, выступил в районной газете с предложением выделить любому обездоленному солидный участок своих угодий, чтобы тот мог пожировать теперь уже на костях проклятых немцев. Желающих не нашлось, противники несколько утихли, но гадости творить не перестали: то анонимку в налоговую инспекцию подбросят, то санэпидемстанцию натравят… Так что Виктор и вся семья постоянно пребывали в осаде, а потому в состоянии полной боевой готовности.

Лена несколько раз вместе с Верой и Сашей бывала на Оленьей Речке и поражалась редкому трудолюбию и доброжелательности Сашиных родственников. У каждого в семье не меньше пяти детей. Всех надо накормить, одеть, обуть, выучить, но они никогда не оказывались в стороне от чужой беды, помогали, чем могли. Лена понимала их обиду: Шнайдеров до сих пор считали чужаками, хотя они прожили на этой земле почти пятьдесят лет.

Сашина мама — Эрна Генриховна — и в свои семьдесят лет успешно руководила дочерьми, невестками и многочисленными внуками. Во дворе у нее всегда было чистенько, вдоль забетонированных дорожек все лето цвели анютины глазки и яркие ноготки. Ничто нигде здесь не валялось; каждой досочке, проволочке, железке было отведено свое место. В доме все сверкало стерильной чистотой, вкусно пахло стряпней и травами.

Маленькая, сухонькая, с большим крючковатым носом, она и сейчас радостно встретила их у порога.

Перецеловала, переобнимала всех, отвела к Виктору в теплицу.

Виктор, высокий, широкоплечий, пятидесятилетний мужчина, с красным обветренным лицом и огромными руками, вместе с сыном срезал цветы на продажу. В эмалированных ведрах стояли каллы и гвоздики, до роз очередь еще не дошла.

Девушки вошли в отсек, где выращивали эти чудесные создания природы, и замерли от восхищения. Розы только-только развернулись из бутонов, на бархатистых лепестках и листьях мерцали капельки воды, а аромат был настолько сильным и терпким, что у Лены закружилась голова. Пока Вера вела переговоры, она вышла во двор. Саша сидел на небольшой лавочке у входа в теплицу и курил.

Раньше она бы не задумываясь присела рядом с ним, а сейчас, стараясь не глядеть в его сторону, подошла к Эрие Генриховне. Старушка говорила с сильным акцентом и сама же над этим посмеивалась. В дорогу она приготовила им целый пакет вкуснейших булочек-креблей и сокрушалась, что у них нет времени выпить чаю.

Вера помахала Лене с порога, и они отправились выбирать розы. Сынишка Виктора срезал их, оставляя над землей небольшие черешки. Цветы ложились в руки влажной, ароматной тяжестью, и вскоре три эмалированных ведра были заполнены прекрасными темно-розовыми цветами.

Виктор взять деньги наотрез отказался: пусть дети порадуются и учителя. Грех зарабатывать на том, что случилось. А у него новые вырастут, за розами дело не станет. Он вытер руки полотенцем, попрощался с братом и невесткой, а Лене на прощание протянул огромную белую розу:

— Она у меня самая первая распустилась, значит, счастье должна принести.

Лена обняла и поцеловала его в щеку:

— Спасибо тебе, Виктор. Так и быть, постараюсь стать счастливой.

За тридцать минут до начала праздника розы с триумфом были доставлены в школу, и теперь девушки в темноватой учительской раздевалке спешно приводили себя в порядок. Внезапно непонятный шум отвлек их от припудривания носов и подкрашивания губ. Лена выглянула в коридор и онемела от изумления. Этот пострел везде поспел!

Ее папашка с видеокамерой на плече в окружении передовой школьной общественности прошествовал в кабинет директора. Следом за ними прошли Алексей в светлом летнем костюме и профсоюзный босс поселка, грузный, с переваливающимся через брючный ремень основательным брюшком Симонян Георгий Георгиевич. В народе его звали просто Жор Жорычем, намекая на его недюжинный аппетит.

— Все, пропал твой батя, теперь его до вечера не увидишь, тем более Жор Жорыч здесь пасется. — Выглядывавшая из-за ее плеча Верка была уже в курсе всех событий. Правда, о вечеринке Лена предпочла умолчать, справедливо решив, что и так слишком много рассказала.

Праздник, как всегда, растянулся. Поздравляющие сменяли друг друга: первоклассники, первая учительница, последняя учительница, одна мама, другая, тихие всхлипывания расчувствовавшихся учительниц и родителей. Лена знала, что и ей предстоит точно такое же испытание на следующий год, и стойко сносила все тяготы школьного торжества.

Наконец слово предоставили директору лесхоза.

Ее десятиклассницы подались вперед, чуть не отдавив ей ноги: «Смотри, Людка, какой красавчик!»

Девчонки торопливо зашептались. Лена про себя усмехнулась — и эти туда же! Медом этого мужика намазали, что ли? Ишь как ее соплюшки на него среагировали.

Между тем сам источник женских волнений о чем-то говорил со школьного крыльца, улыбаясь широкой, открытой улыбкой.