Собака, которая любит - Наталия Криволапчук

Конкретные факты, отображающие для нас реальный мир, всегда вполне определенны и однозначны, даже если речь идет о трудно определимых качественных признаках. А в том случае, если в Модели остаются какие бы то ни было пробелы и пустоты, существенные для понимания общих взаимосвязей, то любое живое существо начинает активно искать возможности их заполнить. «Недостроенный» фактографический уровень Модели с точки зрения дальнейшего развития интеллекта — все равно что шаткий, плохо заложенный фундамент для монументального здания. Именно жизненной необходимостью максимально полного и правильного заполнения Модели объясняется одна из ведущих психологических потребностей любого живого существа, особенно в детском возрасте — потребность в информации. Замечено, впрочем, что и физиологическое развитие малыша, не получившего достаточной информации и мире, оставляет желать много лучшего.

Главный вопрос, ответ на который предстоит найти малышу, вступающему в настоящую жизнь, — это полезность всего того, с чем он может столкнуться. А полезность эта определяется возможностью удовлетворения той или иной потребности. Мне, пожалуй, не удастся обойтись без специального термина: такой подход к приобретению информации называется прагматикой.

Именно прагматический аспект определяет собой и сам отбор явлений, подлежащих исследованию, и классификацию их признаков и свойств. Он ярко представлен и в человеческой жизни. Мне, горожанке, не так уж часто приходится иметь дело со змеями — так что я могу позволить себе определять отличия ядовитой гадюки от безобидного ужа лишь приблизительно, а уж плюющаяся кобра и вовсе ничем не отличается для меня от очковой змеи. И к чему мне разбираться в устройстве автомобиля, когда у меня в семье для этого имеются двое мужчин? Даже в случае необходимости я могу, например, обозвать деталь машины «этой черненькой штучкой» — да я так и сказала, когда понадобилось диагностировать причину неисправности (мои мужчины нередко пользуются для этих целей моими «особыми» возможностями).

Разумеется, собачья прагматика существенно уступает человеческой и по охвату информации, и по сложности структур, хотя мои собаки и делают все, что могут, чтобы меня в этом разубедить. В частности, мой народец и телевизор смотрит по-другому, чем остальные собаки, — если, конечно, передача чем-то интересует нас. Они, к примеру, без труда узнают музыкальные заставки «Страстей-мордастей» или «Звериной компании», поскольку там время от времени показывают их самих и их хозяйку. А когда я ставлю на видеомагнитофон кассету, где снят тоскующий в одиночестве Барт, его бабушка с мамой начинают волноваться и как-то, когда смотрели эту запись в присутствии уже взрослого Барта, то и дело подходили к нему: сейчас-то у тебя все в порядке? А та же Джинка была очень взволнована страстями «Челюстей» — стоило мне отнестись к фильму эмоциональнее, чем обычно. Не сомневаюсь, что они и тут способны учитывать не только свои собственные информационные потребности, а еще и отношение хозяина к той или иной информации — это ведь тоже своего рода прагматика.

По мере овладения основной информацией о мире становится все яснее, как с этим миром можно взаимодействовать.

Понятно, что среди фактических сведений устанавливается некая иерархия по важности: та информация, что используется чаще других данных, поддерживается в постоянной готовности и негласно признается более важной. Для такого круга ситуаций вполне можно и очень даже нужно подобрать набор стандартных решений, повторяющихся стереотипных форм поведения. Эти-то стандартные формы поведения и составляют второй уровень Модели, именуемый стереотипным. Именно этот уровень Модели наиболее эффективно обеспечивает приспособление живого существа к конкретным условиям жизни.

Однако не только логическим анализом силен стереотипный уровень. Если распознавание существенных для оценки ситуации факторов обеспечивается именно анализом, то связь результатов распознавания с предпринимаемыми действиями основывается уже на ассоциативном мышлении. Промежуточным звеном между анализом и ассоциацией служит аналогия — мощный механизм сравнения с попутным определением более и менее существенных признаков. Ведь и у собак аналогии могут быть не полными, а используется при этом та иерархия признаков, которая определена структурами фактографического уровня.

Первыми среди стереотипов активизируются простейшие и важнейшие для жизни поведенческие программы, которые мы привыкли называть безусловными рефлексами, и предназначены они для обеспечения выживания, пропитания и целостности организма — в тех пределах, какие дозволяют физические возможности. По ходу роста и развития, постоянно приспосабливаясь к уже познанным условиям существования, детеныш пробует на пригодность то одни, то другие поведенческие программы, испытывая на деле весь свой наследственный арсенал.

Наследственные поведенческие программы представлены разными категориями — от тех, что присущи всему живому (разные варианты самосохранения) или всем хищникам (некоторые стереотипы добывания пищи, хотя здесь есть и отличия, например, у кошачьих и собачьих), и до специфических породных стереотипов, целенаправленно выработанных и закрепленных человеком. Существуют и индивидуальные, «фамильные» стереотипы, передающиеся от прямых предков. Вы ведь тоже наверняка замечали за собой мамины, папины или дедушкины привычки, жесты, машинальные движения? У моего сына проскальзывают, например, даже любимые словечки моего покойного отца, хотя при жизни деда внук их запомнить не мог по малости лет.

К слову, глубоко почитаемый мною и многими любителями собак Конрад Лоренц занимался именно стереотипами поведения («фиксированными поведенческими комплексами»), но при этом имел в виду лишь те программы, которые присущи виду в целом. Его, вообще говоря, только видовая специфика и интересовала — на том стоит это направление в зоопсихологии, названное им этологией. В индивидуальном же развитии, поверьте, нет большой разницы между врожденными и благоприобретенными поведенческими программами. Смысл и тех, и других един — они обеспечивают максимально эффективное приспособление к типичным для данных условий, часто повторяющимся ситуациям, в которых попросту нет смысла каждый раз заново изобретать нужные действия.

Нужно только иметь в виду, что далеко не все врожденные поведенческие комплексы обязательно активизируются в прижизненном развитии. Может, я в прошлой жизни была гениальным сборщиком кореньев (так, во всяком случае, утверждает какое-то пособие по перевоплощениям), но где же мне теперь копать эти самые коренья — на Невском, что ли? А уж то, что все наши предки обладали целым рядом навыков, используемых долгими рядами поколений, но ныне дремлющих и не пригодных в теперешних условиях — это мысль вполне тривиальная. Вот и остаются ненужные для приспособления к реальности поведенческие программы втуне, до поры до времени (а может, и никогда) не будучи вызванными к жизни.

Зато среди благоприобретенных стереотипов ненужных нет и быть не может — они просто не вырабатываются. Именно поэтому так важно целенаправленно учить малыша тому, что необходимо ему для гарантированного выживания и успеха, причем движущей силой развития стереотипов является, как вы уже наверняка догадались, жизненный опыт. Именно поэтому звериные мамки играют со своими детьми в специальные функциональные игры, в которых и развивают у них нужные навыки. Мы, люди, делаем это немножко иначе, но цели те же — развитие стереотипного уровня Модели.

Однако даже полный набор поведенческих заготовок не всегда обеспечивает достижение нужного результата и не исчерпывает ни наших, ни собачьих представлений о жизни.

Допустим, что я, столкнувшись с грабителем в темном переулке, знаю, как сделать следующие вещи: (а) завизжать и пуститься наутек; (б) без лишних разговоров отдать кошелек и другое ценное имущество; (в) позвать на помощь прохожих; (г) вступить в отчаянную борьбу не на жизнь, а на смерть. Да и драться можно по-разному: бить кулаками, кусаться и царапаться, шарахнуть грабителя по голове зонтиком или сумкой, а если со мной моя собака, то достаточно просто отойти в сторонку и смотреть, что будет.

Выбор средств достижения святой цели — спасения — зависит от множества обстоятельств, включающих даже мелкие детали. Например, в кроссовках я скорее попытаюсь удрать, а в туфлях на каблуках гораздо вернее стукнуть нападающего каблуком по щиколотке — испытанный прием женской самозащиты. Хотя, наверное, есть на свете женщины, которые хорошо бегают даже на каблуках. Покрой одежды, что на мне, может оказаться важным, а цвет ее совершенно ничего не меняет. Зато количество денег в кошельке, затребованном грабителем, окажет самое существенное влияние на выбор моей стратегии.