Воспоминания "Встречи на грешной земле" - Самуил Алёшин

...А в сентябре того же 1968 года Александра Яковлевна умерла. И до последних своих дней выполняла данное ею торжественное обещание. Она была права: нам действительно повезло: мы встретили в своей жизни редкую старушку. Впрочем, старушку ли? Ведь у таких людей есть только одна дата — день рождения.

Леонид Варпаховский, Юрий Кольцов и другие

Леонид Викторович Варпаховский умер 12 февраля 1976 года от эмболии легочной артерии — инфаркт легкого, есть оказывается и такой. Ему не было еще семидесяти лет — 68. Как сказал Плятт — «Лагерь вылез». Лагерь сказался не только на здоровье Л. В., но и на его характере. Однако прежде всего я хочу назвать те черты, которые вызвали у меня уважение и восхищение. Было поразительно, как ему удалось сохранить эти черты после 17 лет лагерей. А именно: детскую любознательность, подчас наивную веру в людей и жажду деятельности.

Л.В. говорил, что он на 17 лет моложе своего паспортного возраста, ибо эти 17 лет у него украли. А значит, он чувствует потребность их наверстать.

За все годы, что я с ним общался, я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос или выругался. Хотя кто-кто, а уж он-то за годы неволи наслушался всякого и мог бы употребить подходящее выраженьице, тем более, что наша действительность дает к тому поводов предостаточно.

Полагаю, каждый, кто знал Варпаховского, согласится, что он являл собой образец интеллигентности. Он был деликатен, тактичен и вежлив, что помогало ему естественно находить достойные выходы из ситуаций, в которых другой человек вряд ли избежал бы скандала. Вот пример.

Л.В. ставил в Малом театре мою пьесу «Дипломат». На главную роль Максимова был назначен Борис Бабочкин — очень известный и хороший актер, но со странностями: Бабочкин не выносил чужой режиссуры, будучи сам также и режиссером. Однако, так как роль Мак-

симова Бабочкин играть хотел и Варпаховского уважал, то можно было рассчитывать на лояльность артиста во время репетиций. Но натура Бабочкина все же взяла верх. На одной из репетиций Варпаховский предложил ему повторить какую-то мизансцену.

— Я сделаю, сделаю, — скривившись и, как обычно, скрипучим голосом, промолвил Бабочкин. Но не тронулся с места.

Нет, я вас попрошу пройти ее сейчас. Мне надо кое-что проверить, — сказал Л.В.

— Да сделаю я, — отмахнулся Бабочкин и, повернувшись к другому актеру, спросил: — Миша, у тебя не найдется сигареты? — демонстративно игнорируя просьбу Варпаховского.

Все замерли. Пауза. После которой Л.В. вежливо сказал: — Нет, Борис Андреевич, так мы репетировать не будем. Одному из нас придется из спектакля уйти. Уйду я. — И вышел.

Разумеется, с роли был снят Бабочкин. И Максимова стал репетировать, а затем играть другой актер.

Еще пример. Случай с Раневской. Как известно, эта выдающаяся комедийная актриса любила употреблять крепкие выражения. А Варпаховский не терпел этого, тем более во время репетиций, да еще при актерах, которых хлебом не корми, дай поприсутствовать при скандальной ситуации. Вот Л. В. и придумал — стал репетировать с Фаиной Григорьевной роль миссис Сэвидж в одиночку, сидя с нею на скамейке Страстного бульвара. Само собой, там Ф. Г. пришлось сдерживаться, и работа пошла успешно. Правда, когда они вернулись на сцену, то Раневская, конечно, свое взяла. Однако главное уже оказалось сделанным.

Варпаховский был в высшей степени профессионален как режиссер. В наши дни, когда так губительно распространяется дилетантство и многие предпочитают делать не то, на что способны, — режиссеры писать, актеры ставить, а драматурги выступать, то есть играть, — в наши дни, повторяю, тем более редким достоинством приходится считать стремление ограничиваться своей профессией, осваивая все ее тонкости и сложности. У

Л.В., который был учеником Мейерхольда, это проявлялось в том, что он все время старался ставить, ставить и ставить. Где угодно — в любом театре, на эстраде, в цирке — но ставить. Он был прирожденным постановщиком и не мог приступить к работе, пока не видел в своем воображении готового спектакля, от начала до конца. Он точно знал, что будет утверждать своей постановкой и как она будет выглядеть.

Отбору артистов Л.В. придавал важнейшее значение, полагая, по завету Мейерхольда, что точно назначенный состав — 60 процентов успеха. Это не значило, что его выбор всегда был безупречен. Но, без сомнения, искренен.

Когда Л.В. приступал к репетициям, у него уже был график работ, который он выполнял неукоснительно. Варпаховский давал совершенно конкретные задания композитору и сценографу, причем мог наиграть на рояле желаемую музыкальную тему, а также набросать художнику примерный эскиз того, что хотел бы видеть на сцене.

Растолковывая актерам, с каким подтекстом следует играть то или иное место роли, он не показывал, как это делают иные режиссеры, которые хотят, чтобы актеры повторяли их чуть ли не с голоса, а находил им удобные и точные приспособления. Будучи сам профессионалом, Л.В. не навязывал актерам роли копировщиков, а будил в них собственные творческие возможности.

Помню эпизод с «Дипломатом». Варпаховский всегда просил меня еще до начала работы с артистами несколько раз прочитать ему пьесу, которую собирался ставить. Он тщательно выверял все по смыслу. И вот, когда надо было приступать к «Дипломату», то, чтобы не задерживать начала репетиций, Л.В. предложил мне провести часть застольного периода с артистами. (Л.В. в это время выпускал «Оптимистическую трагедию» в том же Малом театре.) Я согласился, помня, что при читке пьесы на труппе ее выслушали с интересом.

Начались встречи с актерами. Они читали свои роли, моя же обязанность сводилась лишь к тому, чтобы уточнять, по ходу дела, что именно заложено в той или иной фразе или паузе, внешне выглядевших во время проис-

ходивших дипломатических переговоров вполне невинно. Скоро, однако, я заметил, что актеры начинают воспринимать меня со все менее скрытым раздражением. А один из них даже развернул газету и сделал вид, что углубился в нее.

Я прервал репетицию, ничего не сказав. А вечером позвонил Варпаховскому и заявил, что если он хочет, чтобы артисты почувствовали ко мне и к пьесе отвращение, то мы на верном пути. Рассказал и про газету. А закончил тем, что заявил — подаю в отставку.

Варпах (как мы его между собой называли) в ответ лишь заметил, что на днях освобождается и приступает к «Дипломату». А что до актеров, то пусть это меня не волнует, — разберется.

Прошло время, и я решил заглянуть на репетиции, которые уже вел Л.В. Актеров словно подменили. Они ласково поглядывали на меня, и работа шла весело. Правда, того актера, который читал газету, не было, вместо него репетировал другой. Л.В., очевидно, разобрался. А в день премьеры, хорошо принятой зрителями, артисты уже целовали меня (в театрах, как некогда в Политбюро, любят целоваться). Вот что значит, когда за дело берется настоящий профессионал, а не жалкий самоучка.