Пороховой погреб Европы - Александр Григорьевич Задохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Практические результаты «освобождения и объединения» вызвали большое разочарование и в Черногории. На одном из заседаний скупщины просербски настроенный депутат так характеризовал настроения черногорцев: «В Черногории продолжается анархия. Люди с оружием в руках массами уходят в горы, в том числе те, кто раньше выступал за наше национальное воссоединение с Сербией. Они хотят избежать террора и притеснений со стороны новых органов власти».
Наибольшую остроту в межвоенной Югославии приобрел хорватский вопрос. В 1920-е годы лидером большинства хорватов являлся Степан Радич — глава Хорватской республиканской крестьянской партии (ХРКП), политик-популист, придерживавшийся левой ориентации. Его партия регулярно завоевывала второе место на выборах в скупщину (после Сербской радикальной партии) и образовывала вторую по численности парламентскую фракцию. Радич и его партия последовательно выступали за автономию Хорватии, за преобразование Югославии в федерацию равноправных территорий под властью династии Карагеоргиевичей.
Степан Радич первым из ведущих югославских политиков побывал в СССР, в котором он и его соратники видели союзника в борьбе за равноправие югославских народов. Еще в 1922 году орган Хорватской крестьянской партии газета «Дом», комментируя позицию советской делегации на Генуэзской конференции по хорватскому вопросу, отмечала, что «советская делегация знает в деталях хорватский вопрос и выступает в качестве непримиримого противника белградского деспотизма». А в 1924 году Радич приехал вместе с делегацией ХРКП в Москву, чтобы оформить присоединение Хорватской крестьянской партии к Крестьянскому Интернационалу. В своей статье в «Известиях» 2 августа 1924 года Радич отмечал, что большинство хорватов одобряет этот шаг своего лидера: «Моя поездка в Москву настолько усилила Хорватскую республиканскую партию, что на выборах в скупщину мы могли бы получить большинство голосов».
Возвращение Радича из Москвы в Загреб сопровождалось массовой манифестацией. Многотысячные толпы хорватов, приветствуя Радича, скандировали: «Да здравствует народная Хорватия!» «Да здравствует Советский Союз!» Популярность партии Радича настолько возросла, что только к концу 1924 года в ее ряды влилось более 300 тысяч новых членов. Сербские власти постоянно обвиняли ХРКП и Радича в связях с Москвой, на что Радич отвечал: «Я — за то, чтобы эти связи поддерживать, так как это вопрос нашей[32] жизни, а то, что мы делаем — это безумие».
За сотрудничество с Советским Союзом выступали не только широкие демократические круги, но и хорватская политическая и экономическая элита. Газета «Обзор», орган хорватских торгово-промышленных кругов, писала в 1926 году: «Югославия ничего не выигрывает от своей антисоветской политики, а лишь теряет… Интересы Югославии найдут защиту только со стороны Советского Союза. Позиция, занимаемая ныне по отношению к СССР — большая государственная ошибка». В таком же духе высказывалась респектабельная хорватская газета «Югословенски Ллойд»: «Югославия должна искать дружбы с Россией. Путь к этому лежит через восстановление дипломатических отношений».
Правящие круги Белграда вынуждены были считаться с хорватскими политиками, а особенно — с партией Радича. С Хорватской крестьянской партией и заигрывали и запрещали, ее лидера бросали в тюрьму, но игнорировать настроения хорватов было невозможно, и ХРКП оставалась важным элементом политической жизни королевства. При участии депутатов от ХРКП был вскрыт ряд крупных злоупотреблений в правительстве, к которым оказался косвенно причастен и признанный лидер сербских националистов, премьер-министр Никола Пашич — его сын активно разворовывал государственную казну. В результате Пашич был вынужден подать в отставку.
Деятельность ХРКП и ее лидера к середине 1920-х годов перешагнула рамки Хорватии. Фактически ХРКП являлась ведущей легальной оппозиционной партией в стране. Ответом властей явилась кампания травли Степана Радича и его партии, которая велась на протяжении нескольких лет.
20 июня 1928 года произошло событие, ставшее переломным моментом в истории межвоенной Югославии. В этот день сербский шовинист Пуниша Рачич, член тайной офицерской организации «Белая рука», прямо в зале заседаний скупщины во время парламентских дебатов выстрелами в упор смертельно ранил Степана Радича и убил еще двух хорватских депутатов.
Никогда в истории Европы не случалось ничего подобного. Этот дикий акт по существу означал развязывание войны между сербами и хорватами. Хорватский народ получил публичный плевок в лицо, и с этого момента настроения широких слоев населения Хорватии стали приобретать совершенно иное направление. Надежды на создание федерации братских народов рухнули, верх взяли сепаратистские настроения. И эти настроения были очень грамотно использованы хорватскими фашистами — усташами.
Убийство в скупщине хорватских депутатов вызвало широкий международный резонанс. «Убийца Пуниша Рачич был агентом касты руководителей, а покушение в скупщине явилось отражением невыносимых трудностей Югославии» — писала газета французских коммунистов «Юманите». Георгий Димитров, один из руководителей Коминтерна, заявил, что «дерзкое убийство передовых вождей Хорватской крестьянской партии в скупщине ясно иллюстрирует ожесточенность господствующей сербской буржуазии по отношению к растущему недовольству угнетенных провинций против сербской гегемонии и господствующего национального гнета».
В самой Хорватии произошли серьезные волнения и столкновения с жандармерией. Правительство Югославии подало в отставку. Попытка создать новое правительство с участием оппозиционных партий не удалась, так как их лидеры отказались приехать в Белград.
Кризис в стране нарастал. Король Александр Карагеоргиевич спешно выехал в Париж за инструкциями. Лидеры Франции популярно объяснили ему, что если в Югославии не будет обеспечен «прочный режим», то франко-югославский договор о дружбе потеряет всякий смысл. Так как Франция являлась главным союзником королевства, то эта угроза, по существу, означала конец «Великой Сербии»…
В 1920-х годах ни Франция, ни Англия, ни США не были заинтересованы в распаде королевства сербов, хорватов и словенцев. Расклад сил в Европе в то время требовал существования на Балканах крупного государства, находящегося под контролем держав Антанты, которое являлось бы, во-первых, фактором стабильности на Балканах, во-вторых, служило бы противовесом Италии, в-третьих, сдерживало бы реваншистские устремления Венгрии и Болгарии и, в-четвертых, обеспечивало «санитарный кордон» вдоль границ СССР. Сербская правящая верхушка, полностью ориентированная на Антанту, была вполне способна обеспечить все эти четыре условия и, следовательно, вполне удовлетворяла Париж и Лондон. А судьба каких-то там хорватов или македонцев их не волновала — они были отданы на откуп сербским шовинистам, и ни о какой «гуманитарной катастрофе» никто в столицах великих держав тогда и не заикался. Ну, режут славяне друг друга — так они же дикари, им так положено…
6 января 1929 года король Александр совершил в стране государственный переворот. Было объявлено чрезвычайное положение, скупщина распущена, к власти пришло правительство во главе с генералом Петром Живковичем, руководителем тайной организации «Белая рука».
Переворот в Югославии с большим удовлетворением восприняли во Франции и Англии. «Трудно найти какую-либо ошибку в действиях Александра или представить себе другой выход из положения», —
