Инерция страха. Социализм и тоталитаризм - Валентин Турчин

Переход от спиритуализма к научному методу — это метасистемный переход, ибо последний включает в себя критиче­ский анализ всякого словоупотребления и всяких форм орга­низации опыта, в том числе и спиритуалистических. Следова­тельно, этот переход — шаг по пути Эволюции, и он необратим. Социализм является прямым наследником великих религий прошлого, это единственная великая религия, возможная в век науки.

Спиритуалистическая трансцендентность прежних религий ус­тупает место в научном социализме сочетанию предельной аб­страктности в формулировке Высшей Цели и конкретности в производных целях на всех стадиях движения. Что нового вносит эта замена в религиозное чувство? Не действует ли она на него разрушительно?

Мне думается, что нет. Ведь природа человека остается неиз­менной. Если есть в ней нечто, вызывающее религиозное чувст­во, то оно никуда не денется. Преобразованию подвергается лишь концептуальная, вербальная сторона духовной жизни, причем, как я уже указывал, основные понятия, лежащие на границе с религиозно-эмоциональной сферой,— такие, как таинст­венность мироздания, смысл жизни, интеграция личностей, бес­смертие, трансцендентность,— не выходят из игры, но перео­смысляются. Это переосмысление является, в сущности, осовремениванием, приведением пограничного концептуального слоя в соответствие с реальностями нашего языка и мышления в научно-промышленную эру. Поэтому из общих соображений кажется скорее более вероятным, что это преобразование должно содействовать воспитанию религиозного чувства, а не подавлению его.

Размышления о смысле жизни в контексте идей об эволюции, творчестве и первозданной свободы личного волевого акта оказывают огромное влияние на психику человека, а следо­вательно и на его жизнь. О себе я совершенно точно знаю, что именно идеи. выраженные мною в "Феномене науки" и в данной книге, изменили мою структуру ценностей и сделали диссиден­том. Моя профессия (физика плюс кибернетика) играла в раз­витии этих идей определяющую роль. Между прочим, среди советских диссидентов непропорционально большая доля при­надлежит к ученым, а среди ученых - к физикам. Это, по-видимому, является результатом действия нескольких различных факторов, но я полагаю, что важнейшим из них является представление о Великой Эволюции, которое в качестве неотъемлемой составной части входит в мышление ученого, особенно физика, биолога, кибернетика. Иногда осознанно, иногда неосоз­нанно это представление служит основой для построения собственных нравственных критериев, не совпадающих с теми, которые навязываются циничным тоталитарным обществом.

Относительность общих принципов

Итак, основным отличием социализма 20-го века от социа­лизма 19-го века является то, что он гораздо более органично включает в себя идею свободы личности,— она входит не только в формулировку Высшей Цели, но и в представление об устрой­стве мира и механизме эволюции. Тоталитарный социализм со­ветского типа можно, с этой точки зрения, считать не только вар­варской формой социализма, но и не социализмом вовсе. Теперь перейдем к другим чертам современного научного мышления, накладывающим печать на социально-политическое мышление. Я хочу отметить две таких черты.

Есть одно отличие в стиле мышления современного ученого по сравнению с учеными предыдущих эпох (включая 19 век), на которое не часто обращают внимание, но которое имеет, как мне кажется, весьма ощутимые социальные последствия. Оно касается отношения ученого к содержанию своей работы. Раньше ученые мыслили исключительно в терминах открытий.

Считалось, что законы природы существуют как нечто вполне законченное; задача ученого лишь в том, чтобы обнаружить их, раскрыть глаза своим современникам на их существование. Теперь же, главным образом благодаря новой физике, психо­логия ученого заметно изменилась. Осознание того, что наука является лишь определенным способом организации чувственного опыта, оказалось необходимым физикам для их работы, для того чтобы понимать новые физические теории. Но прини­мая это представление, мы начинаем сознавать себя не столько открывателями, сколько творцами: создателями новых моде­лей действительности, которые оказываются более или менее пригодными для целей организации опыта. Элемент открытия не исчезает, конечно, совсем, но он скорее принимает характер удачного изобретения. В научных дисциплинах, более близких к непосредственному чувственному опыту, чем новая физика, этот фактор не играет такой большой роли, однако его влияние распространилось на философию и методологию науки в целом. Слова модель и моделирование принадлежат теперь к числу наиболее употребляемых в научной литературе. Ученый пред­почитает говорить, что он построил модель (или теорию), а не открыл закон. Термин "открытие" употребляется только по от­ношению к непосредственно наблюдаемым феноменам. Относи­тельность всех общих принципов и законов, их инструменталь­ный, служебный характер — эта мысль прочно укоренилась в науке.

Какое отношение это имеет к общественным проблемам и к политике?

Образ мышления ученых шаг за шагом (правда, очень мед­ленно: в масштабе поколений) распространяется на все общест­во. Непрофессионал не может усвоить технических деталей, но постепенно и часто неосознанно улавливает дух перемен, новый философски-методологический стиль. Особенно это относится к тем политикам, которые претендуют на то, чтобы идти в ногу со временем, и следовательно, призывают в союзники науку. Если в эпоху открытия законов для политика было естественно "открывать глаза" своим современникам на якобы найден­ные им объективные законы развития общества, как это сделал Маркс, то теперь это стало непопулярным. Чтобы иметь успех в обществе, где умы находятся под влиянием научного мировоззрения 20-го века, политик должен выражаться примерно таким языком:

"Есть несколько конкурирующих моделей, которые описы­вают проблемы нашего общества и, соответственно, указывают пути их решения. Мне наибольшее доверие внушает такая-то модель. Давайте основывать принятие решений на этой модели. Я полагаю, что через такое-то время мы увидим, хороша эта модель или плоха и сделаем соответствующие выводы."

Психология открытия законов порождает в политике психологию "все или ничего". Ибо закон или существует, или нет; он является либо великой истиной, либо печальным заблуждением. В сознании масс, к которому апеллируют политики, это преломляется так: общество устроено либо "правильно", то есть в соответствии с законами природы, либо "неправильно", то есть в противоречии с ними. Во втором случае общество должно быть безжалостно разрушено — "до основания, а затем" перестроено заново. Эта черта прежней науки роднит ее с догматическими религиями. Ибо догмат тоже или целиком истинен, или целиком ложен. Методологически европейская наука с самого своего возникновения стояла на позициях скептицизма и критицизма: многократная экспериментальная проверка и признание относительности всякой высказанной истины. Но онтологически — в представлении о сущем, о том, как дело обстоит "на самом деле", — она была столь же догматична, как и религия. Методология науки была профессиональным делом ученых, а онтология лежала в фундаменте мировоззрения и пе­редавалась широким слоям людей.

Современная наука во всех своих аспектах стремится сделать человека эволюционистом и градуалистом в политике. Чем шире распространяется ее влияние, тем устойчивее становятся эти черты в обществе. Но это не означает отказа от революционности в мыслях и делах, если под революционностью понимать глубину преобразований. История науки 20-го века дает нам яркий пример революции и учит искать смелых и неожиданных решений. Эволюционизм и градуализм — вопрос метода. Идет процесс все более глубокого проникновения в сознание людей критического, научного метода. В частности, проникновение этого метода в философию изгнало из нее мышление в терминах "все или ничего" по отношению к общим законам и принципам, которое было родственно классическому религиозному догматизму и служило питательной средой фанатизма.

Кибернетическое мышление

Вторая черта современного научного мышления, на которое я хочу обратить внимание и вокруг которой буду вести изло­жение до конца этой части книги, совсем недавнего происхождения, и она не успела еще проникнуть достаточно глубоко в общественное сознание. Однако процесс проникновения происходит, и я придаю ему чрезвычайно большое, можно даже сказать — решающее — значение для судьбы научного социа­лизма. Эту черту называют кибернетическим (или иногда системным) мышлением.