Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко

Как видим, Сталин проявил в подходе к польской проблеме заметную осторожность, что явно свидетельствовало о его внутреннем недоверии к заверениям Гитлера, а также о том, что он держал в уме вопрос – где лучше провести линию разграничения с Германией с точки зрения перспектив возможной будущей схватки между Советской Россией и фашистской Германией. Сейчас, конечно, легко упрекать Сталина в разделе Польши. Но зададимся вопросом: а что, лучше было бы, чтобы всю Польшу, а также Западную Украину и Западную Белоруссию захватили германские войска? Сталин играл с фюрером в большую политическую игру, вынужденный к тому силой исторических обстоятельств. Причем он вел эту игру умно, расчетливо и с прицелом на дальнейшее развитие событий, чреватых неизбежным столкновением с фашистской Германией. Те, кто обрушивает на Сталина целые ниагарские водопады обвинений и приклеивает ему различные политические клички, вроде «пособника Гитлера», соучастника развязывания второй мировой войны и т.п., мягко выражаясь, целенаправленно искажают и упрощают действительную историческую ситуацию предвоенной поры, мыслят категориями чисто формальной логики.

Однако высказанная мною оценка не снимает целого ряда вопросов, связанных с четвертым разделом Польши. Они вплоть до наших дней остаются предметом самых острых исторических и политических дискуссий. Едва ли какими-либо аргументами можно оправдать оскорбительные по отношению к Польше высказывания, имевшиеся в докладе Молотова на заседании Верховного Совета СССР, в котором содержался такой пассаж: «Правящие круги Польши немало кичились „прочностью“ своего государства и „мощью“ своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем – Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей. „Традиционная политика“ беспринципного лавирования и игры между Германией и СССР оказалась несостоятельной и полностью обанкротилась»[105]. Если еще в порыве упоения легкой победой над Польшей можно как-то объяснить весь пыл высказывания Молотова, то с сугубо объективной исторической точки зрения было не просто ошибкой, а несуразной глупостью давать целой стране нечто вроде клички – уродливое детище Версальского договора. Видимо, в то время Сталину и его ближайшим соратникам серьезно изменяло чувство меры и исторической соразмерности. Иначе вещи, подобные процитированному выше, не могли иметь места. Надо признать, что эта оценка послужила мощным оружием в антисоветской пропаганде и в конечном счете обернулась бумерангом против интересов самой Советской России.

В плане долгосрочной стратегии Сталина, несомненно, обыграл Гитлера. Как пишет американский журналист У. Ширер, «Гитлер развязал войну против Польши и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин, войска которого вряд ли произвели хоть один выстрел. Советский Союз получил почти половину Польши и взялся за Прибалтийские государства. Это, как никогда ранее, отдалило Германию от ее основных долгосрочных целей: от украинской пшеницы и румынской нефти, остро ей необходимых, чтобы выжить в условиях английской блокады. Даже польские нефтеносные районы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер, Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах»[106].

В историографии, особенно западной, весьма распространенной является точка зрения, что советский лидер в предвоенный период, осуществляя расширение восточных рубежей нашей страны с целью максимально отодвинуть на запад исходные плацдармы для осуществления нападения на СССР, по существу возвратился к старой имперской политике русских царей. В качестве примеров приводятся Польша, Прибалтика и т.д. Такую точку зрения проводит, например, И. Дойчер, в своей политической биографии Сталина. Он, в частности, утверждает, что в итоге заключения пакта и секретных протоколов Сталин отказался от знаменитой формулы своей внешней политики – мы не хотим ни пяди чужой земли. «Эра российской территориальной экспансии началась. Непосредственным мотивом Сталина было стремление к обеспечению безопасности; то же самое стремление, между прочим (mutatis mutandis), лежало в основе действий русских царей в девятнадцатом веке, которые, опасаясь прусского милитаристского государства, приняли участие в трех разделах Польши»[107].

Как видим из этого пассажа, историки, не лишенные духа реалистического анализа, вполне понимали, что в основе такой политики лежали не мотивы агрессивных завоеваний, а стремление обеспечить безопасность государства. Что же до имперских амбиций Сталина, то в какой-то мере можно признать, что таковые имели место быть. Однако суть этих имперских амбиций носила принципиально иной характер, нежели то, что под этим понятием разумеют вообще. Включенные в состав СССР народы располагали все одинаковыми правами и не находились на положении, скажем, индусов или пакистанцев, не говоря уже об африканцах. Ведь если пользоваться термином империя, то нужно четко проводить границу между, так сказать, классической империей, какой была Британская империя, и империей советской. Последняя лишь в силу чисто внешних признаков сходства могла быть причислена к разряду мировых империй. На самом же деле это было содружество равноправных и свободных народов, обладавших всеми атрибутами национальной самобытности и всеми возможностями вместе с другими советскими народами развивать свою культуру, свой язык, свои национальные традиции и т.д. К созданию совершенно иной империи стремился Гитлер: она должна была быть империей, где господствовал только избранный народ – германская арийская нация. Все остальные рассматривались в качестве рабочей силы, призванной обслуживать истинных арийцев.

Это авторское пояснение позволяет с объективных позиций подходить и к исторической оценке сталинских территориальных приобретений. Особо важно подчеркнуть – и данное обстоятельство не должно ускользать от внимания, – что Советская Россия в лице Сталина фактически восстанавливала историческую справедливость, поскольку территории, о которых шла речь, были составной частью прежней Российской империи. И были тем или иным способом отторгнуты от нее в результате войн, интервенций и открытого вмешательства стран Антанты в период Гражданской войны, когда страна не имела еще достаточно сил и необходимой военной мощи, чтобы противостоять этому. Причем «растаскивание» Российской империи диктовалось, с одной стороны, исконной враждебностью со стороны Запада к нашей стране, а с другой стороны, ненавистью к новому режиму, установленному в стране.