Последний занавес - Найо Марш

— Вообще-то, — принялся выдумывать на ходу Аллейн, — меня просили найти что-нибудь для розыгрыша. А разыграть, боюсь, собираются доктора Уизерса.

— Правда? Гм-гм. Ха-ха. Ясно. — Мистер Джунипер немного помолчал. — Боюсь, ничем не могу вам помочь. Вроде были у меня игрушечные чернила, но кажется… Нет. Я понимаю, что вам нужно, но, увы…

— Кто-то вроде толковал о штуковине, которую сначала надуваешь, а потом садишься, — неопределенно махнул рукой Аллейн. — Нечто жуткое, судя по описанию.

— A-а! «Малина»?

— Вот-вот.

Мистер Джунипер грустно покачал головой.

— А мне показалось, — настаивал Аллейн, — что в витрине я нечто подобное видел.

— Так это пустая коробка, — вздохнул Джунипер. — Покупателю она не понадобилась, ну вот я и подумал, отчего бы не оставить ее на витрине. Жаль. Всего неделю назад, или, может, две, я продал последний экземпляр, и как раз для того самого, о чем вы говорите. Заболела маленькая девочка. Да. Можно подумать, — предположил он, — что та же самая…

— Полагаю, так оно и есть. Ее зовут Патриция Кентиш.

— Точно! Именно это имя покупатель и назвал! Она наверху живет, в замке. Маленькая шалунья. Что ж, сэр, — заключил мистер Джунипер, — полагаю, вы сами убедитесь, что у мисс Пэн… мисс Пэт уже есть эта игрушка.

— В таком случае, — сказал Аллейн, — я беру «Счастливую семью». А вы, Фокс, вроде хотели купить зубную пасту?

— «Счастливая семья». — Мистер Джунипер потянулся к полке. — А вам паста? Или порошок? Какой-нибудь определенный сорт?

— Для вставной челюсти, — флегматично пояснил Фокс.

— Ясно. Для протеза. Сию минуту. — Мистер Джунипер бросился назад, в аптечное отделение.

— Готов поспорить, — Аллейн улыбнулся Фоксу, — что эту штуковину купила Соня Орринкурт.

Фокс только пожал плечами. Мистер Джунипер лукаво улыбнулся:

— Ну я же не могу выдавать эту юную даму, верно? Профессиональная тайна. Ха-ха.

— Ха-ха, — кивнул Аллейн, отправляя в карман «Счастливые семьи». — Благодарю вас, мистер Джунипер.

— Это вам спасибо, сэр. В замке, надеюсь, все в порядке? Большая утрата. Большая. Для всей страны, можно сказать. С детьми, надеюсь, все в порядке?

— Более или менее. Славный денек, верно? Всего доброго.

— Мне совершенно не нужна зубная паста, — заметил Фокс, когда они вышли на улицу.

— Непонятно, почему я делаю покупки, а вы просто стоите с важным видом. Ничего, спишем на служебные расходы. Оно того стоит.

— Не спорю, — согласился Фокс. — Что ж, сэр, если «Малину» купила эта, как ее там, мисс Орринкурт, то и все остальные фокусы, надо полагать, ее рук дело?

— Вряд ли, Фокс. Не все. Одно по крайней мере мы знаем точно: записку к пальто тети Миллимент приколола эта жуткая девчонка. Все знают, как она обожает глупые розыгрыши. С другой стороны, она, судя по всему, никак не причастна к «Малине» и летающей корове, а моя жена убеждена, что и очки, и краска на лестничных перилах, и безобразная надпись на зеркале сэра Генри тоже не ее рук дело. Что же до книги в блюде для сыра, не думаю, будто это штучки Пэнти или мисс Орринкурт.

— Таким образом, если исключить девочку, остаются мисс Орринкурт и кто-то еще.

— Точно.

— И этот или эта кто-то решили повесить на мисс Орринкурт историю с мышьяком, от которого якобы умер сэр Генри?

— Звучит правдоподобно, хотя Бог знает.

— Куда мы направляемся, мистер Аллейн?

— Двухмильную прогулку выдержите? Полагаю, неплохо бы нанести визит Анкредам.

4

— Не думаю, — заметил Аллейн, когда оба одолели подъем на второй уровень террас, — что мы можем рассчитывать на инкогнито, даже если бы в этом был смысл. Томас наверняка звонил сюда и посвятил семью. Так что лучше представиться и осмотреть, что удастся. Я, собственно, хочу взглянуть на спальню этого несчастного старика.

— Боюсь, — угрюмо заметил Фокс, — они уже давно там все заменили.

— Сомневаюсь, что Пол Кентиш умеет управляться с электрическими приборами. А уж Седрик — точно нет.

— Что это? — вдруг насторожился Фокс.

— Что — что?

— Слышите? По-моему, ребенок плачет.

Они вышли на вторую террасу. По обе стороны ее, между картофельным полем и кромкой леса, росли кустарники и молодые деревья. Слева доносилось прерывистое всхлипывание — очень жалобное. Они переглянулись и остановились. Всхлипывание прекратилось, и наступившую тишину заполнили привычные звуки сельской местности — зимнее щебетание птиц и слабый скрип обнаженных веток.

— Может, птица какая? — неуверенно предположил Фокс.

— Точно не птица! — начал было Аллейн и тут же осекся. — Ну вот, опять.

Это был тонкий, неровный, прерывающийся звук, производивший на редкость удручающее впечатление. Не раздумывая более, Аллейн с Фоксом зашагали по затвердевшей, все еще скованной холодом земле. По мере приближения звуки, не становясь более внятными, приобретали новые оттенки, а когда они оказались совсем рядом с их источником, приобрели иной характер.

— Песня вроде какая-то, — прошептал Фокс.

Голосок пел о погибшем коте, его теплой шкурке и о том, что встретиться уж больше не суждено:

Прощай, прощай же навсегда,А я буду хорошей, да.

«Навсегда… навсегда», — повторял голосок, вновь превращаясь в жалобное всхлипывание. Когда они миновали первую полосу низкого кустарника, оно прекратилось, сменившись настороженной тишиной, которую нарушали сдавленные рыдания.

Между кустарником и подлеском, на свежевырытом холмике земли, сидела маленькая девочка в белой шляпке. Рядом валялась детская лопатка. Из холмика торчало несколько цветов герани. В изголовье была неровно воткнута веточка с прикрепленным к ней клочком бумаги. Руки девочки были в земле, и она так сильно прижимала костяшки пальцев к глазам, что на щеках у нее образовались черные борозды. Съежившись, она мрачно смотрела на них, она сейчас была похожа на животное, распластавшееся по земле и бессильное повиноваться инстинкту бегства.

— Привет, — заговорил Аллейн, — неважная работа! — И, не придумав ничего более оригинального для знакомства, услышал, как повторяет слова доктора Уизерса: — Какие проблемы?

Девочка дернулась и на мгновение зашлась в плаче. Аллейн опустился рядом с ней на корточки и прочел надпись на клочке бумаги. Она была сделана большими корявыми буквами:

— А разве Карабас был твой кот? — неуверенно спросил Аллейн.

Пэнти посмотрела на него и медленно покачала головой.

— Глупость я сказал, — быстро поправился Аллейн, — это ведь был кот твоего деда, верно?

— Но он любил меня, — вскрикнула Пэнти. — Больше, чем любил Нодди. Больше, чем всех остальных. Я была его другом. — Голос ее взлетел и зазвенел, как свисток маленького паровоза. — И не от меня, не от меня, не от меня, — надрывалась девочка, — он заразился стригущим лишаем. Я ненавижу тетю Милли. Хоть бы она умерла. Хоть бы они все умерли. Я убью тетю Милли. — Она заколотила по земле кулачками и, исподлобья посмотрев на Фокса, крикнула: — Убирайся отсюда, живо! Это мое место.

Фокс поспешно отступил.

— Я наслышан, — осторожно начал Аллейн, — и о Карабасе, и о тебе. Ты ведь рисуешь картинки, правда? В последнее время рисовала?

— Не хочу я больше рисовать никаких картинок, — отрезала Пэнти.

— Жаль, а мы было собрались послать тебе из Лондона краски.

— Кто «мы»? — всхлипнула Пэнти.

— Трой Аллейн. Ты же ее знаешь, миссис Аллейн. Это моя жена.

— Если бы я рисовала тетю Милли, — сказала Пэнти, — пририсовала бы ей усы, как у поросенка, и она бы стала похожа на Иуду Искариота. Все говорят, что у Карабаса был стригущий лишай и это от меня он заразился, но это ложь! Они все лжецы. Никакого не было у него лишая, и я тут ни при чем. Просто у него шерсть полезла.

И с бешенством, какому Трой была свидетельницей в театрике, Пэнти бросилась лицом на землю и снова заколотила кулаками. Аллейн бережно склонился над ней и, поколебавшись немного, поднял на ноги. Секунду-другую она яростно сопротивлялась, но потом, внезапно обессилев, опустила плечи и обмякла у него в руках.

— Успокойся, Пэнти, — беспомощно пробормотал Аллейн, — вот так, давай-ка лицо вытрем. — Он пошарил в карманах, и пальцы его нащупали какой-то твердый предмет. — Смотри-ка, — продолжал Аллейн. — Смотри, что у меня тут есть. — Он выудил из кармана маленький пакет. — В «Счастливые семьи» играешь?

Аллейн сунул ей в руки колоду карт и неловко принялся вытирать девочке лицо.

— Пошли, — бросил он Фоксу.

Аллейн пронес обессилевшую Пэнти один пролет лестницы, но потом она задергалась, пытаясь освободиться. Он опустил ее.