Знакомьтесь: МУР - Вениамин Полубинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни шагу назад! Стоять насмерть!..
Все мы считаем себя бойцами. Все мы на фронте. Воскресниками, выполнением двойных и тройных норм, участием в охране города от вражеских лазутчиков — всем мы помогаем фронту. Мы с вами — в одних рядах…
Поганое фашистское зверье хотело сломать наше сопротивление — мы стали еще крепче, еще сплоченней.
Фашистские генералы замышляли разбить под Москвой наши армии — и под сокрушительными ударами красных бойцов оставили на полях Подмосковья десятки тысяч трупов своих солдат…»
К декабрю 1941 года грань между фронтом и тылом на подступах к Москве фактически стерлась. На всех дорогах, ведущих к столице, были прорыты десятки километров противотанковых рвов, установлены тысячи металлических «ежей», сооружены защитные полосы из надолбов. Эта предгородская оборонная зона переходила в мощные укрепления в самом городе. На улицах Москвы было построено 22 километра противотанковых рвов, 820 дотов и дзотов, 46 километров проволочных заграждений, на протяжении 30 километров установлены надолбы и около 24 тысяч металлических «ежей». Самое непосредственное участие в возведении оборонительных сооружений принимали и сотрудники МУРа. Вместе с другими работниками милиции они создавали оборонительный рубеж от Киевского вокзала до Ваганьковского кладбища.
В архивах военных лет сохранился такой документ:
«В Московский Комитет ВКП(б)
Московскому Комитету ВЛКСМ
Комсомольцы гарнизона милиции г. Москвы, поддерживая инициативу МК ВЛКСМ о постройке танковой колонны имени Московского комсомола, собрали средства на постройку танков в сумме 250 тысяч рублей. Сбор средств продолжается.
Политотдел и партийный комитет управления милиции г. Москвы ходатайствует перед вами о присвоении некоторым танкам имени «Комсомолец Московской милиции». Мы, со своей стороны, обязуемся укомплектовать экипажи этих танков лучшими комсомольцами-танкистами из числа работников Московской милиции…»
Танковая колонна, в сборе средств на строительство которой принимали активное участие и комсомольцы МУРа, вскоре была готова к отправке на фронт. Танкистами стали молодые муровцы: В. Сычев, В. Петров, Ф. Шмонов, А. Скворцов и их товарищи из других служб московской милиции.
ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Все началось с портсигара. «Крестник» старшего оперуполномоченного Бурцева. Гольд — четвероногий сыщик. Резидент не вышел на связь
Много новых, сложных и неожиданных задач поставила война перед сотрудниками Московского уголовного розыска. Но основной их функцией по-прежнему оставалось предупреждение уголовных правонарушений и быстрое разоблачение преступников. Военная обстановка наложила свой отпечаток на характер преступности. Продовольственные трудности, вызванные войной, введение карточной системы на продукты питания вновь возродили преступления, которых москвичи не знали уже много лет. Среди них такие опасные, как вооруженные налеты на продовольственные магазины, склады, базы, кражи продуктов питания, подделка продовольственных карточек, новые виды мошенничества.
Появилась категория преступников, которые специализировались только на кражах продовольственных карточек у граждан. Например, немало хлопот доставила муровцам некая Овчинникова — воровка продовольственных карточек из квартир. Хитрая и наглая преступница, попадая под разными предлогами в чужие квартиры, не трогала ни золота, ни ценных вещей, охотилась только за продовольственными карточками. При обыске у Овчинниковой нашли целую пачку карточек за минувшие месяцы, которые она не сумела отоварить, а также большие запасы различных продуктов. Преступница совершила около 60 краж, причинив многим трудовым семьям настоящее горе. Разоблачение таких злоумышленников сотрудники МУРа считали для себя одной из важнейших задач. Ведь речь шла об опаснейших для военного времени преступниках, посягающих на средства существования людей и обрекающих свои жертвы на голод.
В 1942 году работники уголовного розыска раскрыли крупную воровскую шайку, которая «очищала» квартиры главным образом эвакуированных либо призванных в ряды Красной Армии москвичей. А началось все с того, что старший оперуполномоченный МУРа И. Михлин, однажды зайдя в закусочную на площади Свердлова, обратил внимание на молодого паренька в поношенной армейской шинели и гражданских брюках навыпуск, который, закуривая, достал папиросу из массивного серебряного портсигара с монограммой. Вряд ли, подумал работник уголовного розыска, подросток имел средства для покупки такой дорогой вещи. Портсигар явно не его. Но чей же?
Для выяснения этого вопроса молодого человека, предъявившего паспорт на имя Бориса Андреева, пригласили в МУР. Задержанный утверждал, что портсигар ему перед отъездом на фронт подарил друг. Действительно, на верхней крышке было выгравировано:
«В знак дружбы Вове от Вани. Зима 1941 г.».
— Но вы же — Борис, значит, этот подарок адресован явно не вам, — обратил его внимание муровец, показав монограмму. — Каким же образом он оказался у вас?
После не очень долгих неуклюжих запирательств Андреев сознался, что с несколькими сообщниками совершил кражу на Садовой-Триумфальной улице в квартире генерал-майора авиации, семья которого была эвакуирована, а сам хозяин воевал на фронте. Парень рассказал, что, кроме портсигара, они унесли еще патефон «Колумбия» с набором заграничных пластинок. «Наводку» на кражу им дала девушка по кличке Иностранка, с которой они часто встречались в кинотеатре «Смена».
Вечером И. Михлин и старший оперуполномоченный К. Стрючков побывали в кинотеатре. По словесному портрету Иностранки, который нарисовал работникам уголовного розыска Андреев, они легко обнаружили ее в компании двух парней и двух подруг.
Всех задержали и доставили на Петровку. На предложение предъявить документы один из парней, назвавшийся Карповым, показал справку об освобождении из мест заключения и заявил, что в Москве он проездом, другой — Алдошин вместо паспорта предъявил бюллетень от врача. У девушек документы были в порядке. Но когда им на допросе показали портсигар, одна из задержанных созналась, что он из украденных при ее непосредственном участии вещей из квартиры дома по Садовой-Триумфальной. Она рассказала, что патефон хранится у некоей Лены, а пластинки — у какой-то Шуры. Эти девушки также часто бывают в кинотеатре «Смена».
Работники МУРа составили словесные портреты Лены и Шуры, и в тот же вечер начальник отделения Я. Петров с сотрудниками в фойе кинотеатра задержали Шуру, а на следующий день и Лену. У них изъяли патефон и пластинки.
Работа с арестованными тем временем продолжалась. Удалось выяснить, что в ноябре 1941 года Алдошин был призван в Красную Армию, но дезертировал, вошел в сговор с ворами по кличкам Директор и Цыган. Вместе с дружками он обворовал квартиру директора Краснопресненского трамвайного парка, а вещи сбыл двум скупщицам — «тетям Арише и Тоне».
Так постепенно круг выявленных участников преступной шайки расширялся. Вскоре работники МУРа на станции метро «Охотный ряд» задержали Директора, человека без определенных занятий, уклонявшегося от воинского учета. Через несколько дней — еще одного члена шайки, уже дважды судившегося за кражи.
Наконец, спустя некоторое время был арестован десятый по счету преступник — главарь воровской шайки неуловимый Цыган.
Многие москвичи стали жертвами этих отщепенцев. У них изъяли немало похищенных вещей и пистолет «ТТ». Военный трибунал Москвы воздал должное каждому из преступников.
В 1942—1943 годах сотрудники Московского уголовного розыска обезвредили более десятка крупных и мелких воровских шаек, арестовали немало воров-одиночек. Работая на рынках, по местам сбыта краденого, проводя розыскные мероприятия, муровцы нередко задерживали воров с поличным. Причем, как правило, бывало так: преступник называл квартиру, из которой украдены вещи. Выезжали на место происшествия, а хозяева давно в эвакуации. Изъятые у воров вещи вернуть было некому. Вещи приходовались по акту, в котором указывалось, из какой квартиры они похищены и у кого изъяты. В здании МУРа выделили помещение для хранения таких вещей, которое сотрудники между собой нарекли «ломбардом».
Впоследствии, когда москвичи стали возвращаться из эвакуации, «ломбард» сослужил работникам МУРа добрую службу, избавив их от многих хлопот. Возвращался человек на старое место, а его встречали в квартире голые стены да выпотрошенные шкафы. Естественно, он шел с заявлением в милицию. И надо было видеть лицо пострадавшего, когда ему возвращали вещи, украденные год-полтора назад!