Описание двора герцога Карла Бургундского, по прозвищу Смелый - Оливье де Ла Марш

Большая зала, о которой мы уже говорили, была достойно убрана; на стенах висели шпалеры с [изображениями] Гедеона[543], которые, как некоторые знают, [были сотканы] из золотых и шелковых нитей[544]. Около высокого стола стоял большой буфет, состоявший из трех кубов, в форме ромба, как было сказано; каждый куб был пятнадцать футов в ширину и имел девять полок, уменьшавшихся кверху. На каждой полке стояла золотая и серебряная посуда, украшенная дорогими камнями, в таком количестве, что она едва не падала оттуда; каждый угол [был украшен] двумя длинными свечами в виде рога единорога. Венчал же буфет большой и дорогой кубок из золота; об этой посуде я сказал кратко, ибо невозможно обозначить ее ценность.

В зале висело множество деревянных подсвечников, каковые были в ходу; среди них было два примечательных, в виде укрепленных замков на скале, и на нижней поверхности каждой скалы было семь круглых, в полтора фута в диаметре зеркал. Когда глядишь в каждое зеркало, кажется, что [в зале] десять тысяч человек, а сами замки вращались.

В этот же день, после обеда, в шесть часов или около того, моя госпожа уехала оттуда в карете, одетая в платье из малиновой парчи, в шапероне из золотой ткани, но без короны, в роскошном колье, украшенном камнями, и [с ней] все дамы и девицы, как в каретах, так и верхом на иноходцах, чтобы посмотреть турнир Золотого древа, который устроил монсеньор бастард Бургундский, где он бился против 24 рыцарей[546]. К этому турниру и прочим я вернусь в отдельном трактате[547], [чтобы рассказать], как проходил этот турнир день за днем, и о банкетах, устраивавшихся там во время свадьбы, о которой я говорю, но сейчас я опущу все это, чтобы сократить вступление.

Затем, после отъезда моей госпожи, мой господин уехал верхом на лошади на этот же турнир. Господин был одет в парчовое платье с длинными, спускавшимися до земли распашными рукавами, подбитое изысканным собольим мехом. Когда турнир закончился, сеньоры и дамы вернулись во дворец, где был приготовлен банкет, о котором мне кажется достойным рассказать.

Когда настало время, герцог, герцогиня, мадемуазель [Бургундская] и все господа и дамы пришли на этот банкет, устроенный в большой зале наилучшим образом, как будет описано ниже.

На высоком столе стояли шесть больших кораблей с тремя марсами[548], схожие с морскими, богато украшенные и оснащенные всем, что приличествует таким кораблям[549]. В середине каждого корабля стояло блюдо с мясом, а около каждого блюда, внизу, на столе, стояли шестнадцать сопроводительных блюд, без антреме[550], в число которых входила каравелла и при ней четыре легкие лодки, заполненные сладостями или фруктами[551]. В середине, то есть между [каждыми] двумя кораблями, стояли высокие башни[552], ни одна из которых не походила на другие. Корабли и башни представляли земли или города, принадлежавшие моему господину, и были отмечены вместе с его гербом знаменами, щитками и названиями тех [земель и городов], которые они представляли.

Затем, на каждом из двух длинных столов в том зале, о которых я упоминал при описании обеда, стояло по 12 кораблей и по 12 башен, похожих на те, о которых сказано выше; таким образом, всего было 30 ладей и 30 башен. Следует знать, что корабли представляли Бетюн[553], Шини[554], Остреван[555], Фолькемон[556], Осон[557], Понтьё[558], Шароле, Осуа[559], Булонь, Макон, Алст, Херцеле[560], Гауда, Лейден, Брилле, Кортрейк, Дордрехт, Дуэ, Харлем, Ауденарде, Брюгге, Лилль, Моне, Хертогенбос[561], Гент, Дижон, Брюссель, Лувен, Антверпен, Роттердам, Мидделбург, Слейс, Аррас, Валансьен, Маастрихт, Сент-Омер, Алкмар[562], Амстердам, Ипр и Делфт. Такие названия местностей были написаны на этих кораблях и каравеллах.

Перед высоким столом стоял тот буфет, о котором сказано в главе[563], [где речь шла] об обеде, ни больше, ни меньше. Когда банкет был таким образом подготовлен, мои господин и госпожа, омыв руки, сели за высокий стол, а легат[564], епископы Меца[565] и Утрехта[566], монсеньор Адольф Клевский, монсеньор де Скаль, герцогиня Норфолкская, мадемуазель Бургундская, мадам д'Аргель, мадам де Монтиньи, мадам д'Арси[567], виконтесса Фюрна[568] и прочие сеньоры и дамы — за два других стола, вместе с англичанами и прочими, так что все места были заняты. Каждый выказывал большую радость. Не стоит спрашивать, как всякого рода музыканты выполнили свое дело. И когда все [торжество] подошло к концу, в залу вошел единорог, большой и умело сделанный, на котором сидел леопард, державший в одной лапе вымпел моего господина, а в другой — маргаритку[569], которую он, приблизившись к столу, отдал герцогу.

Когда единорог исчез, вошел лев[570], за которым шли два певца, распевая песню «Добро пожаловать, нежная пастушка»[571]. Так лев сделал круг и удалился.

Третьим и последним вошел дромадер[572] с двумя корзинами, полными мелких птиц[573], а за ним человек, который взял из одной и из другой корзины драже и подбросил их, и тогда птицы принялись летать по зале[574], и это было очень занятно. Когда дромадер удалился, банкет закончился и начались танцы; когда они закончились, все принялись за вино и сладости, и около трех часов после полуночи все отправились спать[575].

Прочие банкеты, праздники и развлечения будут день за днем описаны в другом трактате о джострах и турнирах, которые устраивались ежедневно столько, сколько продолжалась свадьба.

По поводу турниров, которые происходили во время свадьбы монсеньора герцога, празднование которой продолжалось девять дней, [скажу, что] их устроил монсеньор бастард Бургундский по просьбе одной дамы по имени Дама Потаенного острова, которая по неким личным причинам просила этого рыцаря о трех вещах, а именно: чтобы из любви к ней он участвовал в поединке, где сто одно копье будет сломано о него или он их сломает о других; чтобы затем он нашел ристалище, где нанес бы сто один удар мечом или ему бы их нанесли; и последнее — чтобы золотое дерево из ее сокровищницы, которое она ему передала, его деяниями стало бы еще богаче и еще более украшено, чем оно есть. Она вручила ему золотое дерево и дала в сопровождающие младшего герольда, которого называли Золотое древо[576], и за этими боями [велено