Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну да, три ящика. А что?
— На прошлых складах этот самый «Спам» с ключиком тоже лежал, тогда не тронули.
— Да тут вообще куча всего, чего раньше не брали, — задумчиво произнес Моня, отобрав у Ангела список и внимательно его разглядывая. — Вон, макаронные изделия, конфеты, даже водка пропала — восемь ящиков. Неплохо так.
— Поумнели, что ли? А то все муку с сахаром крали. А они дешевле тушенки, да и продать сложно…
— Оська! Ты гений! — Моня обнял Ангела, — Арин, понимаешь, что твой вундеркинд только что сказал?
— Это был не тот «Маскарад»? В смысле, другая банда с тем же знаком?
— Да зуб даю — сам Зиминин все и перетаскал. А на «Маскарад» свалил. Трудно, что ли, маску на стене нарисовать. Ты другое сообрази. Если они брали только некий определенный, не слишком дорогой и не слишком удобный товар, значит…
— Значит, у них имелся покупатель. Погоди! Михал говорил — они у Канатных складов разгружались…
— А мука и сахар — это у нас Хлебзавод. То есть можно предположить, кто-то на заводе покупал у них муку и сахар — и делал левые булки?
— Погоди, Монь! Все шикарно получается, но вот был еще и чай… Один раз, правда, но был же!
— В общем, берем версию за рабочую… А Зимининым и директором Хлебзавода нехай ОБХСС занимается. Сейчас напишу докладную Якову Захаровичу. Печатай скорее свои фотографии, добавлю их для убедительности.
Моня сложил имущество назад в портфель и посмотрел на часы.
— И пора нам уже по рабочим местам. Пока прохлаждаемся — пол-Левантии обнести можно успеть, — и крикнул в дальний конец площадки: — Шорин! Пошли уже!
Из-за деревьев на дальнем конце площадки показался наряд конной милиции. Ну ладно, один конный милиционер.
Вид он имел до невозможности гордый, хотя фуражка то и дело съезжала ему на глаза и приходилось ее поправлять, заодно вытирая нос тыльной стороной ладони.
Кроме фуражки, на милиционере были черные трусики — и все.
Его конь вороной масти горделиво гарцевал под седоком, бросая виноватые взгляды на Цыбина.
— Тпр-р-ру, — сказал милиционер, поравнявшись со скамейкой.
Конь остановился и принялся облизывать левое переднее копыто — видимо, занозил.
Когда Моня наконец-то просмеялся и смог говорить, он встал перед грозным милиционером и представился:
— Капитан Мануэль Цыбин, уголовный розыск. А вы кто будете?
Милиционер козырнул:
— Генерал Мотя Мороз, тоже уголовный розыск, — лихо представился он, изрядно картавя.
— Прям вот генерал! — уважительно протянул Моня.
— А то ж! У него вон даже конь в капитанских погонах, — подхватила Арина, которая тоже наконец-то перестала смеяться и обрела дар речи.
— Простите, товарищ генерал, мы у вас коня-то конфискуем.
— Не дам. Он обещал мне пистолет показать и овчарку рисовать научить, — надул губы генерал Мотя.
— Старшина милиции Ли, — козырнул генералу Ангел, — давайте, товарищ генерал, мы вашего коня на петуха обменяем.
Он достал из кармана весьма запылившегося петушка на палочке.
Мотя приоткрыл рот. Он переводил взгляд с Шорина на Ангела и обратно. Видно было, что леденец ему очень хочется, но и остаться без коня было бы грустно.
— Ладно, Моть, у меня завтра выходной, ты приходи сюда с утра — я тебя еще покатаю. И овчарку нарисую, — пообещал Шорин, вывернув шею, чтобы посмотреть на своего седока. Придерживая Мотю за ноги, он осторожно встал, спустил его на землю и забрал фуражку.
Конфисковал у Ангела петуха — и отдал Моте.
— Точно придешь, не обманешь? — строго спросил генерал Мороз, глядя Шорину в глаза.
— Честное слово! А теперь беги домой, мамка, наверное, волнуется.
Мотька убежал, облизывая на ходу леденец. Давыд развел руками:
— Ну не люблю, когда дети плачут. Дети радоваться должны.
Арина улыбнулась ему:
— Это называется «профилактика преступности среди молодежи». Этот мелкий теперь крепко знает, что милиция — хорошие люди, милиционеру доверять надо, так что есть шанс, что не пойдет через пару лет по карманам у честных людей шарить. Чтоб его лошадка любимая не поймала.
Арина выразительно посмотрела на Ангела. Тот сделал максимально невинное лицо, мол, не понимаю, о чем вы, Арина Павловна, говорите.
Вся группа неторопливо направилась в сторону УГРО. Ангел с Шориным сцепились языками по поводу шансов киевского «Динамо» в следующем сезоне, Моня с Ариной — люди от футбола далекие, — немного отстали.
— Я его давно таким счастливым не видел, — шепнул Моня. Арине показалось, что глаза у Мони как-то странно блестят.
Охлаждение
Вечера с Давыдом, начинающиеся чтением Маринкиных блокнотов и заканчивающиеся на скрипучем диване, стали чуть ли не ежедневной традицией. Арина не спрашивала себя, зачем ей это, как она относится к Шорину, что планирует делать дальше. Просто эти два-три часа она была живой. Настоящей.
В такие моменты мир из тонкого, бумажного становился плотным, медовым, теплым. И Арина была в нем его частью и одновременно чем-то совершенно отдельным. Она чувствовала свою плотность, весомость в этом мире.
И вдруг все в одночасье кончилось.
Шорин стал чужим, нервным, раздражительным. Избегал встреч, даже попытки перекинуться парой слов пресекал. На месте преступления отрабатывал молча, почти всегда впустую, и отходил в сторону.
Арина пыталась как-то поговорить с ним, понять, что случилось, — но он тут же убегал, как будто по неотложным делам.
Моня в ответ на ее осторожные расспросы только отмахивался: потом, потом. Сам же окружил друга какой-то приторной материнской заботой — водил его обедать чуть ли не за руку, вечерами вел с ним долгие беседы.
Конечно, можно было бы заставить Давыда поговорить серьезно, но Арина чувствовала — не время.
К тому же, они ведь ничего друг другу не обещали. Если Шорин почему-то захотел прервать их милую традицию — это его право. Пора возвращаться к обычной жизни.
И Арина, вместо того чтобы засесть после работы ждать Шорина, пошла на кладбище. Стыдно признать, но теперь она бывала там все реже.
Делать ей там, по большому счету, было особо нечего. Михал взял на себя всю работу — и даже злился, когда Арина пыталась помочь. Мол, не женское дело. Однако же постоянно присылал с отцом отчеты, закрашивая на плане кладбища все новые и новые участки. Работал он куда быстрее Арины, причем не халтурил — Арина проверяла. Теперь уже