Гарибальди - Абрам Лурье

Итак, Гарибальди плыл к берегам Венеции. К несчастью, ночь была лунная, и австрийские суда вскоре заметили беглецов. Гарибальди приказал лодкам держаться ближе к берегу, чтобы таким образом выйти из лунного света. Но это не помогло. Враг при свете ракет открыл пушечную пальбу и осыпал лодки ядрами. Часть лодок повернула к берегу. Не желая покидать товарищей, Гарибальди последовал за ними. Пристать к берегу удалось всего четырем лодкам. Остальные уже находились в руках неприятеля.

«Я предлагаю читателю, — писал впоследствии Гарибальди, — представить себе мое состояние в эти ужасные часы. Жена моя умирает; Враг с моря с необычайной скоростью преследует нас по пятам. Перед нами перспектива высадиться на берег, где нас, по всей вероятности, ожидают многочисленные вражеские отряды — австрийские и папские. Как бы там ни было, мы пристали к берегу. Я взял на руки свою жену, спрыгнул на берег и положил ее на землю. Своим спутникам я приказал разделиться и поодиночке искать убежища. Мне было невозможно уйти отсюда, так как я не мог оставить умирающую жену».

В сопровождении преданного товарища Леджиеро и одного крестьянина, согласившегося показать им дорогу, Гарибальди с больной женой на руках шел среди тростников и кустов и добрался, наконец, до уединенной хижины на гречишном поле. Там беглецы укрылись.

Не прошло и часа, как Гарибальди увидел приближавшегося к хижине молодого человека, который делал ему таинственные знаки.

— Боннэ! — радостно воскликнул Гарибальди и обнял юношу.

Это действительно был Джоваккино (Нино) Боннэ, бывший ломбардский волонтер и пламенный патриот, с которым Гарибальди познакомился в Равенне. Пренебрегая опасностью, храбрый юноша следил за движением Гарибальди и пришел вовремя, чтобы помочь ему бежать.

Боннэ настоял на том, чтобы Гарибальди и Анита перебрались на ферму его родственника, где им был обеспечен надлежащий уход. Устроив их, Боннэ поспешил уехать в Комаккио. Там он сговорился с несколькими знакомыми сторожами, что они перевезут его «брата» и друзей в условленное место. Вернувшись на ферму, Боннэ, к своему ужасу, узнал, что хозяйка фермы требует немедленного отъезда Гарибальди и Аниты: она догадалась, кто такие ее гости.

В то же время выяснилось, что сторожа тоже заподозрили обман. Боннэ был в отчаянии. Видя, что другого выхода нет, он решился на смелый шаг: ом открыл сторожам всю правду и заявил напрямик, что они обязаны спасти Гарибальди. При этом он пообещал им кругленькую сумму. Расчет Боннэ оказался верным: движимые жадностью и страхом, сторожа дали свое согласие. Бережно уложив в барку больную Аниту, Боннэ приказал сторожам отвезти ее и Гарибальди на ферму Гвиччиоли, возле Санто Альберто, сам же распространил ложный слух, будто генерал Гарибальди со своим отрядом отплыл 3 августа в направлении Венеции. Эта хитрость обманула австрийские патрули, охранявшие побережье.

Удостоверившись в благополучном отплытии барки, Боннэ лег спать. Ночью взволнованная сестра разбудила его и сообщила, что сторожа на середине пути отказались грести и высадили Гарибальди с женой на пристани Павьеро. Боннэ тотчас отрядил доверенного человека на розыски Гарибальди, сам, вскочив в кабриолет, поскакал на ферму Гвиччиоли, где узнал, что все спокойно и что хозяйка ждет гостей. Затем он помчался в Равенну, подготовил там все необходимое для побега, и утром 5 августа, успокоенный, вернулся на ферму Гвиччиоли.

К сожалению, все старания этого энергичного и преданного человека оказались бесполезными. Он узнал печальную новость: Гарибальди с женой удалось добраться до фермы, но состояние Аниты было уже безнадежным. 4 августа 1849 года она умерла на руках своего мужа. Гарибальди впоследствии описывал эту сцену так:

«Мы приехали в Мандриолу в телеге, в которой на матраце лежала Анита… Подняв матрац за четыре угла, мы положили ее в постель, мне почудилось в ее лице выражение смерти. Я пощупал пульс: сердце больше не билось! Передо мной лежал труп… Это была мать моих детей, которую я так любил! Что я теперь отвечу детям, если при встрече со мной спросят о ней? Горько оплакивал я потерю Аниты, неразлучного товарища во всех приключениях моей жизни!»

В эту минуту вбежал один из товарищей с криком: «Спасайтесь, идут австрийцы!»— и Гарибальди бежал, оставив труп жены в хижине чужих людей…

Трагична была участь друзей Гарибальди, с которыми он расстался во время высадки на берег: Уго Басси и Чичеруаккио попали в руки австрийцев, были подвергнуты пыткам и расстреляны, «Бедный старый Чичеруаккио! — с болью вспоминал потом Гарибальди. — Это был типичный честный труженик из среды народа. Перед ним зияло девять свежевыкопанных ям, в которые должны были лечь он, его товарищи и сыновья. Младшему из сыновей было всего тринадцать лет. Все были расстреляны и зарыты, увы, итальянскими руками. Чужой солдат был хозяином в стране: он командовал своими рабами, и слушаться нужно было безоговорочно».

Во время своего бегства Гарибальди мог убедиться, как много друзей и единомышленников находилось у него повсюду. Руки неведомых благожелателей бережно и заботливо переправляли его из одного места в другое. Не раз, сидя в остерии (таверне), слыхал он совещания австрийских жандармов, разыскивавших его. К счастью, все обходилось благополучно. Несмотря на опасность, Гарибальди не уступал просьбам друзей и не хотел сбрить свою характерную золотисто-рыжеватую бороду и остричь пышную шевелюру.

После долгих и мучительных скитаний он приехал, наконец, в родные края — в пьемонтский город Кьявари. Несмотря на всеобщее негодование, губернатор провинции граф де Коссилья арестовал Гарибальди и под охраной карабинеров отправил в Геную. 7 сентября, по приказу пьемонтского правительства, Гарибальди препроводили под конвоем в герцогский дворец. В ответ на возмущение населения Генуи генерал Ламармора заявил, что Гарибальди содержится во дворце в качестве «арестованного, а не пленника». Было, впрочем, трудно понять, в чем заключалась разница.

Весть об аресте национального героя, народного трибуна, которому Италия была стольким обязана, мгновенно облетела и другие города. Граждане Кьявари обратились к правительству с письменным протестом. Уже на следующий день после прибытия Гарибальди в Геную в парламенте произносились возмущенные речи. Старик депутат Баралис в яркой речи рассказал о подвигах и переживаниях великого защитника Рима. По окончании рассказа в палате воцарилось напряженное молчание, во время которого все взоры были устремлены на министра Пинелли. Побледнев и смутившись, Пинелли сослался в свое оправдание на § 35 гражданского кодекса, по которому всякий подданный, поступивший без разрешения государя на военную службу другой страны, лишается праз гражданства. Следовательно, утверждал министр, Гарибальди, став генералом Римской республики, этим самым потерял права пьемонтского гражданства. Это заявление вызвало бурю негодования и протестов, особенно после того, как Пинелли добавил, что правительство «считает неразумным разрешить генералу Гарибальди пребывание в стране». Выступившие затем члены парламента вскрыли все лицемерие и низость такого отношения к великому патриоту и борцу за национальную свободу.