Загадочная пленница Карибов - Вольф Серно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ух ты! А это что такое? — Маленький ученый с любопытством осветил диковинный предмет.
— Музыкальный инструмент, господин Магистр, — ответил штурман, который как раз проверял, надежно ли закреплен дорогой товар. — Наверное, для жены какого-нибудь богатого плантатора, тоскующей по культуре. Идемте дальше. — Он пошел вперед, обогнул ряды запечатанных винных кувшинов, ящиков с книгами, мешков с семенами и остановился у группы значительно меньших бочонков.
— Здесь, джентльмены, хранится продовольствие для команды. Что в каждом, думаю, не стоит подробно объяснять. Может быть, только пару слов об этом, — он указал на бочонок с резким неприятным запахом. — В нем сыр, но не совсем обычный. Это овечий сыр и притом самого низкого сорта. Уж поверьте мне, запах, который сейчас разносится из этой бочки, ничто по сравнение с тем, что будет через несколько недель.
О’Могрейн умолк, вспоминая, какой дивный овечий сыр умела готовить его мать. Раннее детство его прошло в дружной многочисленной семье: отец, который с раннего утра до позднего вечера не разгибал спины, мать — душа всего семейства, и десять братьев и сестер. О’Могрейны не могли похвастать богатой собственностью, но всегда досыта ели, были одеты и обуты. Все рухнуло в одночасье, в год, когда Дональду исполнилось одиннадцать лет. На скот напал мор. У коров поднялась температура, образовывались волдыри на языке, вымени и копытах, они становились слабыми и не могли держаться на ногах. В течение нескольких дней все стадо пало. А потому как у отца не было средств купить новую скотину, зимой настал голод. В кишках урчало, дети сильно ослабели. Но они все-таки как-то пережили эти месяцы.
На следующий год пришли еще худшие времена. Отец больше не мог вносить арендную плату. Пришлось влезть в долги, но и в эту зиму, особенно долгую и суровую, есть опять было нечего. Две сестры О’Могрейна умерли. Он знал, что родители ни за что не отослали бы его из дома, но он сам, двенадцатилетний, ушел. Ушел в большой мир, чтобы в семье на одного едока стало меньше. Расставание далось ему нелегко — его сердце чуть не разорвалось от боли. Ведь он любил близких и любил родину той тихой глубокой любовью, которую не могут выразить никакие слова.
Свои стопы он направил на восточное побережье Зеленого острова, в Белфаст, где поступил юнгой на парусник, который совершал ближние рейсы. Поначалу пришлось нелегко: служба была слишком тяжелой для его возраста. Но зато здесь регулярно кормили.
В последующие годы, шаг за шагом, он дослуживался до все больших высот: овладел искусством навигации, научился читать карты и наконец достиг в своем деле вершин мастерства. Уже дважды он ходил штурманом в Новый Свет и каждый раз уверенно и надежно проводил суда через Атлантику.
— Сюда, Магистр, посветите мне, пожалуйста, сюда! — О’Могрейн задержался в средней части судна и показал на мощный деревянный брус, который доставал снизу ему до бедра. Штурман тщательно проверил его на предмет трещин.
— Это цоколь мачты, он непосредственно соединен с килем под нами и образует опору грот-мачты.
Друзья задрали головы, чтобы разглядеть главную мачту корабля, которая возвышалась над ними столетним дубом.
— Здесь хранятся ядра для наших шестифунтовок. Может, вы обратили внимание, что «Галант» оснащен шестью шестифунтовыми пушками: четыре на правом борту и две на левом.
Магистр направил свет вниз и с любопытством обозрел горой сложенные в загородке ядра:
— Выглядят, как железные кочаны капусты.
О’Могрейн рассмеялся и забрал у него фонарь. Он продолжил обследование на водонепроницаемость, последовательно освещая внутреннюю деревянную обшивку в этом отсеке корпуса судна. И снова казался довольным.
— Теперь мы с вами в трюме под кормой. Если бы стенка корабля была прозрачной, вы могли бы видеть перо руля.
Витус и Магистр остановились и осмотрелись. Небольшое помещение в нижней задней части корабля было не особенно примечательным. Кроме пары сетей, издающих тухлый запах, с кусками пробки по краю, служащими поплавками, здесь ничего не было.
— А что под нами? — спросил любознательный маленький ученый, взглянув на доски у себя под ногами.
— Балласт и трюмная вода, господин Магистр. Балласт — это песок и большие камни. Он нужен для того, чтобы при плохих погодных условиях судно не слишком кренилось. По той же причине весь груз на корабле, особенно тяжелый, как, например, бронзовые трубы, которые я вам показывал до этого, размещается как можно ниже.
— А не становится ли «Галант» от этого, как бы сказать… неуклюжим и неповоротливым?
— «Неуклюжим» — не совсем верное выражение, — тщательно подбирая слова, возразил штурман. — Дело в том, что галеоны при шторме склонны к килевой качке, что не слишком хорошо для людей, особенно со слабыми желудками. А с другой стороны, они намного плавучее и быстрее, чем их предшественники — каракки и каравеллы, которые по пропорциям строились много шире. Конечно, наш «Галант» тоже узеньким не назовешь… — О’Могрейн перевел дыхание и заговорил снова: — Представим на мгновение боевой галеон разодетой в шелка, увешанной драгоценностями благородной дамой, заносчиво-жеманной и с острым язычком. Тогда наш «Галант» — дюжая добродушная служанка, пусть и в потрепанном платье, но порядочная, прилежная, со здоровым нутром… Однако обратимся ко второму понятию: трюмная вода находится под нами потому, что дерево — замечательный материал. При жаре оно расширяется, в стужу сжимается. А в результате этого морская вода, которая просачивается через конструктивные соединения, стекает вниз и собирается в трюме — отсеке, который теперь лежит под нашими ногами.
— И которое тоже, определенно, обжито крысами, — закончил Магистр, поскольку одно из этих вездесущих животных снова перескочило через его ногу.
— Можете
