Большая книга ужасов – 61 (сборник) - Евгений Некрасов

Я представил, как бурятский дедушка вырезает лошадку из чурки, а Жека пускает слюни от нетерпения… Да, такое только во сне увидишь. А братец окончательно потряс меня, добавив:

– Удила типа пелям, но с псалиями.

– Это ты на каком языке сказал? – поинтересовался я.

Жека подумал…

– Не знаю, может, некоторые слова бурятские… Алеш, на самом деле все просто. У пеляма грызло ходит, чтобы лошадь не могла закусить, но есть опасность порвать ей рот. А если с псалиями, то не порвешь!

Я только и смог выдавить:

– Надо же, какой умный дедушка!

– А то ж! Полное имя у него знаешь, какое? Дансаран-Гэлэг – «Осчастливленный Мудростью»!

Нет, пелям с псалиями – определенно не та штука, которая снится будущим второклассникам. Похоже, дедушка был из тех одиноких стариков, которые часто дарят музею свои награды и памятные вещи. Скелеты его подстрелили, конечно, во сне. А наяву деду очень качественно запудрил мозги ласковый Жека. Если они уже грызло обсуждают, то не сегодня завтра старик попросит увнучерить мальчонку, чтобы вырастить из него настоящего багадура… А куда смотрит тетя Света?!

Жека вертелся, скрипел кроватными пружинами. И вдруг спросил:

– Алеша, ты будешь меня в детский садик водить?

– Перебьешься! – отрезал я (а сердце сжалось – так он спокойно говорил о своей колдовской болезни. Смирился уже)… – Тоже, придумал – в детский садик! Уроки делать неохота?

– Уроки – фигня, – вздохнул Жека. – Меня же в школе задразнят. А я стану ма-аленький, никому и в бубен зарядить не смогу.

– Можно подумать, что ты раньше мог, – пробурчал я. – Всю жизнь за меня прячешься!

– А зачем еще старшие братья? – резонно заметил Жека.

– Ты и сам теперь старший брат.

– Я?! Это с какой радости?!

– С такой, что теперь у нас Ленка самая младшая. А ты должен ей помогать.

– Это… Это что, КАКАШКИ ЕЕ МЫТЬ?! – ужаснулся Жека.

– Не какашки, а сестру твою родную. Только ты ж криворукий, еще уронишь ее… – Я вспомнил, как сам возился с маленьким Жекой, и добавил: – Но ты мог бы поиграть с ней, чтобы мама хотя бы днем выспалась. Сам видел, как она устает.

– Раньше надо было думать. Когда ребенков заводила! – мстительно отрезал Жека и отвернулся.

Мы долго лежали молча. В окно семафорила бледная луна, то прячась за набегавшими облаками, то показываясь криво обрезанным боком. Завтра бока станут одинаковыми. Будет полнолуние, как в ту ночь, когда мы сошли с поезда на заброшенном полустанке, и я дал себе слово разобраться в здешних чудесах. Теперь я знаю больше многих коренных жителей Ордынска, но только сильнее запутался…

– А когда я уменьшусь до меньше Ленки, небось она будет считаться старшей сестрой! – выдал итог долгих размышлений больной. Отвернулся от надоедливой луны и ровно засопел.

– Жека! – окликнул я.

Брат спал. Я не видел его лица, только оттопыренное ухо высунулось из тени под лунный свет.

Он младше на шесть лет. Его игры слишком просты для меня, а мои для него сложны. Мы не можем дружить, а нянчиться с ним мне совсем не нравится. Самые счастливые дни для меня – когда болею, и Жеку переселяют к бабушке, чтобы не заразился. Но в ту ночь, глядя на просвечивающее детское ухо брата, я понял, что без него мне будет плохо. Не понимаю, почему, но – плохо.

А если дядя Тимоша откажется его лечить? Отправил же он к врачам читинского футболиста с выбитой коленкой, хотя другим залечивал такие травмы за две недели. Почему – даже Зойка не знает. У ведьмака свои правила и соображения: скажет нет, и ты хоть лоб расшиби об его ворота… Вот это бесит страшно – когда вся надежда на чужого дядю, у которого неизвестно что на уме. А я-то как же? Валяюсь в постели, здоровый, почти взрослый, а рядом брат загибается. И Я НИЧЕГО НЕ МОГУ ДЛЯ НЕГО СДЕЛАТЬ!

Пойти, что ли, найти Собакина? Жека обрадуется. Может, и мне станет полегче, а то хочется врезать кулаком по железному углу сундука, чтобы в кровь – лишь бы отвлечься от черных мыслей…

Я встал и начал одеваться. Эх, не вовремя убежал Гражданин Собакин! Иногда он пропадет на день или два; вернется – морда довольная, на кончиках усов, где языком не дотянулся облизнуть, – подсохшая кровь. Скучно ему без охоты, вот и бегает наш медвежатник мышковать [1].

Если бы узнать про Жекину болезнь вчера, я бы попросил Собакина остаться. Он все понимает куда лучше, чем обычная собака. Данке, бывало, скажешь: «Ищи Жеку!» – она обежит поселок и найдет. А Гражданин Собакин может кивнуть за окно: мол, что его искать, вон он, во дворе гоняет… Иногда кажется, что внутри него сидит свой ведьмак или скорее столетний китайский философ. Сочиняет свои мудрые трактаты, а перед нами уши врастопырку, хвостом метет…

…А вдруг он уже вернулся? Сидит на крыльце, ждет?..

Если Собакина нет на крыльце, схожу на «Крестьянское подворье» – он, бывает, прячется там под домом от надоедливых экскурсантов.

Чего не хватало в музее, это фонариков. Уникальных-то была целая коллекция: и керосиновые, и под свечку, и ацетиленовые, о которых я раньше даже не слышал. (Бросаешь в бачок с водой похожие на сахар кусочки карбида, они сразу шипят, воняют газом. Тогда бачок надо завинтить и поджечь горелку. Светит не слабее автомобильной фары, хотя всего с полчаса – пока не кончится карбид.) Но открытый огонь в музее запрещен пожарными правилами. Даже в лампадах у икон фитильки с маслом давно заменили светодиодами. А обычный аккумуляторный фонарик был один, и его взяла тетя Света. Ей же не только на машине ехать, но и шагать до раскопа по ночной тайге. А нам с Жекой полагалось спать. Фонарик для этого не требуется.

Открытый люк в полу пугающе чернел. У нас в мансарде даже темнота посветлее – здесь большие новые окна, а внизу, в доме – слепыши с газетный лист. Так раньше строили, чтобы в морозы не выстуживать жилье.

Всего час назад я ходил там без фонарика. Но тогда и солнце не совсем еще зашло, и здесь, в мансарде, была тетя Света. Я не стал бы звать ее из-за глупых страхов. Но то, что железная десантница могла прибежать ко мне за полминуты, добавляло уверенности.

Я стоял над люком и трусил. Хотелось захлопнуть крышку и для надежности задвинуть сундуком. Если бы я был один, без Жеки, то, скорее всего, так и сделал бы. Лежал бы в постели, прислушиваясь к шорохам и скрипам старого дома… Получается, что Жека мне чего-то добавляет. Не смелости, это точно. Какая смелость, когда меня тошнило со страха.

Я зачем-то набрал в грудь воздуху, как будто собирался нырять, и быстро спустился по лестнице, словно в черный колодец.

С отвычки темнота в комнатах показалась абсолютной. Луна как назло ушла за тучу, и, только приглядевшись, я смутно различил окна с черными крестами переплетов. Так и побрел по крестам, шаря перед собой руками и натыкаясь на косяки распахнутых дверей.