Вавилон - Маргита Фигули

Остальное можно отложить на день-другой. Как только будет готова цепочка с высеченными на золотых пластинках стихами и княжеским гербом Набусардара на застежке, он отправится к Нанаи и увезет ее с собой, а заодно завернет к Гамадану за сведениями о персидских шпионах.

Пока Набусардар был у себя в борсиппском дворце, на внутренний двор царской резиденции в Вавилоне галопом влетел всадник, в котором только глаз посвященного узнал бы военачальника из тайной службы халдейской армии.

Он был измучен долгой дорогой и, когда заговорил, с трудом переводил дыхание. Но от его сообщения заняло дух и у тех, кто его услышал.

Несмотря на усталость после длительной скачки, он настаивал с упорством истинного воина, чтобы царь принял его:

— Царь царей, наместник богов на земле и величайший властелин Халдейского царства, выслушай меня!

Валтасар знаком разрешил ему говорить.

Присутствующие в крайнем нетерпении ждали окончания полагающихся по этикету формальностей.

Гонец заговорил:

— Тайная служба получила сведения, что персидский царь Кир направил на юг большое войско, которое прошло незамеченным под прикрытием Эламских холмов. На берегу Тигра, напротив Вавилона, укрепилось другое войско Кира, а третье стоит в готовности на севере. халдейское царство окружено с трех сторон.

Царь и советники оцепенели.

И вдруг, задохнувшись злостью, Валтасар завопил:

— Смерть ему!

Но никто даже не понял, относится ли это к гонцу, омрачившему царя дурной вестью, или к Киру, дерзнувшему подступить к халдейским границам.

Собственно, никто и не задавался этим вопросом, наступило всеобщее смятение, и царь, машинально кивнув, разрешил гонцу отправиться в дом командования армии, чтобы сообщить о случившемся Набусардару.

После ухода гонца все долго не могли оправиться от растерянности. Все будто лишились языка, никто не смел заговорить.

Первое слово принадлежало царю, но тот тупо уставился на двери, за которыми скрылся военачальник, и смотрел, как колеблется золотая бахрома, окаймлявшая зеленый занавес.

После царя обычно высказывался старейший из советников, поэтому он и взял слово:

— Из сообщения тайной службы следует, что держава вашего величества и родина наша — в опасности. Но едва я опомнился от удивления, как мне стало ясно, что тревожиться рано. Персидский царь стоит у нашей границы, однако — не на самой границе. Неприкосновенность Вавилонии хранит Тигр, а у этой реки стремительное течение и нет мостов. Пока персы на том берегу, мы можем быть спокойны. Им никогда не переправиться через Тигр!

У присутствующих отлегло от сердца, и они вздохнули, словно ослабла затянувшаяся было на горле петля.

Пришел в себя и Валтасар.

— Твоя правда, — согласился он. — Персидский шакал как привел к нашим границам свою армию, так ни с чем и повернет ее обратно. — Он обвел значительным взглядом советников и спесиво надулся. — Не я ли говорил вам всегда, — продолжал он, — что Вавилон непобедим? Что же вы заколебались? Или у вас нет царя? Или перед вами не Валтасар, а Набонид?

Он снова обвел взглядом лица советников, но, заметив на них ледяную холодность вместо восторгов, вспылил.

— Давно уже, — заговорил он резко, — я не укреплял ваш дух видом крови и смерти, ибо только это способно внушить вам покорность. И я благодарен великим богам за то, что они создали кровь и смерть.

Царь замолчал, вглядываясь в лица советников. Он высматривал среди них того, кто, как донесли ему личные шпионы, готовил возвращение на престол свергнутого Набонида. В припадке ярости он тогда же решил при первом удобном случае убрать вероломного вельможу. Ему даже не столько хотелось лишить его жизни, хотя и на это он имел право, сколько нанести негодяю серьезное увечье, которое надолго приковало бы его к постели.

Валтасар сошел с возвышения, на котором стояло царское кресло, и, обнажив меч, приблизился к советникам. Они не сводили настороженных глаз с острия его клинка, поочередно приставляемого к груди каждого из них.

Наконец его меч уперся в грудь одного из неугодных ему сановников. Царь спросил его:

— Кто будет править, Валтасар или Набонид?

— Валтасар, царь царей, — отвечал тот в предчувствии смертного часа.

— Кто победит — Кир или Валтасар? — снова спросил царь, не сводя с него испытующего взгляда.

— Победит Валтасар, царь царей, — услышал он спокойный ответ.

Молодой владыка Халдейского царства уже хотел убрать меч и помиловать обреченного, но тут сановник добавил:

— … если Кир не перейдет реку…

В припадке гнева Валтасар потерял власть над собой и едва не поразил его мечом в самое сердце, но старейший советник, пользовавшийся уважением царя и придворных, схватил царя за руку. Он спас несчастного от смерти, но царь успел нанести глубокую рану. Белая одежда осужденного окрасилась алой кровью, он пошатнулся, чьи-то руки подхватили его.

При виде крови Валтасар приказал, еле стоя на ногах от слабости, всегда сменявшей у него вспышку гнева:

— Велите унести его и оставьте меня. Когда все удалились, он погрузился в размышления. Перед ним лежал окровавленный меч. Вид его вызвал новый приступ ненависти к изменникам. Они мечтают избавиться от него, вернуть Набонида! Однако будущее покажет, что Валтасар величием превзойдет Саргона, мудростью — Хаммурапи, славой — Навуходоносора. Он не потерпит измены, сметет все препоны со своего пути. Пусть Кир трепещет! Набусардар выставит против него такую армию, какой не имел ни один халдейский властелин. От войск Кира останется груда мяса и костей.

Он ненадолго успокоился, но гнетущие тревожные думы вскоре снова вернулись к нему. Что ни говори, а словами не укрепить уверенность в себе. Надо действовать. Царь сидел, подперев голову ладонью и уставившись на окровавленный меч.

Он чувствовал, как далеко сейчас от него его устланное шелками ложе, на котором так сладостно пилось вино и где ждали его обольстительные кипрские красавицы.

Перед ним возникли картины беззаботного детства. Вот он гоняется за бабочками и ловит певучих цикад в муджалибских садах. Увидел он там и Телкизу, жену Набусардара. Он представил ее себе девочкой, с которой играл пестрыми камешками средь благоухающих цветов и кустарника. Телкиза воспитывалась при дворе, вместе с детьми царя. Он помнит, что всегда давал ей самые красивые камешки, чтобы склонить к себе ее детское сердечко. Тогда он радовался жизни и находил удовольствие в играх. Теперь он утратил способность искренне радоваться.

Его грудь сдавлена. страшной тяжестью. Перед глазами мечутся ужасные видения. Рассудок в плену у страха. Тревожен его сон. Неуверенная поступь. Его ум помутился.

Или это удел всех великих и славных властителей, когда их угнетает бремя забот?

Смертельная усталость сковывала его мысли. Он продолжал бездумно сидеть, положив руки на подлокотники.

К нему несколько раз, присылала царица с просьбой принять ее. И всякий раз, хотя царица и просила весьма настоятельно, Валтасар отказывал, не желая никого видеть.

До царицы дошли слухи о пролитой крови. Они распространились по всему дворцу, как и весть о том, что войско Кира стоит в боевой готовности на том берету Тигра. Никто не заблуждался относительно способностей Валтасара, а царица лучше других знала слабости его державной натуры. Она хотела вовремя предостеречь его, потому настаивала на свидании.

Когда паника и страх перед армией Кира перекинулись из царского дворца на городские улицы, царица все-таки отважилась нарушить одиночество Валтасара.

Она стремительно вошла в зал совещаний, где он сидел, съежившись в кресле. Лицо его было покрыто морщинами; Валтасару не было еще и тридцати, но он выглядел стариком. Царь не шевельнулся, когда она вошла, словно не заметил ее.

Только при звуке ее голоса он распрямился, но не скоро отозвался, уставясь на нее тупым и безучастным взглядом.

Она ждала его знака, чтобы изложить свою просьбу. Осознав, что царица вошла без разрешения, он побагровел. Только вид окровавленного меча сдержал готовое прорваться наружу негодование.

Наконец он произнес мирным, даже усталым голосом:

— Ты пришла просить денег для моих женщин?

— Нет, государь, — смиренно прошептала она, видя его подавленность, — я пришла предостеречь тебя.

Валтасар насторожился.

— Да, я пришла предостеречь тебя — твоя жизнь и держава в опасности.

— С каких это пор в Халдейском царстве о безопасности мужчин и страны пекутся женщины? До сих пор было наоборот.

За его словами уже угадывались раскаты приближающейся грозы.

— Не стоит придавать значения превратным людским толкам, — заметила царица. — Печься о безопасности должен не тот, кого облекли на то закон и право, а кто способен на это, кто наделен силой духа и мудростью.