Аня Каренина - Лилия Ким

— Во дела! — блондинка перестала курить и села на табуретку, неизвестно зачем поставленную у входа. — Дарья, это что — муж твой, что ли?

Долли с открытым ртом смотрела на Облонского огромными стеклянными глазами и еле-еле кивнула.

— Во дают! Бабы! Чё тока на свете не бывает! — хрипло прокричала блондинка. — Этот Алексей, ухажёр Елены, представляете — муж Дарьи!!

Из стеклянных кабинок высыпало человек пять тёток. Все они очумело воззрились на остолбеневшую от удивления парочку. Облонский жадно сканировал глазами их лица — кто же из них Елена? Может, эта — сухощавая армянка маленького роста… Нет, слишком забитая… А эта — высокая, здоровая бабища в спортивном костюме? Нет! Может быть, эта невзрачная девица? Не, слишком молодая… Четвёртая — наоборот, слишком старая… Кто же?…

— Стива! — Долли вдруг разразилась рыданиями и кинулась на шею к мужу. — Любимый мой! Господи! Да как же это! Боже мой! Вот когда в судьбу-то уверуешь! А я даже и во сне не думала! В голову не могло прийти! Господи! Так это ты, значит, деньги по телефону прозванивал, скотина ты?! Да бог с ними, с деньгами! Плевать на деньги! Любимый мой! Подумать только, а я из-за тебя хотела уже с мужем-козлом, то есть с тобой, разводиться! Хотела тебя искать… на край света была готова пойти! Ой, боженьки, что творится!..

Дарья висела на шее у совершенно обалдевшего Степана, превратившегося в истукана, осыпала его поцелуями, называла всеми ласковыми словами, какие знала, и обильно орошала слезами его грудь.

— Долли? Ты что, так разводу рада? — единственное, что он мог выдавить из себя.

— Во даёт! — вторично обалдела блондинка. — Вот твоя Елена, сразу к тебе вышла! — она обеими руками показала на Дарью, остальные тётки тоже утвердительно закивали.

— Елена? — Стива вытаращился на Долли.

— У нас тут все себе имена берут другие, — быстро затараторила та, — вот Ира у нас Инга, Света — Снежана, Наташа — Жанна, Вера — Эльмира, Люба — Ангелина, а я — Елена. А ты Алексей! — Дарья закрылась руками, засмеялась, потом снова обхватила окаменевшего Стиву и поцеловала.

— Это тебе, — Облонский поднял руку с букетом, который всё это время почти касался пола.

— Ой! — Дарья взяла цветы и закружилась с ними перед Стивой. — Я уже всё, сейчас соберусь, и пойдём. Стивочка, то есть Лёшенька, — господи, как мне звать-то тебя теперь? — Долли споткнулась, забыв на секунду, как надо ходить.

Через несколько минут они вышли из квартиры. Облонский постоянно оглядывался на Долли и не мог поверить, что «та женщина», Елена, — и есть его, Стивы, жена! Вместо застиранного халата — чёрное трикотажное платье с воротничком-стойкой, вместо бесформенного пучка волос на затылке — мелкие завитки, уложенные в причёску, вместо одутловатого бледного лица — гладкое, нарумяненное, свежее личико. И нет ни одной похожей на неё женщины среди прохожих! И не такая уж она толстая! Боже! А что она ему по телефону говорила — это же обкончаться немедленно, без предварительных ласк!

— Долли! Я тебя хочу, прямо сейчас, немедленно! — Стива остановился и прижал к себе жену.

— Ой! — она только закрылась руками, в изумлении таращила на него глаза.

— Здесь гостиница должна быть, рядом с вокзалом всегда гостиница есть! «Советская»! Поехали!

— Ой! Ты что, дорого же!

— У меня деньги есть.

— Откуда? — Долли остановилась, лицо её вдруг стало хмурым. — Значит, для жены тебе было жалко, а для шлюхи телефонной нет?!

Стива обалдело воззрился на жену. Дарья некоторое время смотрела на него как бык на матадора, а потом зашлась истерическим смехом:

— Ой, боженьки! Не могу! Кому расскажешь — не поверят!

Облонский облегчённо вздохнул и стал ловить машину.

Через полчаса они уже вбежали в номер.

— Елена, Леночка… — шептал Стива, срывая с Долли одежду и опрокидывая её на кровать. Странно, стоило обозвать расплывшееся, покрытое целлюлитом тело жены Еленой, как оно стало самым желанным на Земле! — Леночка моя, люблю… люблю… — горячо шептал Стива жене на ухо, одновременно облизывая его, покусывая.

— Ох, Лёшенька, бери меня! Не могу терпеть больше! Давай! — Долли приняла мужа в себя и заёрзала бёдрами.

— Подожди… — шептал Стива. — Не торопись… Леночка, ты меня так заводишь… Я тебя так хочу… Подожди… Я сейчас кончу ведь…

— Кончай… Умоляю! О! Лёша! Да! Я тоже кончаю! Я кончаю!!!

И оба кончили.

Потом до самой ночи, почти до закрытия метро, Облонские Стива-Алексей и Дарья-Елена претворяли в жизнь все сцены своего жаркого двухмесячного телефонного секса.

— Домой пора… — прошептала обессиленная Дарья, продолжая блаженно-идиотски улыбаться.

— Дети? — Стива погладил её по бедру.

— Угу, — кивнула Долли.

Облонский перевернулся на спину и вдруг заржал:

— Представляешь, Ленка, — у нас с тобой уже и дети есть!

УРА!

В клуб на второй тур Аня явилась с опозданием. Не занимая очереди, прошла к сцене и громко крикнула:

— Здравствуйте, Валерия Сергеевна! — и помахала матери Максима кончиками пальцев, как старой знакомой.

Отпихнув застывшую в недоумении претендентку, что собиралась подняться на сцену, Каренина влезла туда сама, одним прыжком, минуя лестницу, подошла к микрофону и заорала:

— Йо! — хлопнув ладошами у себя над головой, сняла микрофон со стойки и начала петь, задыхаясь и не попадая в ноты, одновременно выделывая ногами те же заученные па с урока физкультуры, что принесли ей удачу в первом туре. — Кам! Кам! Кам инту май лайф! Стей виз ми! Нобади ловз ми! Нобади ловз ми инаф! Аха-аха! Аха-аха! Где ваши руки?! Я не вижу ваших рук!..

В зале раздались одинокие хлопки. Валерия Сергеевна яростно забила в ладоши.

— Спасибо, Аня, ты принята, — громко сказала она, кривясь так, будто ей под нос совали дохлую, изрядно воняющую крысу.

— Ура! — завопила Аня и торжествующим взором обвела всех остальных претенденток. Но для полного счастья чего-то не хватало… Каренина снова поднесла ко рту микрофон и, сделав торжественно-благоговейное лицо, выкрикнула: — Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Спасибо компании! Спасибо моим родителям! Я благодарю бога, который дал мне этот шанс! Девчонки — верьте в себя!..

Максим явился в клуб с большим опозданием.

— Где ты был? — подозрительно спросила его Валерия Сергеевна, втягивая воздух носом, как пограничная собака.

— В пробке стоял, — сердито ответил сын.

Тут к нему ураганом подлетела счастливая Каренина. Она только что вернулась из туалета. Там было полно плачущих «отбракованных» девиц, многие неприязненно косились на Аню.

— Вот она! — шепнул кто-то рядом.

Аня гордо подняла нос и проследовала в кабинку.

Она писала, а снаружи злобно шипели: «Шлюха!», «Она спит с сыном продюсерши, я видела…»

Карениной от этих слов стало необыкновенно радостно и светло на душе: наконец-то и ей завидуют! Наконец-то и она стала крутой!

— Максим! Твоя мама просто супер! — Аня запрыгнула на своего «жениха» с ногами. Лицо Валерии Сергеевны, стоявшей сзади, перекосило от злобы. — Меня взяли, я буду певицей!

— Здорово! — Максим подмигнул матери. — Вот видишь, какой я хороший сын, мама.

— Да уж! Всё из-под палки! Но помни — у тебя всего год!

— Я помню, мама, помню, — Максим стряхнул с себя Аню.

— Вы о чём это? — круглыми глазами смотрела на него «невеста».

— Да так, семейные дела, — Максим выглядел слегка озабоченным.

— Слушай, может, пойдём куда-нибудь, отпразднуем мою победу? — Аня водила пальчиком по груди Максима, наслаждаясь тем, как это, должно быть, шикарно выглядит со стороны. Пусть все подумают, что её мужчина готов выполнить любой её каприз.

Однако в ответ прозвучало решительное:

— Нет.

Мать погрозила Максиму пальцем из-за Аниной спины и сказала:

— Ты ведь до сих пор не познакомил отца со своей невестой. Думаю, сегодня отличный день для этого.

— Ну хорошо… — у сына вырвался неподдельный вздох обречённости. — В девять я за тобой заеду, — сказал он Ане.

— У… — Аня обиженно скривила губы, — вечером это, конечно, здорово, но я думала, что мы и сейчас куда-нибудь поедем, и вечером…

— Сейчас не могу! — Максим отказался мгновенно и твёрдо, хватит того, что его развели на «семейный ужин». — У меня… важная встреча.

Внезапное исчезновение Вронского его взволновало. Максим нашел это ужасно милым! Приступ стыдливости! В наше-то циничное время! Веселовский уже представил, как покроет красные от смущения щечки Алексея поцелуями и станет ласкать его, приговаривая: «Ну что ты, глупенький… Слышишь, как у меня сердце колотится? Это любовь…»

— Максим! — окликнула его мать, выдергивая из сладкого томительного предвкушения.