Некроскоп - Брайан Ламли

— Просто у нас здесь так говорят. Это только такое выражение...

— Что это значит? — резко спросил он, поднимаясь за ней по ступенькам.

— Ну, это если парня трясет от возбуждения, мы говорим, что он девственник. Вынужденный девственник.

— Ужасно глупое выражение! — Драгошани бросил на нее сердитый взгляд. Она в ответ улыбнулась:

— К вам это не относится, господин Драгошани. Вы уже не мальчик и не кажетесь мне таким уж застенчивым и невинным. В любом случае это всего лишь выражение.

— Вы слишком фамильярно обращаетесь с гостями, — проворчал Драгошани, чувствуя, что девушка перестала подтрунивать над ним, словно пожалев его.

На площадке второго этажа она остановилась, поджидая его, а затем сказала:

— Я просто старалась быть дружелюбной с вами. Плохо, если люди не разговаривают друг с другом. Отец велел спросить у вас, будете ли вы ужинать вместе с нами, поскольку вы здесь единственный гость, или вам принести еду в комнату?

— Я буду есть в своей комнате, — не медля ни секунды, резко ответил он, — если мы когда-нибудь до нее доберемся.

Пожав плечами, она стала подниматься дальше. Лестница, ведущая на третий этаж, была достаточно крутой.

Илзе Кинковши была одета так, как уже давно не одевались в городах, но в деревнях и маленьких поселках эта мода еще сохранилась. Ее плиссированное платье, доходящее до колен, было туго стянуто возле груди; черный плотно прилегающий лиф с короткими пышными рукавами застегивался на груди на пуговицы. На ней также были надеты (и это показалось Драгошани очень смешным) резиновые ботики — в них было удобно ходить по ферме. Зимой она надела бы еще и чулки, но сейчас не зима...

Он старался отвести глаза, но ему больше некуда было смотреть. А она как назло двигалась слишком быстро. Узкая черная полоска в виде буквы “V” разделяла белоснежные округлости ее ягодиц.

На площадке третьего этажа она остановилась, поджидая его, без сомнения специально встав на самом краю ступеней. Драгошани замер, как вкопанный, у него перехватило дыхание. Глядя на него сверху вниз, совершенно спокойно и невозмутимо, широко открытыми зелеными глазами, она переступила с ноги на ногу, а затем потерлась коленом о внутреннюю сторону бедра.

— Уверена, что вам понравится... здесь... — произнесла она и медленно перенесла вес на другую ногу. Драгошани отвернулся.

— Да, да... Я уверен, я... я...

Илзе заметила, что лоб его покрылся капельками пота. Она, фыркнув, тоже отвернулась. Судя по всему, ее первое впечатление о нем оказалось правильным. А жаль...

Глава 5

Нигде больше не задерживаясь, Илзе Кинковши проводила Драгошани прямо в мансарду, показала ему ванную (которая, к его удивлению, была оборудована "вполне современно) и сделала вид, что собирается уходить. Комнаты были очень милыми: чисто побеленные, отделанные старым дубовым брусом; по углам стояли покрытые лаком шкафы и полки. У Драгошани поднялось настроение. Поскольку девушка, вроде бы, несколько умерила свой пыл, его отношение к ней — точнее говоря, ко всему еще не знакомому ему семейству Кинковши — изменилось в лучшую сторону. После того, как она и ее отец проявили по отношению к нему такое гостеприимство, Борис подумал, что с его стороны будет крайне бестактным ужинать здесь, в своей комнате, в одиночестве.

— Илзе, — неожиданно окликнул он, — э... мисс Кинковши... я передумал. Я бы предпочел, пожалуй, поужинать на ферме. Когда я был еще ребенком, я жил на ферме. Для меня это будет не в новинку, а я в свою очередь постараюсь не показаться слишком чужим вашей семье. Так что... когда мы будем ужинать?

Уже спускаясь по ступеням, она оглянулась:

— Как только вы умоетесь и сойдете вниз. Мы ждем вас, — теперь она уже не улыбалась.

— А!.. Тогда я приду через пару минут. Благодарю вас. Как только ее шаги затихли, Борис быстро скинул рубашку и, распахнув один из чемоданов, достал бритву, полотенце, чистые отглаженные брюки и новые носки.

Десять минут спустя он быстро сбежал вниз и вышел из гостиницы. У дверей фермерского дома его встретил Кинковши.

— Прошу извинить меня, я спешил как мог, — сказал Борис.

— Ничего страшного, — пожимая его руку, ответил хозяин. — Добро пожаловать в мой дом, входите, пожалуйста. Мы сразу же садимся за стол.

Внутренность дома производила впечатление слишком уж замкнутого пространства. Комнаты были большими, но потолки чересчур низкими, а отделка очень темной, выдержанной в старинном румынском стиле. За огромным квадратным столом, за которым свободно могла разместиться добрая дюжина людей, Борис оказался сидящим лицом к окну — рядом с ним никого не было. Напротив, закончив помогать матери по хозяйству, села Илзе. На фоне льющегося из окна света лицо ее казалось неясным силуэтом. Справа от Драгошани сидел Гзак Кинковши, чуть позже, завершив все дела, к нему присоединилась жена; слева — двое сыновей, примерно двенадцати и шестнадцати лет. По деревенским меркам, семья была небольшая.

Еда была простой, но ее изобилие достойно было пира после обряда посвящения в рыцари. Именно так выразился Драгошани. Илзе в ответ лишь улыбнулась, а ее мать просто расцвела от удовольствия и ответила:

— Я подумала, что вы, должно быть, очень голодны. Такой долгий путь! До Москвы ведь очень далеко. Сколько же дней вы ехали?

— Но я же останавливался, чтобы перекусить, — улыбнулся он в ответ, но тут же, словно что-то вспомнив, неожиданно нахмурился:

— Я ел дважды, и оба раза еда была отвратительной и очень дорогой. Я даже поспал пару часов прямо в машине — уже после того, как проехал Киев. А дальше я ехал, конечно, через Галац, Бухарест и Питешти, главным образом, чтобы избежать горных дорог.

— Да, путь длинный, — согласно кивнул Гзак Кинковши, — тысяча шестьсот километров.

— Если ехать по прямой, как летит ворона, — ответил Драгошани. — Но я же не ворона. Больше двух тысяч километров, если верить приборам в моей машине.

— Проделать такой путь лишь затем, чтобы изучать не слишком богатую событиями историю наших мест!.. — покачал головой Кинковши.

Они как раз закончили ужинать. Старик (на самом деле он был не стар, просто был более мудрым и опытным, а не иссушенным годами) раскурил глиняную трубку с восхитительно ароматным табаком, а Драгошани закурил “Ротманс”, целый блок которых купил ему в Москве, в специальном закрытом магазине для партийной элиты, Боровиц. Мальчики отправились заниматься вечерними делами на ферме, а женщины стали мыть посуду.

Замечание Кинковши относительно “истории здешних мест” сначала несколько удивило Боровица, но он тут же вспомним, что это было официальным поводом для его приезда сюда. Делая одну затяжку за другой, он размышлял о том, насколько откровенным можно здесь быть. В то же время он представился сотрудником похоронного бюро, поэтому его несколько необычные интересы не должны показаться слишком уж странными.