Ноябрьский триллер - Татьяна Любова

— Разве я мог бросить тебя на произвол судьбы? До управления так и не доехали, ребята заклевали. Мол, есть у тебя совесть или нет, товарищ полковник? Поехали за Ольгой, мало ли чего? Женщина, одна, в глухую ночь. Да и сомнения одолели, вдруг, думаю, ты права и Фандотти ни при чем. Чем черт не шутит. Пришлось за тобой тащиться, камикадзе. До дома Погодиной мы добрались минут через сорок, встали с торца, чтоб народ среди ночи не баламутить. Сама знаешь, иные жильцы и так бессонницей страдают. Да и не уверен я был — стоит вмешиваться или нет. Если Погодина ни при чем, меня бы по головке никто не погладил. Короче, мы в качестве группы поддержки около дома решили подежурить. А тебя нет и нет. Через полчаса все нервничать начали, я ребят на разведку отправил. Минут через сорок и у меня нервы сдали, я — следом. Не успел подняться на площадку, тут ты кричишь. У меня сердце оборвалось, давай в дверь барабанить. Боялся, что уже живой не застанем. Мата Хари ты наша.

Ольга внезапно кинулась ему на шею и разрыдалась.

Растерявшийся Дубовой стал неловко оглаживать ее по спине, повторяя:

— Ничего, глупенькая. Это ничего.

— Ничего?! — вдруг закричала Ольга, отпрянув от него. — Эта маньячка чуть не придушила меня! Это ты называешь ничего? Вот, любуйся! — Она сунула ему под нос перстень Погодиной. — Это я нашла в постели Виктории после вашего ухода. А вчера сия прелесть украшала пальчик Погодиной, что я имела удовольствие созерцать вот этими самыми глазами! — И она выразительно ткнула пальцем себе в глаз.

— Гм. — Дубовой вертел перстень, глупо улыбаясь. — И что сие означает?

— Боже мой, ты несносен, как целая роща дубов! Слушай, что это означает! — Ольга с яростью нажала клавишу портативного магнитофона, стоявшего на столе.

Раздался хрипловатый голос Погодиной: «Все началось давно. Еще в школе…»

Дубовой хмыкнул и присел на табурет рядом с магнитофоном. Постепенно насмешливое выражение сползало с его лица, потом стало вытягиваться и к концу записанной на пленку исповеди смахивало на кислую физиономию профессионального плакальщика.

— Да, маху я дал, Ольга. Прошу пардону, — только и смог выговорить он, когда запись кончилась.

Во дворе послышался вой сирены «Скорой помощи», и они поспешили на улицу.

Наталья Погодина хрипло дышала, ее заострившееся, искаженное гримасой боли лицо с грязными остатками засохшего банана было страшно. Ни дать ни взять героиня блокбастера «Мумия возвращается».

Заслышав голос Ольги, она с трудом приподняла веки и прошептала:

— Значит, просчиталась я. Как же я вас всех ненавижу.

Погодину осторожно поместили на носилки, дверцы захлопнулись, а в ушах Ольги все звучал ее хриплый голос: «Всех ненавижу…»

Глава двадцать вторая

Все будет хорошо!

Через двадцать с небольшим дней Ольга нежилась на одном из лучших пляжей Хургады, каждой клеточкой тела впитывая в себя драгоценную солнечную благодать и вкрадчивый шепот моря, упорно твердивший, что все в этой жизни пренепременно будет хорошо.

По соседству с ней расположилось семейство «трех толстяков» (это веселое название пришло в голову, едва Ольга завидела три пыхтящие, заплывшие салом горы мяса, тяжело ворочающиеся на самом солнцепеке). Сердце разрывалось от истошного скрипа, стенающих под ними лежаков. Мама Света, папа Коля и сынок Паша усердно пытались загореть. Каждое утро они с кислыми физиономиями ползли на пляж, как на работу, но солнце, яростно жгущее бронзовые тела отдыхающих, почему-то обходило эту семейку стороной, оставляя их могучие тела бледными, словно непропеченное тесто.

— Доброе утро! — поприветствовала их Ольга.

«Три толстяка» важно кивнули в ответ и гуськом двинулись к морю «помочить ножки». Купание мамы Светы, папы Коли и сына проходило поэтапно, как некий священный обряд.

Первым отваживался папа. Пыхтя, как паровоз, он бухался в воду с такой мощью, что море начинало волноваться и грозило выйти из берегов.

Коротко повизгивающая мама Света сначала суетливо приседала, зажав толстыми пальчиками нос, потом принималась неистово барахтаться у берега, вызывая небезопасное подобие дальневосточного тайфуна.

Пашенька осторожно садился на мелководье и любовно поливал шарообразный живот морской водичкой, лениво жмурясь от белого утреннего солнца.

Проводив их добродушным взглядом, Ольга перевернулась на живот. Прикрывшись томиком Моэма, она таяла под горячими лучами египетского солнца. В голове вертелись события прошлого ноября…

Под утро, когда она чуть живая приползла домой, Олежка угрюмо сидел на чемоданах, ожидая рассвета, чтобы в очередной раз отправиться «на произвол судьбы», то бишь поближе к маминому борщу. Пришлось взять себя в руки и достойно выдержать уготованную ей «сцену», после чего совершенно измотанная Ольга легла спать, а умиротворенный Олежка отправился на кухню.

Через два часа, то есть в половине десятого, она была поднята «по тревоге». Олежка, отпросившийся с работы, священнодействовал на кухне, когда в прихожей раздался настойчивый звонок и на пороге появились… Дубовой в сопровождении Массимо Фандотти.

— А-а, это вы, — не очень-то вежливо приветствовал их Олег, пропуская в квартиру.

— Извините за ранний визит, — оправдывался полковник, — мы к Ольге Николавне.

— Я ничуть не удивлен. В последние полгода к Ольге Николаевне никто, кроме вас, не только не ходит, но и не звонит. Сейчас я ее разбужу. — Скрипнув зубами, он потопал в спальню.

Олег растолкал сонную Ольгу зловещим шипением: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!»

Ольга приоткрыла глаза, от души послала к черту бессовестного Олега вместе с гимном мирового пролетариата и вызывающе повернулась на правый бок. Как вдруг сквозь призрачную дымку утреннего сна она увидела фигуру Массимо Фандотти, благоговейно взиравшего на нее из-за необъятного букета оранжевых роз. Позади итальянца торчал Дубовой, он глупо хлопал ресницами и не знал, куда девать руки.

«И откуда Фандотти узнал, что я люблю оранжевые?» — дивилась Ольга, зарывшись носом в пахучие головки цветов.

— Грацие, синьорита Ольга. Я вам жизнью обязан, — горячо проговорил Фандотти. Изловчившись, он схватил ее за руку и с чувством поцеловал.

— Ну зачем это, синьор Фандотти? — сконфузилась спасительница, от смущения она отбросила цветы и натянула одеяло до самых глаз. — Олег, напои мужчин кофе, пожалуйста. Я сейчас, быстренько. Только оденусь.

Позже, когда они сидели в гостиной, синьор Массимо вручил Ольге заветный конверт, в котором нежно шелестели денежные знаки, и путевку в один из самых дорогих отелей Египта аж на три недели.

— Вам нужно крепко отдохнуть, синьорита Ольга, — твердил он, глаза его сияли, на губах играла блаженная улыбка.

— Макаронник вне себя от счастья, — нашептывал на ухо Ольге Стас. — Его как из камеры выпустили, так он вцепился в меня мертвой хваткой: вези, мол, меня к синьорите Палевой, и точка! Я ему: спит, говорю, твоя сеньорита. А он: вези, она мне теперь, как мать. Вторую жизнь подарила. О, как! А на меня зверем смотрит, — Дубовой покосился на цветущую физиономию Фандотти, — как бы киллера не нанял по мою душу. — При этом полковник громко икнул и одним махом отпил сразу полчашки.

Чуть позже выяснилось, что благодарность Массимо Фандотти простиралась гораздо дальше. Утром следующего дня, когда Ольга чистила зубы, раздался телефонный звонок, и милый девичий голосок порекомендовал госпоже Палевой выглянуть из окна. Извозюканная зубной пастой она высунулась через подоконник и в полном недоумении уставилась на празднично сверкающий «Форд-Эксплорер», украшенный цветными шарами и плакатом «От благодарного клиента!». Автомобиль задорно сигналил у подъезда.

— Вот это номер! — Ольга подавилась мятной кашей и закашлялась.

Подошел Олег. Тихо охнув, он прилип к окну не в силах оторвать глаз от новенького джипа. Минутой позже, придя в себя от пережитого стресса, он наконец повернулся к Ольге и промычал:

— Попробуй докажи теперь, что я женюсь на тебе не по расчету.

— Придется учиться на права, — деловито заявила Ольга и продефилировала в ванную, напевая: — «Где-то за городом очень недорого папа купил автомобиль!»

— Это ты про крестного папу Фандотти? — куснул ее Олежка.

Она пропустила его слова мимо ушей, Ольга отлично понимала подавленное состояние мужчины, подруга которого за две недели заработала джип.

«Бедный Олег, — думала она, — не успел парень пережить оглушительную славу, свалившуюся на мою голову, теперь новый удар — джип от крестника Фандотти».

О славе позаботилась Виктория Трамм, оставшаяся в живых опять же благодаря Ольге. Вика отплатила за спасение по-своему: в прессе появилась серия захватывающих статей о талантливом частном сыщике Ольге Палевой. Журналисты, как стая коршунов, обрушились на растерянную «знаменитость». Ольга, в одночасье ставшая звездой, совершенно не знала, что делать со свалившейся на голову известностью. Олег же советовал ей открыть магазин «Бронежилеты от Палевой».