Страницы олимпийского дневника - Александр Кулешов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много писали о сальто Кубички. Сам он довольно трезво относится к нему: «Мой элемент впечатляет, но он не так уж труден. Я почти не падал на тренировках». Для него сальто — рекламный трюк. «Кубичка — уже звезда в профессиональном ревю в Чикаго, — писала газета „Экип“, — Инсбрук не более чем этап на его пути». Впрочем, Робер Натаф предсказывает в «Франс-суар», что «в 1980 г. в Лейк-Плэсиде фигурное катание войдёт в акробатическую фазу. Медали будут выигрываться на грани равновесия, напряжения, скорости, притяжения. Это будет катание, где царствует риск».
Итак, закончились Игры. Для всех по-разному. Для Елены Водорезовой, этой маленькой девочки, они стали только началом, у неё всё впереди.
А для некоторых наших спортсменов, так блистательно выступавших в Инсбруке, эта Олимпиада может оказаться и последней. Никуда не денешься, у спортивного долголетия тоже есть свои пределы.
Для наших хоккеистов она — очередной этап. Не думаю, чтоб кому-нибудь могла ныне прийти в голову мысль, что советские хоккеисты вдруг да не окажутся олимпийскими чемпионами!
Татьяна Аверина заняла солидное место среди коллекционеров золотых медалей. Не сомневаюсь, она довольна.
Так что с разными чувствами покидали Инсбрук участники. По-разному для каждого закончилась Олимпиада. Для одних вздохом сожаления, для других — облегчения. Для организаторов, например. Всё прекрасно, всё гладко, был снег, но не было террористов, туристов собралось достаточно, чтоб оправдать расходы, но давки не наблюдалось — в Инсбруке и окрестностях пустовало полтораста тысяч запланированных гостиничных мест.
Разъехались собранные со всей Австрии солдаты, полицейские, шофёры, официанты.
Возвратились домой и мы, журналисты.
Покидая олимпийскую столицу, храня в памяти картину американского флага, поднимающегося на флагштоке во время церемонии закрытия в честь Лейк-Плэсида, я представил себе Монреаль, церемонию закрытия летних Игр и советский флаг, который взовьётся там во славу новой олимпийской столицы — Москвы.
Монреаль
1976
МОНРЕАЛЬСКАЯ КРЕПОСТЬ
В добрые старые времена на олимпиадах спортсменов охраняли главным образом от журналистов и охотников за автографами. Особенно охранялась с целью соблюдения высокой нравственности женская часть Олимпийской деревни, куда мужчинам, даже если это был супруг спортсменки, вход был строжайше запрещён. Отмена такого запрета явилась одной из сенсаций монреальской Олимпийской деревни.
Деревни охраняли по-разному: патрули с собаками, дежурные машины, медленно разъезжающие вдоль ограды, высокий забор-сетка. У входа проверяли удостоверения, иногда довольствовались значком. Журналисты старались перехитрить бдительных стражей.
А потом был Мюнхен…
И с этого момента организаторы очередных олимпиад крепко задумались: как оградить игры от возможных происшествий? Уже в Инсбруке мы наблюдали строжайшие меры безопасности. Но не сравнить масштабы зимних и летних олимпиад!
О том, что Монреаль во время Олимпийских игр будет похож на фронтовой город, что около 23 тысяч человек, в том числе 16 тысяч солдат, сотни машин, мотоциклов, катеров, вертолётов будут обеспечивать охрану Игр, что самые совершенные приборы — скрытые телекамеры, рентгеновские щупы, замаскированные машины, электронная сигнализация, наконец, ультрасовременные средства связи будут пущены в ход, — было известно ещё задолго до Игр. Организаторы прямо предупредили участников и гостей: будут драконовские меры безопасности, нравится не нравится, а нам важно, чтобы ничего не произошло.
И действительно, не успел наш самолёт приземлиться в монреальском аэропорту Мирабель, как мы уже воочию убедились в том, что канадцы не собираются шутить по части безопасности, и убеждались в этом позже на каждом шагу.
Всё время, пока самолёты оставались на лётном поле, вокруг стояло оцепление. Необычной формы автобусы, напоминавшие некие инопланетные вездеходы, перевозившие олимпийцев от самолётов к зданию аэропорта, эскортировались полицейскими машинами. Да и в автобусах, в которых участники Игр следовали к местам тренировок и соревнований, неизменно сидели по два солдата с карабинами в руках.
О том, как охранялась Олимпийская деревня, рассказывалось в печати, особенно в зарубежной. Остановлюсь на этом поподробней.
Деревня состояла из двух частей: международного центра, в котором размещались кинотеатр, магазины, выставки, кафе, эстрады для выступлений артистов, различные службы, банки, фотоателье, филиалы штаб-квартир международных федераций по всем видам спорта, представленным на Играх, и собственно деревни, по существу, двух гигантских домов-пирамид, знакомых всему миру по фотографиям и телепередачам.
Чтобы попасть в эти заповедники, нужно было или иметь специальную аккредитацию, о которой говорилось выше, или пройти сложную процедуру получения заранее заказанного руководством делегации пропуска. При входе в международный центр и при переходе из него в саму деревню все — и гости, и обитатели — подвергались обыску, весьма тщательному. Исключений не делалось ни для кого. Передо мной газетная фотография: полицейский добросовестно обследует с помощью своего электронного щупа премьер-министра Канады П. Трюдо, прибывшего осмотреть Олимпийскую деревню.
По всему периметру она была окружена высокой решёткой, за ней внутри деревни через каждую сотню метров стоял солдат с винтовкой, а через равные промежутки располагались сторожевые посты в специальных будках со стёклами из затемнённого стекла. Там сидели связисты у телефонов и наблюдатели.
Скрытые телекамеры крепились на столбах, на зданиях деревни. А по её улицам, по коридорам домов, в холлах, в бесчисленных помещениях международного центра, на балконах и террасах, у всех внутренних входов и переходов стояли, сидели и ходили солдаты с карабинами, полицейские с пистолетами и дюжие молодцы в штатском со значком на груди, на котором было написано: «Служба безопасности».
Как я уже упоминал, аккредитационное удостоверение являлось эффективной мерой безопасности. Отсутствие или утеря его начисто лишали человека каких-либо прав.
Удостоверения проверялись крайне тщательно. Все контролёры внимательно разглядывали их. Попытки, скажем, тренера или журналиста подойти к сидевшему в другом секторе своему руководителю делегации хотя бы на несколько секунд мгновенно пресекались. Каждой категории предназначались строго предусмотренные места, входы и выходы. При этом, если обладатель более высокой категории хотел сесть на места, предназначенные для более низкой, или войти через другой вход, его вежливо, но твёрдо возвращали на его место.
Замечу, что подчёркнутая вежливость вообще отличала весь огромный персонал контролёров, охранников, служителей, распорядителей, переводчиц, одетых в жёлтые, бежевые, красные и другие униформы.
Вежливость и твёрдость, переходившие порой, скажем прямо, в ненужное, а порой и просто тупое упрямство.
Частенько можно было наблюдать, например, такую картину. На турнире по борьбе на ковре, расположенном в противоположном от мест, отведённых для тренеров, конце зала (а ковров было четыре), шли схватки. И тренер одного из боровшихся спортсменов, естественно, стараясь быть рядом, ненадолго пересаживался поближе к этому ковру — на места, предназначенные для свободных от соревнований спортсменов (но не для тренеров). Не успевал он сесть, как к нему немедленно подходила улыбающаяся девушка в жёлтом костюме и вежливо просила покинуть этот сектор. Тренер упрямился. Девушка настаивала, он объяснял, что здесь его борец, что он пересел лишь на несколько минут, но девушка так же вежливо и настойчиво стояла на своём. К ней на помощь приходил молодой человек в бежевом костюме, и оба просили тренера вернуться в свой сектор. Он умолял оставить его на три, на две, на одну минуту! На ковре напряжённейшее положение, может быть, решается судьба схватки, а то и медали, но контролёры непреклонны. Молодой человек вынимал карманную рацию, и через мгновение возникал полицейский в чёрной форме с тем же требованием покинуть сектор — всегда вежливо, никогда не позволяя себе коснуться нарушителя рукой. Если не помогало и это, появлялся представитель королевской конной полиции (так по старинке называется в Канаде до сих пор федеральная служба многоцелевого назначения, в том числе государственной безопасности) в зелёной форме, и уж тут ничего не оставалось делать.
Порой всё это носило даже несколько комичный, абсурдный характер. Помню, например, как мне разъяснили, когда я пришёл на Олимпийский стадион со своей аккредитацией «Д», что сидеть мне полагается в секторе «Д», а вот входить туда почему-то через вход «С». И в конце концов, приставив ко мне специального распорядителя, повели кружным путём через вход для особо важных гостей, на что ни на каком другом спортивном сооружении мне моя аккредитация права не давала.