Мир юных - Крис Вайц

Спрашивает всерьез.

– Нет, конечно, – удивляюсь я. – Ты что, никогда тут не была? Родители не водили?

– Нет! – Пифия смеется. – Они были слишком заняты.

– Заняты? В смысле, работали каждый день?

– Ну да, каждый день. – Теперь удивлена она, словно с дурачком разговаривает. – Нужно же было платить за еду, школу и остальное.

– Я думал, ты училась бесплатно. Твой отец ведь преподавал.

– Бесплатного ничего не бывает, – опять смеется Пифия. – Вы, богатенькие детки, этого не понимаете.

Никогда не считал себя богатым. Видимо, все относительно. Вот Пифия, например: ей пришлось привыкать к жизни в чужой среде, к незнакомому языку, тяжело трудиться с утра до ночи, а ее игнорировали.

– Прости, – говорю я.

– За что?

– За то, что не общался с тобой раньше.

– Заметано.

Она протягивает мне здоровую руку, я ее пожимаю.

За водой начинается небольшой подъем. Пока мы взбираемся к восьмиугольному сооружению, от усталости у меня начинают болеть икры.

За красно-белыми полосатыми стенами из кирпича, под зеленой металлической крышей темнеет старая карусель – точно сошла сюда из книжки «Над пропастью во ржи». Железные решетчатые ворота заперты на навесной замок. Мы возбужденно крутимся около здания, разглядываем лошадок, застывших в мучительном лакированном рывке.

В сплетении веток напротив, за грязными серебристыми зеркалами я вижу Кэт, она напряженно вглядывается сквозь решетку. Кэт мне подмигивает, и ее рот кривит странная улыбка.

Я отворачиваюсь, смотрю по сторонам. Вдали на фоне подлеска проступает какое-то мутное пятно. Пора уходить.

За зеленым лугом Шип-Медоу – когда-то здесь отдыхали люди, а сейчас все поросло высокими сорняками – выскакиваем на террасу Вифезды. Величественные каменные ступени спускаются к заболоченному фонтану с ангелом. Бежим дальше, между большим озером с лодочной станцией слева и прудом поменьше справа.

Мысли уносят меня в детсадовское детство: лето, я карабкаюсь на памятник Алисе из Страны Чудес, ладошки чуть ли не шипят на гигантском бронзовом грибе, раскалившемся от солнца. Как по волшебству, на площадке начинают раздавать брикеты мороженого – на пробу. Это нежданное счастье отодвигает в сторону мамин запрет на сладости. Нам с Вашингом даже добавка перепала. Облизав с пальцев тягучий шоколад, мы вприпрыжку мчимся к пруду. Там идут гонки парусных моделей. Одни корабли массивные и неповоротливые, другие – изящные, со множеством деталей. Высокий бородатый дяденька разрешает нам порулить его парусником. На радостях мы так бешено крутим переключатели на пульте, что восхитительное судно с треском врезается в берег. Дяденька смеется и говорит: «Ничего страшного». Дома мама вечером читает нам книжку «Стюарт Литтл» – про умного мышонка, который плавал на том самом пруду и сумел выбраться из бумажного пакета с помощью карманного ножика.

Я прошу подарить мне карманный нож на день рождения, но мама отказывает. Начинаю подвывать, а Вашингтон заявляет, что для ножа я еще слишком маленький. Я возмущаюсь: раз Стюарт Литтл не маленький и к тому же мышонок, я уж тем более большой!..

За прудом вновь начинается подъем. Идем по узкой каменистой дорожке. Внезапно я замираю.

– Стоп!

Впереди, на высоком камне, кто-то есть, там притаилась лоснящаяся гора напряженных мышц.

– Ты чего? – шепотом спрашивает Питер.

– Черт, зверь какой-то! Вроде пантера. Вон там.

Донна прищуривается и тоже замечает.

– Боже! – ахает она и сердито смотрит на Кэт, будто та во всем виновата.

Небо постепенно светлеет.

– Надо идти, – говорю я.

Донна вскидывает карабин, выравнивает дыхание и стреляет в огромную кошку.

Раздается гулкое «дзынь». Пантера и ухом не ведет.

Я смеюсь и иду к ней.

– Ты куда? – ужасается Донна.

Но мне не страшно. По камням подхожу ближе и стучу прикладом по бронзовому изваянию пантеры. Оно тихо гудит в ответ.

– Пошли! – зову ребят.

Веду их под мост, дальше вокруг холма к большому зданию, выдающемуся в парк. Перед нами высится стена из темно-синего стекла, разделенная на секции.

– Сюда, – говорю я.

Донна

Мы у тыльной стороны Джефферсонова рая, музея «Метрополитен».

Разбиваем окно. Конечно, прострелить его было бы круче, однако с таким стеклом этот номер не проходит. Я пробовала. В результате – махонькая дырочка и потраченная зря пуля.

Вдвоем с Джеффом бьем стекло ногами и прикладами, оно рассыпается в крошку, но не падает: будто тысяча кристалликов, наклеенных на прозрачную пленку, будто чешуйчатая кожа. Снимаем его, как кожуру с банана.

Зал под скошенной прозрачной крышей напоминает пещеру. Кругом высятся тощие тотемные столбы из дерева; на полу в стеклянных кубах – маски и статуи, грубо высеченные, уродливые. В центре с потолка свисает что-то типа крыши из деревянных щитков, под ней длинное узкое долбленое каноэ. На стенах тяжелые деревянные фигуры – перекошенные от ярости тела, странные нечеловеческие позы.

Джефферсон. Пойдемте. Отдохнем в музее до ночи. Я тут все знаю.

Он решительно ведет нас по галереям. Еще бы, попал в свое любимое место! Похоже, топает к какой-то цели. Странно видеть его таким уверенным, обычно Джефф пребывает в сомнениях. Типа: «А не обидится ли правая дверь, если я выберу левую?»

Проходим огромный зал, набитый римскими прибамбасами, бюстами красоток с лохматыми прическами и красавцев без носа. Еще один зал со всякой античной всячиной. Мраморные скульптуры, большие черные супницы из глины, по которым водят хороводы нарисованные люди. Кое-какие витрины поменьше разбиты, в них пусто. По затемненной галерее проскальзываем в музейный холл: он высотой этажа в два; вверху по кругу идут балконы.

Вдруг раздается рев – похоже на стон ломающегося дерева. Мы примерзаем к полу. Мое тело будто перенеслось на сто тысяч лет назад, все инстинкты вопят от страха: «Тебя сейчас съедят!»

Рык громче. В конце галереи появляется нежно-желтая глыба чего-то замусоленного, перемазанного грязью и кровью.

Я в ужасе пячусь и вскидываю карабин. Нажимаю на спусковой крючок и одновременно слышу выстрелы остальных.

Чудовище неуклюже идет на нас, расшвыривает тяжелые статуи, как магазинных манекенов. Они летят по полу, бьются. Пули откалывают от мрамора осколки. То ли мы совсем безрукие, то ли медведь такой отважный, но остановить его не удается. Он все ближе и ближе, мы не выдерживаем, бежим.

Впереди снова Джефферсон, мчим под лестницу, заскакиваем в сумрачную комнату со средневековым добром. В центре – большая каменная штука вроде беседки; безголовые бюсты, увешанные драгоценностями; статуя женщины с младенцем (Иисусом, надо понимать). В стене витражные окна, но свет через них не проходит, они мутные и темные.

Следующий зал больше по размеру, окна под потолком пропускают солнечный свет. Кругом скульптуры и таблички, а самое главное – заднюю часть помещения отгораживает высокая декоративная решетка с распашными воротами. Мы влетаем в «клетку» и подпираем ворота тяжелой каменной статуей.

Медведь вваливается в галерею. Джефферсон с Кэт открывают огонь, грохот больно бьет по ушам. Я жму на спусковой крючок карабина, пока не раздается тихий щелчок. Кончились патроны.

Медведь скрывается в боковой арке, теперь нам его не видно. В голове гудит, но я отчетливо слышу хриплое дыхание – кажется, громадина подыхает. По полу с металлическим звяканьем танцуют стреляные гильзы, и наступает тишина.

– У меня пусто, – говорит Джефферсон и вынимает магазин из винтовки.

– Аналогично, – отвечает Грудастая.

Вдруг сбоку выскакивает медведь – на удивление быстро для такой туши, – кидается на решетку, выкручивает и грызет железные прутья. Морда злобно косит на нас, с желтых зубов длиной в палец капают слюна и кровь.

Питер стреляет из «глока», пули со свистом бьют по решетке, отсекают чудовищу ухо. Медведь ревет и протискивается сквозь прутья. Джефферсон выхватывает меч, делает взмах, но мохнатый кошмар одним рывком вваливается в нашу «клетку».

Джефферсон. Быстро сюда!

И выпихивает меня в дверь.

Мчим через комнаты с тканевыми стенами, с элегантной деревянной мебелью, с портретами кавалеров и дам в нижних юбках и корсетах. За спиной – грозный рык, лязг металла.

Наконец вбегаем в длинный зал, светлый, просторный. С потолка свисают пышные знамена. Посредине замерли на полном скаку конные рыцари в доспехах и с пиками в руках.

Джефферсон бросает взгляд по сторонам, подходит к облюбованной витрине и разбивает винтовкой стекло. Достает железный щит, вешает на руку. Выдергивает из ножен меч, который лежал рядом. Пифия по его примеру хватает длинный кинжал.

Значит, грабим выставку? Ладно, вооружимся для встречи с медведем. Питер находит длиннющий меч. Умник снимает со стены жуткое на вид копье, Кэт выбирает копье еще страшней, с крюком на конце – на такой еще мясо подвешивают. Я предпочитаю боевой топор, похожий на короткую алебарду.