Кровавый передел - Сергей Валяев

Девушка простила меня, дурака, хмыкнула:

— А муж — объелся пирогов. С мухоморами. И уехал в Париж.

Какое счастье, промолчал я. Счастье, что я не оказался на его месте. Я всегда знал, что смерть от грибов самая отвратительная и мучительная. Только не подозревал, что с мухоморами в недрах желудка можно отправляться служить на Елисейские поля. Ну, как говорится, у каждого свой пирог на обед да соус-провансаль с осетринкой в галантире.

Нам с Аней повезло. Погода была чудная. Когда мы приехали на свою малую Родину, то встретила она нас ещё живым, золотистым цветом поздней осени. Воздух был холоден и прозрачен. Речка Смородинка, озябшая от дождей и ночей, тихо несла свои прохладные воды в далекий, невидимый Океан. По рыжим кустам бегал радостный Тузик, патриот своей губернии. Я и Аня сидим на берегу.

Когда-то здесь мы встретились впервые. В другой, кажется, жизни. Теперь мы сидели на берегу новой жизни и смотрели на праздничное увядание природы. Природа умирала, чтобы снова возродиться.

Я вытащил из отцовской куртки металлический, сплющенный мной предмет и бросил его в речку. Это был радиопеленг, обнаруженный, как я и предполагал, в моей старенькой, зековской куртенке.

— Кажется, Феникс улетел в теплые края? — предположила Аня. — А я хотела на него купить тушенки… Гору тушенки…

Из мокрых кустарников одобрительно тявкнул Тузик, защищающий свои собачьи интересы. Я же разлепил кулак — на ладони покоился алмазный камешек. Аня ударила по ладони, и Феникс, искрясь на слабо-теплом солнышке, упал в ещё изумрудную траву-мураву. Мы с Аней посмотрели окрест, переглянулись от единой мысли — алмаз и вправду выглядел пустой стекляшкой в сравнении с великой, вечной и непобедимой природой (хотя и сам являлся частицей этой природы).

И трудолюбивый дедок-оппозиционер Евсеич был абсолютно прав, обменяв стеклянную пустышку на верную и надежную бутылку первача из табурета.

ЗОМБИ НА ПРОГУЛКЕ

Я просыпаюсь в странной тишине. Потом понимаю — снег; он, падая за окном, заглушает все звуки улицы. Зима наступает на город, как долгожданная армия победителей. Я ежусь, вспоминая снега и морозы на лесоповале. Ууу, это были такие лютые морозы, что иногда казалось, вот-вот из глаз выпадут промерзшие, ртутные зрачки.

Я протираю глаза и вижу груду книг. На столе и под. Проклятие! Лучше мне вернуться на лесоповал и там рубить деревья в злые холода, чем заниматься черт знает чем. Чем же?

Неделю назад, когда я заскучал от безделья и осенней мороки, меня посетил полковник Орешко. С чемоданом книг. И бутылкой коньяка. Я ему обрадовался, и мы выпили за будущего м.н.с. (младшего научного сотрудника). В моем лице. Чемодан книг, по уразумению моего приятеля, должен был поднять мой научно-интеллектуальный уровень до таких высот, чтобы наша Акция не провалилась сразу. После первого же вопроса. Допустим, такого:

«Будьте любезны, назовите, пожалуйста, количество информационно-энергетических оболочек вокруг человеческого индивидуума».

И что же я бы ответил без предварительной подготовки?

«Количество оболочек, профессор, прямо пропорционально количеству влитых в индивидуум литров, профессор!..»

И бесславный провал. Так что остается только учиться, учиться и учиться, как завещал великий инквизитор своего народа гражданин Ульянов. Вспомнив этот боевой призыв, я порылся в чемодане и содрогнулся: похожие на кирпичи учебники физики, математики, психологии, парапсихологии, психотерапии и прочие ждали меня, как разбойник темной ночью ждет честного путника.

Мне сделалось дурно: нужны годы для того, чтобы только пролистать эти многотонные труды человеческого разума! Однако полковник на генеральской должности был непреклонен: надо, Алекс! Разумеется, если мы желаем досконально разобраться в истории свободных полетов партийных казначеев из окон и с балконов. Я был вынужден согласиться: история, конечно, интересная, но не проще ли взорвать к е'матери известный уже нам Объект имени красного кавалериста Семена Буденного? Мой друг возражал: взорвать к такой-то матери всегда успеем; требуется узнать, что будем поднимать в светлую даль неба. С такой логикой трудно было не согласиться. А вдруг мы ошиблись в своих грязных домыслах и не существует вовсе никаких зомбированных индивидуумов? Есть только добровольный выброс тел за борт жизни.

Словом, смысл нашей с Орешко Акции заключался в том, чтобы проникнуть на закрытую территорию санатория. Проникнуть мне в качестве м.н.с. Для этого внедрения необходимы были серьезные рекомендации специалистов и некоторые знания в вышеупомянутых областях науки.

И пока я, как последний дурак, изучал проблемы, связанные с психикой человека (при этом моя собственная психика неимоверно страдала), Орешко обязался найти ход в этот клятый центр по подготовке трупов.

Признаться, я не слишком усердствовал. Мои мысли были заняты совсем другим. Чем? Верно, девочкой Аней. После нашей неожиданной поездки на малую Родину, в деревню Смородино, девушка заявила, что отправляется к супругу-дипломату в Париж, чтобы потребовать… развода! Вероятно, я произвел на Аню неизгладимое впечатление. Я попытался отговорить свободную гражданку России от опрометчивого шага: а)я — не дипломат; б)у меня собачья, опасная работа; в)я должен оставаться один, чтобы врагам невозможно было взять меня за горло (и за другие части тела).

На это Аня отвечала: а) ей осточертели дипломаты, они импотенты во всех отношениях; б) о её существовании никто не будет знать; в) следовательно, я буду один. Как бы.

Мне пришлось сдаться. Женщины что гири на ногах каторжника: носи всегда с собой. Мы провели три сумасшедших дня и три веселые ночи в доме, где я когда-то посмел родиться, и засобирались в столицу. Меня ждала работа, Аню — Париж. Впрочем, помню, я удивился:

— А зачем тебе, родная, в эту занюханную деревушку? Подожди супруга, сам вернется…

Ан нет! Оказывается, дипломат-муженек по фамилии Кулешов уехал на год. И с нетерпением ждет жену. Вместе с тещей, которая тоже хочет погостить с месячишко на берегах Сены. Проблему решить надо сразу: был муж — и нет мужа. А кто есть? Есть я. В качестве кого, дорогая? В качестве милого сердечного друга. На это я согласился и подарил милой сердечной подружке алмаз Феникс. Подарил как бы. Потому что вроде этот камень принадлежал всему трудовому народу. Но если поделить Феникс на всех, то получится лишь алмазная труха. Это первое. И второе: да, четырехмиллионнодолларовая безделушка принадлежала стране, однако страна разваливалась, как карточный, извините за банальное сравнение, домик, и чьим стало алмазное достояние вопрос из вопросов. И мы с Аней решили, что до лучших времен пусть алмазная птичка понежится в хрустальной клетке. То есть в Анином доме висела добротная, старая люстра из хрустальных гроздьев, туда мы и решили упрятать нашу птичку. Только последний идиот сумеет догадаться о столь ухищренном способе хранения ценных предметов.

Не знаю, верно ли мы поступили с Аней, но в том, что Феникс для меня как неудобная грыжа, сомнений нет. И вырезать надо, и жалко! Впрочем, эта птичья проблема не самая существенная. В контексте исторических катаклизмов, сотрясающих наше общество.

Меня волнуют две проблемы: подготовка вторжения на вражескую территорию им. С.М.Буденного и девочка Аня. От неё уже долго нет известий. Неужели ревнивый муж заточил жену в замок на острове Иф? Нехорошо. Можно получить костоправный удар в дипломатическое мусало.[64] От милого сердечного друга. В моем лице.

Да, куда проще смазать по морде недоумку, чем корпеть над учебниками. Это аксиома. Только недруг мой далеко. А не купить ли мне билет на самолет? И улететь в запендюханный туристами городишко. Чтобы встретить там сердечную подружку и погулять по легкомысленному Монмартру!

Увы, мои мечты прерваны появлением Деда-Мороза. Или заснеженного полковника Орешко. Без елки и Снегурочки. Но с новостями. По его сведениям, интересующий нас Объект находился под официальным патронажем 4-го Управления Министерства здравоохранения, являясь, вероятно, лишь видимой частью лечебно-профилактического айсберга. По всем признакам, существует некий сверхсекретный Центр-лаборатория, где занимаются проблемами создания психотропного оружия. Оружия, способного запрограммировать человеческую особь на те или иные действия. Кто и как этим недобрым делом занимается, нам и предстоит узнать.

— И это все? — удивился я.

— А тебе, дружище, этого мало? — в свою очередь удивился полковник на ефрейторской должности.

— Мало! — возмутился я. — Я здесь сижу, как гиббон на дереве, а меня кормят сведениями, которые известны любому пройдохе журналисту!

Орешко съехидничал: да, я похож на гиббона, однако это не дает мне права орать нечеловеческим голосом. Это раз. И два: очевидно, Центр находится под колпаком у ПГУ.