Камуфлет - Антон Чижъ

Выдержка и спокойствие — лучшие друзья чиновника полиции в опале.

Так что Родион Георгиевич позволил себе легкую усмешку:

— Дознание, говорите? Мою жену и кухарку арестовала «охранка», детей отдали в приют, меня обвиняют, что это я обстругал «чурку». Ну, как вам такое дознание?

— Я в это не верю.

— Спасибо и на том. Кто назначен замефать?

Джуранский нервно одернул сюртук и заложил руки за спину:

— Господин начальник сыскной полиции назначили своим временным заместителем меня.

Поздравлять бывшего подчиненного коллежский советник не стал, но незримым изменениям в образе «железного ротмистра» нашел простое объяснение. Даже временная должность с полномочиями меняет человека. Даже железный характер прогибается. Какая жалость, ей богу!

— Рад, что сыск в надежных руках, — как ни в чем не бывало, заявил Ванзаров. — В таком случае профу вас, как исполняюфего, разрефить мне забрать кое-какие документы.

Ротмистр дернул усиками:

— Это невозможно. У меня четкий приказ. Простите.

— Один нескромный вопрос: до получения новой должности, успели напечатать текст, который я диктовал, и получить справку из адресного стола?

Джуранский вздохнул обиженно:

— Зря вы так, Родион Георгиевич, я же не виноват… меня назначили…

Бывшему начальнику ротмистр протянул пачку листков: подметное письмецо было распечатано на разных машинках. От руки же составлен список всех Морозовых столицы.

Августа 8 дня, два часа, +23 °C

Николаевский вокзал Николаевской железной дороги, Знаменская площадь, 2

Главный вокзал столицы волею императора, имя которого и носит, располагается невдалеке от Песков — части города более известной дешевыми проститутками. Купцы, приезжающие из первопрестольной, могут вкусить свободной любви, не уходя далеко от поезда.

Прочие пассажиры торопятся скорей добраться до ближайших гостиниц или меблированных комнат, отчего привокзальные извозчики дерут с них втридорога.

Господин, только что сошедший с московского скорого, топтался на перроне в нерешительности. Шел то в одну, сторону, то возвращался. То снимал изящную шляпу, то излишне тщательно устраивал ее на голове. Было заметно, что молодой человек полон смятения и противоречивых чувств. А быть может, ожидал кого-то. При этом багажа у него имелось всего-то два места.

Носильщик-татарчонок, подхвативший поклажу, измаялся ожиданием.

— Барин, давай, айда? — тоскливо канючил он.

— Ах, оставь! — Молодой человек томно махнул ручкой. — Ты несносен! Он должен прийти! Он должен увидеть, как я страдал! Он все поймет, он такой великодушный! Я буду стоять на перроне… Одинокий, в ужасных клубах паровозного дыма… И он вернется…

Носильщик решил про себя, что господин хороший уже с утра заложил, а всего вернее буйный, лучше убираться подобру по здорову. Не долго думая, мальчишка скинул кофр с портпледом и бросился наутек. Но как назло въехал в живот постовому железнодорожной полиции, обходившему владения. Татарчонок был немедля поднят за шкирку и строго допрошен. Выяснилось, носильщик не безобразничает, а спасается бегством от сумасшедшего.

Полицейский Ердюкин проявил интерес к господину, подпрыгивающему на одном месте, отдал честь и попросил паспорт, каковой должен находиться у каждого путешествующего.

— Уйдите, не до вас, — ответил нервный молодой человек. — Ну, почему он так опаздывает, нехороший… О Боже, миллион терзаний!

Вахмистр оглядел пассажира: вроде не велика птица, чтобы так отвечать лицу при исполнении. Телом же худ и тщедушен, подмогу свистеть стыдно, справится в одиночку. А потому Ердюкин решительно скрутил строптивцу руку и, не обращая внимания на нескончаемые протесты, поволок устанавливать его личность в дежурную часть.

Августа 8 дня, начало четвертого, +23 °C

Здание министерства внутренних дел, Набережная реки Фонтанки, 16

В Департамент полиции, как и в прочие важнейшие министерства, можно зайти запросто с улицы. Как не странно, Военное министерство, Адмиралтейство, Финансов и даже, страшно сказать — Просвещения, не имели особой охраны на входе. Ну, можно ли считать охраной пожилого швейцара, впускающего посетителей!

Ванзарову это было на руку. Приказ Филиппова здесь не действовал. Родион Георгиевич раскланялся и прошел. Поднявшись на третий этаж, обнаружил дверь лаборатории Лебедева закрытой наглухо. Какой-то чиновник сообщил, что господин криминалист срочно отбыл в Медико-хирургическую академию.

Что делать теперь? Сотрудников отняли, филеров больше нет, скоро в участках будут знать, что коллежский советник отстранен. Дурные вести летят впереди нас, а исполняются с охотой и удовольствием.

И ни одной зацепки.

Шрифты пишущих машинок Управления и Казанского участка доказали полную свою непричастность. А список Морозовых теперь бесполезен. Во-первых, искать следовало уже не Морозова, а Ленского, хотя с тем же успехом можно гоняться за Онегиным — фамилия явно вымышленная. А во-вторых, даже одного подходящего Петра Николаева Морозова не нашлось: или старше, или младше, или вовсе почетный купец, домовладелец да церковный староста. Судя по всему, у юноши только имя было настоящим. Но как сыскать Петра в Петербурге?! А где искать убийцу Меншикова и прочих содалов?

Еще приятный вопросик: откуда взялись конечности? Вряд ли Модль пойдет на грубую фальшивку, отпилив в ближайшем морге парочку рук. Видимо, они принадлежат «чурке». То, что голову не нашли, как раз и подтверждает эту версию. Но вот загвоздка: как могли обнаружить их утром в понедельник все сразу, если «чурку» возили в субботу? Не пролежали бы они двое суток да по жаре, запашок-с указал. Следовательно, куски тела разбросали нынче ночью. Было как раз прохладно.

Тогда другой вопрос: как об этом узнала «охранка» раньше участков? Допустим, Шелкинг смертельно обиделся и сообщил «куда следует» о безымянном трупе. Но про обрубки-то не мог! Выходит, Модль знал, где искать, или его предупредили. Неужели, среди содалов у него информатор? Верится с трудом. Видать, господа из «Первой крови» разыграли двухходовую партию. Ход первый: сыскная полиция обнаруживает торс, второй — «охранка» находит все остальное. А уж лбами столкнутся сами. Что остается? Искать случайные совпадения.

Родион Георгиевич спустился на этаж и вошел в канцелярию.

Как и полагалось рядовому чиновнику, который никогда не станет начальником департамента, господин Берс корпел над бумагами. Переписывал и сверял. Тень над столом выросла так внезапно, что коллежский асессор поставил кляксу.

— Родион Георгиевич? — с глубочайшим удивлением произнес он и тут же схватился за сердце. — Что с Антониной?!

Ванзаров уверил, что с племянницей все в порядке, если она не выходила из дома. Во всяком случае, пока.

Берс подбежал к графинчику, налил полный стакан и осушил до дна. Повадка пить залпом воду выдала в нем раскаявшегося пьяницу.

— А я уж решил — все… Пришли сообщить… — Николай Карлович держался за сердце.

— Рад, что поняли, какая опасность нависла над барышней, — с мрачным пафосом проговорил Родион Георгиевич и усилил эффект, значительно кашлянув. — В вафих силах предотвратить беду.

— Что я должен делать? — подскочил Берс.

Ванзаров выдал со стола чистый лист и приказал немедленно обойти все пишущие машинки в Департаменте, напечатав только одно слово — «аякс», причем прописными буквами. На вопросы отвечать, что поручено проверить, чисто ли содержатся дорогие аппараты.

Николай Карлович быстро вернулся с листком, на котором красовалось шесть одинаковых имен. Родион Георгиевич одолжился лупой и внимательно рассмотрел. Характерных засечек на букве «а» не обнаружилось, впрочем, и другие буквы не совпали.

— Проверили все мафинки? — строго спросил коллежский советник.

Берс готов был поклясться на полном собрании сочинений Габорио, что обошел каждую лично.

Дальнейшее требовало уединения. Ванзаров предложил отойти в коридор. Убедившись, что лишних ушей нет, тихо спросил:

— Слыфали среди друзей князя имя «Петр Николаевич Морозов»?

Берс подумал и признался, что не знает такого.

— А Ленский Петр Александрович?

Берс несколько удивился:

— Спрашиваете об этом меня?

— Почему я должен знать?

— Но ведь он же бывает у вас в доме, то есть на даче!

— Николай Карлович, сегодня плохой день для шуток…

— Господь с вами, какие шутки! Его и Софья Петровна изволят принимать, и в нашем доме он, конечно, бывает. Дачная жизнь располагает, хотя я стараюсь не влезать в жизнь молодежи…

— Откуда знаете мою жену? — с нежданным ожесточением накинулся коллежский советник.

Берс пугливо отшатнулся:

— Позвольте, что тут такого? На даче живем по соседству, захаживаем в гости… Вы не любите летние разговоры, посиделки на веранде под зорьку, и все такое, я и не смел намекнуть… Вот и сейчас сердитесь…