Тора для атеиста - Эмиль Айзенштарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как говорят еврейские мудрецы: «У Торы, как у драгоценного камня, семьдесят граней и все правильные».
10. БЕХУКОТАЙ
«Бехукотай» — «По установлениям».
И сказал Господь: «Если по установлениям Моим будете вы поступать, и заповеди Мои соблюдать, и исполнять их, то дам Я вам дожди вовремя, и земля даст урожай свой и деревья полевые дадут плод свой… И будете есть хлеб свой досыта, и будете жить спокойно в стране вашей. И установлю Я мир в стране, и когда ляжете, никто не будет вас тревожить…
И будете вы преследовать врагов ваших… И пятеро из вас будут преследовать сто человек, а сто из вас будут преследовать десять тысяч, и падут враги ваши перед вами от меча…
А вы будете Моим народом. Я Бог Всесильный ваш, Который вывел вас из страны Египетской, чтобы не быть вам у них рабами, и сокрушил Я ярмо ваше и повел вас с поднятой головой.
Но если не послушаете Меня и не будете исполнять все заповеди эти, и если установлениями Моими пренебрегать будете, и если законами Моими возгнушается душа ваша, то оставлю все Мои дела, чтобы воздать вам по заслугам. И будете поражены врагами вашими, и будут властвовать над вами ненавистники ваши, и побежите, хотя никто не будет гнаться за вами…
И ПОРАЖУ Я ВАС ВСЕМЕРО ПРОТИВ ГРЕХОВ ВАШИХ…
А ВАС РАССЕЮ МЕЖДУ НАРОДАМИ…
И вселю Я робость в сердца ваши, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим. И погибнете среди народов. А оставшиеся из вас будут страдать за вину отцов своих…
И тогда признаетесь в провинности своей и в провинности отцов своих, которые изменили Мне и шли Мне наперекор…
И тогда покорятся непокорные ваши сердца, и тогда искупят они вину свою. И Я вспомню союз Мой с Яаковом и союз Мой с Ицхаком, и союз Мой с Авраамом, и страну вспомню…
И когда опомнишься ты и вернешься в город Мой, Я возвышу тебя и укреплю мышцу руки твоей, и от одного из вас тысячи врагов побегут. А теперь пойди и пропой эту песню другому. Чтобы не говорил: «Я не делал этого, потому что не знал». Нет, теперь ты знаешь, и значит вся ответственность на тебе».
В предисловии мы уже говорили о том, что эту библейскую истину можно поверить документом. Например, стенографическим отчетом военного губернатора Палестины перед лицом свежего пополнения офицеров колониальной службы.
Я хочу повторить это еще раз для того только, чтобы нам было легче окунуться в историю кошмарного падения нашего народа.
Губернатор сказал тогда: «Джентльмены, над Британской империей никогда не заходит солнце. Управлять такой махиной при помощи одной лишь военной силы невозможно. Поэтому каждый офицер колониальной службы должен быть не только военным профессионалом, но еще и психологом, социологом, желательно полиглотом и т. д. Он должен знать и понимать смысл поведения и мотивации тех народов, среди которых протекает его служба. Так мы знаем, что сикхи отважны, китайцы хитры, арабы взрывчаты и т. д. Но здесь, на этой земле, мы встречаем еще один народ — это евреи.
Господа, во время гражданской войны в России я был прикомандирован к штабам антибольшевистских вооруженных формирований. Я видел жестокие еврейские погромы, когда громилы врывались в еврейские подвалы, где бледные молодые люди, густо присыпанные перхотью с длиннющими пейсами, заплетенными в косички, при слабом свете сальных свечей изучали какую-то мудрость, нарисованную квадратными буквами в старинных книгах. Бандиты насиловали их жен и сестер, убивали родителей, а молодые люди не сопротивлялись. Наоборот, они падали на живот и целовали сапоги бандитам — вымаливали свою жалкую жизнь. Джентльмены, это было омерзительное зрелище. С таким представлением о евреях я возвратился в Лондон и здесь получил направление в Палестину. Через несколько месяцев к этому берегу начали швартоваться большие транспорты, на которых прибыли тысячи этих золотушных юношей из России. Но едва их нога касалась этой земли, они изменялись неузнаваемо. Где-то через месяц они сбривали пейсы, надевали голубые рубашки и брали в руки оружие. И нет на земле солдат страшнее их»!
Вот как это закончилось.
А как начиналось?
Итак, 7-го апреля 1903 года разразился знаменитый кишиневский погром.
Как пишет В.Жаботинский: «В Кишиневе история подвергла перерождающееся гетто большому испытанию, страшному экзамену на зрелость. И перерождающееся гетто провалилось на испытании жалостно, постыдно и ужасно. Его дети оказались еще не подготовленными к открытой борьбе; у них еще не нашлось ни отваги для отпора, ни гордости для того, чтобы скрестить руки и ждать смерти на пороге своего дома».
Смутное чувство, сложное, непонятное, овладело при вести о Кишиневе всеми еврейскими сердцами в огромной России. Это не было простое чувство горя. В глубине этого чувства таилось еще что-то такое, из-за чего почти забывалась сама скорбь — и чего никто все же не мог назвать. Тогда Бялик бросил в лицо своим обесчещенным братьям «Сказание о погроме». И открыл им, что это за чувство, имени которого они не знают.
Это был — позор. Более чем день траура, то был день срама: вот основная мысль этого удара молотом в форме поэмы.
Родилась эта поэма от невыплаканных слез, схороненных в глубине, перегоревших и ядовитых. В «Сказании о погроме» поэт так передает слова Бога, повелевшего ему сберечь непролитую слезу:
Ты сбереги нетронутой ее.Лелей ее, храни дороже клада,И замок ей построй в своей грудиПострой оплот из ненависти ада,И не давай ей пищи, кроме ядаТвоих обид и ран твоих, и жди.И вырастет взлелеянное семя,И жгучий даст и полный яду плод;И в грозный день, когда свершится время,Сорви его — и брось его в народ.
И Бялик это сделал.
Встань и пройди по городу резни,И тронь своей рукой, и закрепи во взорахПрисохший на стволах и камнях, на заборахОстылый мозг и кровь комками: ТО ОНИ…
И загляни ты в погреб ледяной,Где весь табун, во тьме сырого свода,Позорил жен из твоего народа —По семеро, по семеро с одной.Над дочерью свершалось семь насилий,И рядом мать хрипела под скотом:Бесчестили пред тем, как их убили,И в самый миг убийства… и потом.И посмотри туда: за тою бочкой,И здесь, и там, зарывшийся в сору,Смотрел отец на то, что было с дочкой,И сын на мать, и братья на сестру.И видели, выглядывая в щели,Как корчились тела невест и жен,И спорили враги, делясь, о теле,Как делят хлеб, — и крикнуть не посмели,И не сошли с ума, не поседелиИ глаз себе не выкололи вон.И за себя молили Адоная!И если вновь от пыток и стыдаИз этих жертв опомнится иная —Уж перед ней вся жизнь ее земнаяОсквернена глубоко, навсегда;Но выползут мужья их понемногу —И в Храм пойдут вознесть хваленье Богу.И, если есть меж ними коганим,Иной из них пойдет спросить раввина:Достойно ли его святого чина,Чтоб с ним жила ТАКАЯ — слышишь? С ним!И все пойдет, как было ….
И оттуда:
Введу тебя в жилье свиней и псов:Там прятались сыны твоих отцов,Потомки тех, чей прадед был Йуда,Лев Маккавей, — средь мерзости свиной,В грязи клоак, с отбросами сидели,Гнездились в каждой яме, в каждой щели —По семеро, по семеро в одной …Так честь Мою прославили превышеСвятых Небес народам и толпам:Рассыпались, бежали словно мыши,Попрятались, подобные клопам,И околели псами …Сын Адама,Не плачь, не плачь, не крой руками век,Заскрежещи зубами, человек,И сгинь от срама!
Уйди. Ты вечером вернись в их синагогу:День скорби кончился — и клонит понемногуДремота. Молятся губами кое-как,Без сердца, вялые, усталые от плача:Так курится фитиль, когда елей иссяк,Так тащится без ног заезженная кляча …Отслужено, конец. Но скамьи прихожанНе опустели: ждут. А, проповедь с амвона!Ползет она, скрипит, бесцветно, монотонно,И мажет притчами по гною свежих ран,И не послышится в ней Божияго слова,И в душах не родит ни проблеска живого.И паства слушает, зевая, стар и млад,Качая головой, под рокот слов унылых;Печать конца на лбу, в пустынном сердце чад,Сок выпит, дух увял, и Божий взор забыл их …
Нет, ты их не жалей. Ожгла их больно плеть —Но с болью свыклися и сжилися с позором,Чрезчур несчастные, чтоб их громить укором,Чрезчур погибшие, чтоб их еще жалеть.Оставь их, пусть идут — стемнело небо в звездах.Идут, понуры, спать — спать в оскверненных гнездах.
А завтра выйди к ним: осколки человекаРазбили лагери у входа к богачам,И, как разносчик свой выкрикивает хлам,Так голосят они: «Смотрите, я — калека!Мне разрубили лоб! Мне руку до кости»!И жадно их глаза — глаза рабов побитых —Устремлены туда, на руки этих сытых,И молят: «Мать мою убили — заплати»!
Молитесь нищие, на ветер всех сторонО милости царей, о жалости племен —И гнийте, как поднесть, и клянчьте, как поныне!
Что в них тебе? Оставь их, человече,Встань и беги в степную ширь, далече:Там, наконец, рыданьям путь открой,И бейся там о камни головой,И рви себя, горя бессильным гневом,За волосы, и плачь, и зверем вой —И вьюга скроет вопль безумный твойСвоим насмешливым напевом.
Оценивая поэму Бялика не только с художественной, но и с нашей, национальной точки зрения, Владимир — Зеев Жаботинский сказал: «Бялик нашел слово, которого недоставало, и это слово совершило чудеса: «Еврейская улица» до Кишинева и после Кишинева далеко не одно и то же. Позор Кишинева был последним позором.
