Хрупкое сердце - Янина Логвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туда, где в ее окне горит свет.
***
Алиса
Горячие струи воды, стекающие по плечам. Только они спасали меня в минуты, когда было особенно холодно и тревожно. И страшно от мысли, что завтра может не наступить.
Врач запретил горячий душ, но мой организм сам требовал и говорил, что ему нужно. Просил, когда леденели ноги и остывала кожа, – тепла. И я давала ему это тепло, брала оттуда, откуда получалось брать. Долго получалось. И он отплатил, я родила здоровую девочку.
Мнение врача было категоричным – рожать нельзя. Беременность нарушит кровообращение и нагрузит сердечно-сосудистую систему. Повысит риск развития сердечной недостаточности и изменит давление. Рост плода поднимет диафрагму, сместит положение сердца и для меня все может закончиться самым нежелательным образом…
Может, но не обязательно закончится.
Тогда я прослушала целую лекцию из возможных вариантов своего будущего, а услышала только одно.
Врач не мог запретить мне стать матерью.
Конечно, у родителей был шок. Их приемная дочь, с которой никогда не было проблем, в один момент удивила несколькими сюрпризами, и каждый оказался хлеще предыдущего. Они держались, как могли, но главное решение было за мной, и я его приняла.
Я выдержала.
Первые три года сама себе удивлялась, откуда брались силы, но у меня вышло. Я уехала к родителям своего отца в небольшой городок и там осталась, не бросая работу и находя новую. Я рано научилась заботиться о себе, чтобы не обязывать близких, а теперь научилась заботиться и о дочери. У нас все получалось… Да, тихо, понемногу, но мы стояли на ногах.
А потом вдруг не стало бабушки. Через год за ней ушел дед, и родители очень тяжело пережили эту потерю. А вместе с ними и я.
Чуда не случилось, я больше не обманывала себя: моё самочувствие ухудшалось и бежать от этого было некуда. Вернулся холод и боли в груди, но хуже всего – вернулся панический страх, от которого тело сковывало льдом. Теперь я боялась за двоих и вновь боролась с пороком в одиночку. Бросалась в тепло горячих струй, потому что никому не могла показать, как это страшно – всякий раз ждать, что боль не отпустит сердце. Понимать, что мне придется решиться на сложную и дорогую для моей семьи операцию, иначе Анечка останется одна.
Что будет, если Анечка останется одна?!
Об этом думать было хуже всего. Конечно, Ромка и родители ее не бросят, но…
Я знала, что всегда останется это «но», помня, как жила сама. Поэтому и вписала в свидетельство о рождении дочери фамилию ее отца, хотя семья это моё решение не одобрила.
Не осуждали, но тема Руслана в моей жизни еще долго была болезненной для всех нас. Особенно для брата, который так и не смог простить друга. Однако смирился, когда у него самого началась жизнь не менее яркая, чем у Марджанова.
Три года назад Ромка женился по большой любви, два года назад развелся и тут же женился вновь. Сейчас у него рос годовалый сын, родителям заботы прибавилось, и мы не часто виделись. Всего пару раз с тех пор, как месяц назад я насовсем вернулась в город и теперь обустраивалась с дочкой в новой квартире – небольшой, зато своей.
Я так надеялась, что у меня еще есть время…
Но сегодня всё полетело кувырком.
Не знаю, как дошла домой. Ноги не слушались, а сердце трепыхалось в груди, словно оно птица, попавшая в клетку. И взмах крыльев несет боль, потому что прутья клетки не разжать. Хотелось бежать, сначала от голоса Руслана, а потом и от него самого.
Не вышло.
Мы встретились, и он снова обжег меня собой, вернувшись в мою жизнь так же стремительно, как из нее исчез.
Я стою в ванной комнате, протягиваю непослушную руку и переключаю душ на верхний, медленно смывая шампунь с волос. Подставляю горячим струям сначала лицо, потом шею и плечи, чувствуя, что дрожь не отпускает даже под теплом воды. Сегодня я потратила больше сил, чем могла себе позволить, чтобы пережить нежданную встречу с Русланом, и, похоже, выплеснулась до дна.
Слезы текут сами. Я редко позволяю себе эту слабость и теперь, когда они уже пролились, не могу их остановить. Не такая уж я сильная, как пыталась казаться уже не парню – молодому мужчине, однажды признавшемуся мне в любви. И от себя не скрыть, что встреча меня потрясла.
Он не должен был меня целовать. После всего – не должен!
– Зачем? Ради бога, Марджанов, почему сейчас? Когда я поверила, что забыла тебя, и ты живешь, как хочешь? Как мне теперь говорить с тобой, когда проснулось всё, что должно было забыться? Как?!
Струи стекают по телу, закручиваются по ногам… Я протягиваю руку и выключаю воду. Тяжело вздыхаю, проводя рукой по волосам. Говорю тихо, обращаясь к себе:
– И что я теперь скажу Анюте?
Когда Руслан вошел в квартиру, я назвала его по фамилии. Да, забывшись, но дочка не могла ее не услышать. Я знала своего ребенка, она отметала все лишнее, что её не интересовало, но цепко выхватывала то, что привлекало внимание.
Мужчины по фамилии Марджанов в нашем доме еще не было, поэтому-то глазки дочки так загадочно и сверкали, внимательно глядя на меня, когда я укладывала ее в постель. Вот только сказать ей ничего не смогла. Только поцеловать и повторить, что люблю ее.
Больше всего на свете. Моё настоящее чудо. И услышать в ответ то, ради чего можно рискнуть даже собственным сердцем и совершить любые ошибки.
– Я тоже тебя люблю, мамочка. Сильно-сильно!
Я вытираю волосы – сушить их нет сил, обворачиваюсь полотенцем и выхожу из ванной комнаты. Она в квартире небольшая, и я всегда оставляю одежду в спальне, чтобы не напиталась влагой от моего общения с водой.
Прикрыв дверь, поворачиваюсь… и вдруг вздрагиваю всем телом, увидев в прихожей Руслана.
Глава 14
– Ох!
Он тоже мокрый, как я, но от дождя. Темные глаза блестят, скулы напряжены, а рот сжат. И только увидев меня, шагает ко мне.
– Алиса!
Ему хватает двух шагов, а я успеваю сделать вдох, когда его руки обхватывают меня и прижимают к груди. Он наклоняет голову и находит мои губы. Целует их жадно, потом лицо, волосы. Обнимает так, что не вырваться.
– Забери меня в свой мир, Алиска, – просит у уха, и шепот достает до
